Бешеный прапорщик - Зурков Игорь

   Через три минуты тряски по ухабистой разбитой дороге фон Штайнберг со своим другом были уже возле аэроплана.

   - Смотри, Генрих! Новая машина! Альбатрос С1! Скорость - сто сорок километров в час, поднимается почти на три с половиной тысячи метров! Скороподъемность и маневренность гораздо выше, чем у того же Авиатика, и это - при таком же моторе! Берет в полтора раза больше бомб, - почти сто килограмм, а, самое главное, - два пулемета, один из них - курсовой. Правда, пока ставят австрийские Шварцлозе, наверное, из-за недостатка наших Шпандау. Но, скажу тебе по секрету, говорят, что Фоккер у себя в Шверине придумал какую-то замечательную штуковину, которая позволяет стрелять сквозь винт, и мы, наконец-то, сможем вернуть должок и надрать задницу бриттам и лягушатникам! И, наконец, конструкторы все же сделали место летчика впереди. Теперь обзор ничем не закрывается в самый неподходящий момент! - Восторженный поклонник авиации, фон Шмеллинг готов был говорить о новом аэроплане бесконечно. - Я встречался с несколькими ребятами из нашей летной школы, отзывы о нем только хвалебные. Да и сам успел полетать немного. Это - не машина, это - верный и надежный товарищ, который понимает тебя с полуслова!

   - Лотар! Мне теперь долго не подняться в небо! - Гауптман говорил жесткими рубленными фразами. - Из-за этой чертовой истории с отрядом я теперь не скоро взлечу!..

   - Друг мой Генрих, как ты ошибаешься! Готов поспорить на бутылку хорошего французского коньяка, что ты сегодня же очутишься в небе. - С этими словами барон похлопал по крылу своего аэроплана.

   - Лот!.. Ты хочешь сказать, что...

   - Я хочу сказать, что самолет двухместный, а мне что-то не хочется сегодня больше сидеть за штурвалом. И я с удовольствием уступлю место тебе. Покатаешь меня? А, Генрих?..

   - Но... Если твоему начальству станет известно, что...

   - Эти зажравшиеся штабные крысы могут катиться ко всем чертям в Преисподнюю! Мне плевать на то, что они скажут, или подумают. Во всяком случае, Лотар фон Шмеллинг унд Лотецки всегда мог постоять за себя! И, насколько я помню, мой друг, Генрих фон Штайнберг, - тоже! Ты же - отличный летчик! Вспомни летную школу, - ты, я и небо!.. Кстати, я предусмотрительно захватил с собой второй пилотский шлем... Ну, так что, летим?.. Я думаю, что нам обоим не помешает небольшая прогулка перед обедом, которым, я надеюсь, ты угостишь своего старого друга. И не забудь про коньяк!..

   Через полчаса дозаправленный аэроплан был готов к взлету. Гауптман занял место пилота, фон Шмеллинг устроился сзади в роли наблюдателя. Водитель и автомеханик были привлечены в качестве наземного персонала.

   - Лот, заряди пулеметы!

   - От кого ты собираешься отстреливаться, Генрих? В небе давно уже нет ни одного вражеского аппарата, а коровы, к счастью, пока не летают.

   - Я хочу слетать на разведку. Мы зажали русских в клещи, но до сих пор не знаем их места базирования. Егеря и пехота вслепую прочесывают леса, мы теряем драгоценное время. С помощью твоей "птички" можно сделать это гораздо быстрее. Но им вряд ли понравится, если их обнаружат.

   - Хорошо!.. Это - те, из-за кого у тебя неприятности?

   - Да. До вчерашнего дня сомневался, теперь - знаю точно: это они! Подробно расскажу тебе за обедом...

   Прозвучали давно не слышанные, но до сих пор милые уху команды "Заводи!" и "От винта!", мотор затарахтел, прогреваясь. Фон Штайнберг проверил ход штурвала, работу рулей, осторожно тронул аэроплан с места, начал разбег... И через несколько мгновений ощутил ни с чем не сравнимое чувство радости от полета, когда они оторвались от земли. "Альбатрос" действительно был легким в управлении, моментально слушался малейших движений опытных рук на штурвале. Сделав пару кругов, чтобы окончательно освоится с аппаратом, гауптман направил "птичку" на северо-восток.

   Ветер радостно обдувал лицо, под крылом проплывали темно-зеленые пятна рощиц и лесов, поля, тонкие ниточки дорог. Справа вдали блеснула водная гладь реки. Гауптман развернул аэроплан в пологом вираже и взял курс на лес, в котором, по его мнению, мог разместиться русский отряд.

