Возвращение в Полдень - Евгений Иванович Филенко

женские версии. Вы никогда не играли в нирритийский покер? Можем устроить турнир. Или обсудить какую-нибудь театральную новинку. К примеру, «У вечности четыре конечности» в постановке дамы Элейн Лю-Ка-Шэн. У меня накоплен солидный фонд критических обзоров, каждый может быть озвучен его автором в вашем присутствии, а затем развернется дискуссия, где к вашему мнению благосклонно прислушаются. А как вам идея вокальных вечеров? Мы могли бы разучить пару-тройку несложных мюзиклов… Вы и не заметите, что эти забавные, общительные и неглупые существа на самом деле являются персонификацией единственного когитра по имени Абрахам Грей.

– Я потрясен разверзшимися перспективами, – деловито произнес Кратов. – Так что там насчет экскурсии, Эйб?

2

Транспорт для путешествий внутри эксаскафа выглядел как плод неизвестного экзотического растения: насыщенного кофейного цвета, вытянутый, обтекаемый, в металлокерамической неуязвимой скорлупе и даже не совсем правильной формы. Никакого уникального идентификатора он не имел и в неформальном общении с организаторами миссии, а также с когитром по имени Эйб, без большой выдумки фигурировал как «вимана». Кратову пришлось нырнуть в Глобаль, дабы выведать, что так в индийской мифологии называлась летающая колесница, божественное средство передвижения. Внутри виманы было тесновато, почти как во чреве Чуда-Юда-Рыбы-Кита, но зато имелся бар с прохладительными напитками и никто не вторгался в твои мысли с ироническими комментариями и внезапными телячьими нежностями. Эйб был постоянно на связи, вел себя обходительно, избытком заботы не докучал, хотя и предпринял было еще одну вялую попытку отговорить от рискованного по его мнению предприятия. Он справедливо предполагал, что вряд ли по мере удаления от исходного пункта экскурсии любопытствующего туриста ожидает разнообразие впечатлений. Внутренне Кратов был с ним согласен, но ему до смертушки обрыдло сидеть взаперти. Перед отправлением Эйб настрого наказал даже не пытаться достичь верхних границ мантии. Внятно изложенных причин было две: более сотни миль непрерывного подъема по опасному бездорожью, кавернам и пещерам, не все из которых были рационально обустроены под цели миссии; риск опоздать к ужину и на вечернее медицинское обследование, что совершенно, то есть абсолютно недопустимо.

Несмотря на мнимую неуклюжесть, на деле вимана оказалась чрезвычайно шустрым суденышком, не чуждым дерзких маневров в ограниченных пространствах. Поначалу Кратов пытался как-то управлять движением, но скоро прекратил это занятие, убрал руки с пульта и предался одобрительному созерцанию. Вимана сама выбирала маршрут, следуя неким скрытым указателям и предустановленным трассам. Иногда внимание Кратова привлекали темные боковые ответвления, выглядевшие порталами, ведущими к чему-то новому и захватывающему, но вимана намеренно ускоряла ход и проносилась мимо, словно бы упреждая ненужное внимание к особенностям внутренней архитектуры эксаскафа, которые посторонних не касались. Такое развитие событий Кратова не очень-то устраивало: он не терял еще надежды хотя бы отчасти изменить свой статус бесполезного груза на иной, если не активный, то вовлеченный в развитие миссии. Судя по сочувственным и одновременно насмешливым репликам Эйба, шансов на то не было никаких.

Вимана перемещалась в горизонтальной плоскости, прилежно соблюдая установленные для любопытствующих пределы. Ничего не менялось снаружи, ничего не происходило. Можно было потратить пару месяцев и обогнуть планету по внутреннему периметру, но вряд ли картинка изменилась бы. Тот же грубо обработанный камень, те же сходящиеся под острым углом своды, тот же сумрак, упругий, как черничное желе.

«Нет, это невыносимо», – подумал Кратов.

– Стоп! – внезапно приказал он злобным голосом.

Вимана повиновалась.

Он и сам не знал, зачем это сделал. Как будто что-то толкнуло его под сердцем.

Не так уж сильно он удалился от убежища. «Длинное сообщение» больше не владело его сознанием, не диктовало верные шаги, не оберегало от неверных.

И все же…

Рука сама собой вскрыла плотную ткань легкого скафандра, скользнула в нагрудный карман «второй кожи». Какой-то засохший листок, память об очень давних приключениях. А вот еще: клочок хрусткой бумаги с каракулями на непонятном языке. Наверное, когда-то это имело значение, было важным, а сейчас всего лишь недвусмысленно указывало на необходимость избавляться от мусора в карманах и воспоминаниях. Всё не то.

Пальцы зацепились за петлю тонкой металлической цепочки и вытянули на свет плоскую фигурку из черного дерева. Свернувшийся дракончик, амулет темного назначения. Теплый на ощупь, даже слишком теплый. Наследие канувшей в историю планеты Финрволинауэркаф. Единственный предмет, который был здесь дома.

Кратов закрыл скафандр, натянул маску и капюшон. Демонстративно шурша невидимыми изолирующими перегородками, вимана отделила его от от обитаемой части кабины, поместила внутрь нейтральной зоны и наконец выпустила наружу.

Он стоял в темной каменной трубе подземного коридора, вдыхал отфильтрованный воздух, сухой и безвкусный, и медленно озирался. Что произошло? Зачем он здесь? Он бывал в этой части планеты полтора десятка лет тому назад?

Вимана своевольно и очень кстати откликнулась на его невысказанное желание. Кофейного цвета скорлупа превратилась в средоточие тысяч и тысяч маленьких прожекторов, лучи которых вонзались в вязкий сумрак подобно иглам громадного феерического ежа.

…Когда-то здесь были собраны картины, множество картин разных эпох и стилей. Часть прекрасно сохранилась, часть выцвела и осыпалась. Все они были безумны, одна безумнее другой. И здесь же была обнаженная зеленокожая женщина с тремя глазами и руками, одетыми в чешую. «Картина называется „Сон угасшего чувства“, – сказал иовуаарп, которого они с Рашидой встретили в Тауматеке. – И автор тоже известен»…

Теперь каменные стены и своды были пусты. К опасной миссии с неясным исходом основательно подготовились. Забрали с обреченной планеты все, что представляло хотя бы малейшую культурную ценность. На Земле, в Тауматеке, хранилась реплика пещерной русалки. Оригинал, надо полагать, нашел постоянное пристанище в какой-нибудь респектабельной экспозиции звездной системы Эаириэавуунс, где ему и следовало находиться по праву первородства.

Идти – я не иду к тебе…

И вот скитаюсь

по стезям сновидений…

На рукаве моем – что же:

роса ль с пространств небес?[43]

«С чего я вообще решил, что русалка была именно здесь?» – недоумевал Кратов, крутя в пальцах амулет, тепло которого ощущалось даже сквозь перчатки.

3

– Эйб, я хочу побольше узнать о корабле.

– Но, Консул, вы знаете о нем больше, чем кто-либо другой.

– Кое-что, когда он был планетой. Обычной планетой, хотя и изрядно чокнутой. Теперь планета обратилась в то, для чего была создана изначально. Она всегда была кораблем. Так вы расскажете?

– Разумеется, Консул. Я даже не стану уточнять, чем вызван ваш внезапный интерес на шестой день полета.

– Я любознательный. Разве вас не предупреждали?

– Меня вообще ни о чем