   Сзади, дотянувшись со своего места, его хлопнул по плечу Лотар, потом показал куда-то вниз и в сторону. Фон Штайнберг послушно довернул штурвал, одновременно снижаясь, чтобы получше разглядеть, что же привлекло внимание его друга. Увиденное заставило его напрячься. Внизу на вытянутой поляне группа егерей, судя по мундирам, вела перестрелку с кем-то, засевшем на опушке. А чуть дальше, невидимые для его солдат, сбоку подползали люди в форме российской армии. Взгляд гауптмана смог разобрать даже два ручных пулемета, уже установленные для ведения огня. Решение пришло мгновенно. Крикнув Лотару "Стреляй!", фон Штайнберг нацелился носом аэроплана на засаду. Сзади сверху, приглушенный мотором, раздался перестук пулемета. Заходя на следующий круг, гауптман подумал, что теперь для егерей вторая группа не будет неожиданностью. Повторный заход получился неудачным. Поняв, что успеха не добьются, русские отходили к лесу. Небольшой доворот штурвала, и прямо перед ним видны бегущие фигурки. Сзади снова заработал пулемет. Бегущие бросились врассыпную, кто-то пытался отстреливаться из винтовок, но попасть по летящему аэроплану было непросто. Впрочем, так же, как и с воздуха по маленьким и юрким человечкам на земле.

   Фон Штайнберг слишком увлекся охотой за бегущими, поэтому не сразу понял, какую ошибку он допустил. Прозрение пришло к нему лишь в тот момент, когда сильный удар сбоку в голову, подобный боксерскому, сорвал со шлема очки, и по лицу потекла горячая кровь. Опешивший гауптман промедлил одно мгновение, но его было достаточно, чтобы в середине бензобака, закрепленного на верхнем крыле, появилась маленькая дырочка, и в течение нескольких секунд вытекающий газолин воняющей аэрозолью обдавал обоих летчиков.

   - Генрих! Пора уходить! Топлива осталось совсем чуть-чуть! - Лотар пытался перекричать мотор, рискуя сорвать голос. - Тем более, ты - ранен! Поворачивай, уходим!

   Гауптман почти закончил разворот, как почувствовал сильный толчок в руку, отозвавшийся затем жуткой болью. Левое предплечье налилось свинцовой тяжестью, двигать им было очень мучительно, из раны на голове все текла и текла кровь, но фон Штайнберг понимал, что сейчас все зависит только от него. Поэтому, ругаясь сквозь стиснутые от напряжения зубы, вцепился в штурвал, держа курс на Лович. Кровь, заливавшая глаза, мешала ориентироваться в полете, но в левой руке он чувствовал только онемение, чередовавшееся с вспышками боли при малейшем движении, правую он не рисковал оторвать от штурвала, поэтому приходилось раз за разом наклоняться вниз, чтобы обтереть лицо о рукав кителя. Лотар сзади что-то кричал, но фон Штайнберг не мог разобрать слов, в мозгу билась только одна мысль: "Долететь!".

   Ему это удалось, скоро под крылом появились знакомые очертания станции. Гауптман сразу направил аэроплан к тому месту, куда садился Лотар. Земля надвигалась все ближе, все быстрей неслась под крылья. Толчок шасси вызвал мучительный прострел в раненой руке, от которого потемнело в глазах, но фон Штайнберг последним отчаянным усилием воли заставил себя сбросить газ, выдержать ровно штурвал, пока скорость не упала до пешеходной. Теряя сознание, он выключил двигатель, а потом его с головой накрыла темно-багровая волна боли и он провалился в небытие...

   Он не помнил и не чувствовал, как выскочивший на крыло Лотар отстегнул его ремень и помогал подоспевшим егерям осторожно доставать из кабины бесчувственное и податливое тело, как, сняв с него исковерканный пулей шлем, бинтовал голову своим белоснежным шелковым шарфиком, на котором тут же проступали кровавые пятна, как его везли на автомобиле, и шофер грязно ругался сквозь зубы каждый раз, когда наезжал на кочку, или попадал в рытвину, как маленький полноватый асистенцарцт Вальтрауб стоял возле стола с разложенными хирургическими инструментами, и, когда Штайнберга положили, неожиданно громким, жестким голосом скомандовал "Все - вон!", и даже обер-лойтнант Майер не рискнул с ним спорить... Даже когда доктор закончил с ранами на голове и на руке, гауптман лежал неподвижно и безучастно ко всему, его душа в это время была далеко, в детских воспоминаниях, когда маленький Генрих на деревянной лошадке размахивал жестяной саблей и спасал прекрасную принцессу от многочисленных разбойников и злых колдунов...

  *

   В голове постоянно крутится "Свадьба в Малиновке", точнее, - фраза дня от Попандопуло: "Сдается мне, что мы накануне грандиозного шухера!". Гансов в этом районе стало слишком много для нормальной жизни. Последний штрих - группа егерей, с которой сцепилась разведка, возвращавшаяся на базу. Немчура двигалась очень уверенно и, главное, - в правильном направлении. А самое интересное, - наши заметили среди зеленых мундиров цивильную одежонку. Это что получается, - нас сдает кто-то из местных?.. Решил подзаработать? Типа: бизнес, ничего личного? Или маленькая личная месть клятым кацапикам-москаликам?.. Да, ладно, это не столь важно.