Красавица и босс мафии - Лола Беллучи

и я медленно касаюсь набухшего узелочка. Мой палец медленно скользит вверх и вниз.

— Пожалуйста, Дон, пожалуйста! — Просит она, закрывая глаза и поддаваясь медленной пытке, пока не собирается кончить снова.

Я останавливаюсь.

— А что еще?

— Я застряла с ними, — добавляет она, и я медленно ввожу два пальца в ее совершенно роскошную дырочку. Габриэлла задыхается от ритмичного вторжения и приподнимает бедра, но не может сдвинуть их навстречу моим пальцам.

— Витторио… — Мое имя звучит на ее губах как мольба, когда она пытается установить контроль над своим дыханием и снова и снова терпит неудачу.

— Что еще, малышка? — В ответ она отрицательно качает головой, что заставляет меня прищелкнуть языком. — Я могу делать это весь день, Габриэлла. — Это должно быть угрозой, но для меня это звучит как обещание удовольствия.

Я ускоряю движения пальцев и тянусь к ней другой рукой, крепко сжимая ее пышную грудь. Габриэлла сверхчувствительна и перевозбуждена, но мне хватает всего трех глубоких толчков, чтобы остановиться, потому что ее стенки пульсируют, сообщая, что она вот-вот кончит.

Ее рот издает отчаянные хрипы, пот пропитывает ее кожу и капает на простыни, а каждый сантиметр ее кожи покрывается мурашками. Мне нравится все. Запах, звуки, ощущения, пронизывающие мой позвоночник, контроль, но больше всего — ее. Мне нравится, что она находится под моим абсолютным и безоговорочным контролем.

Мои яйца болят, а передняя часть трусов полностью промокла от спермы, но мне все равно. Я наклоняюсь к ногам Габриэллы и нежно облизываю красные, набухшие складочки. Ее реакция еще более неконтролируема, чем когда лизание было интенсивным.

— И они унизили меня! — Кричит она, наконец-то дойдя до той точки, когда невозможно терпеть, до той, когда даже мысль о том, что я могу остановиться, становится невыносимой. — Твоя мать устроила мне засаду. Там было много женщин из мафии, они унижали меня. — Каждое признание прерывается стоном, вырывающимся из глубины ее горла. Однако, когда она замолкает, я перестаю лизать.

— Я все тебе рассказала. Пожалуйста, сэр! Пожалуйста! — Я поднимаю глаза и вижу, что ее лицо испещрено дорожками слез.

— Правда? — Спрашиваю я, все еще склоняясь над ее бедрами. Она подтверждает, неистово тряся головой. — Почему, Габриэлла?

— Почему что?

— Почему ты не отреагировала? — Спрашиваю я, и она снова бешено качает головой, теперь уже отрицая это. — Почему? — Габриэлла сжимает зубы, словно боится, что слова сорвутся с ее губ без ее разрешения.

Я щелкаю языком и поднимаю позвоночник. Я убираю пальцы из ее тела и продолжаю нежно ласкать пальцами ее киску. Медленные, нежные ласки большого пальца на ее клиторе заставляют Габриэллу извиваться всем телом, не утруждая себя принудительным снятием ограничений, что только усиливает ее удовольствие, ведь моя девочка любит боль.

— Почему, Габриэлла? — Снова спрашиваю я, просовывая три пальца глубоко в ее горячую плоть и готовый мучить ее, удерживая их внутри, но она наконец сдается.

— Потому что я ничтожество!

ГЛАВА 50

ГАБРИЭЛЛА МАТОС

Я — неконтролируемый набор оголенных нервов. Мои вытянутые руки и ноги, мое горло, моя киска, все жжет, болит и горит. Из уголков глаз текут густые слезы, и я не знаю, от чего это происходит, от удовольствия, от разочарования, от тяжести, которую навалили на мою задыхающуюся грудь только что выкрикнутые слова, или от чего-то еще. Но все же, наверное, я сделала что-то правильно. Должно быть, я сказала что-то правильное, потому что Витторио наконец стягивает боксеры, освобождая свою эрекцию. Он прижимает одну руку к моим бедрам, а другой направляет свой твердый член к моему входу.

Пристально глядя на меня, дон вторгается в меня с силой, с которой я уже готова была сказать что угодно, признать все, что он захочет услышать, лишь бы получить это. Я закатываю глаза и открываю рот, крича во всю глотку от этого вторжения.

Витторио врезается своими бедрами в мои, и путы на моих запястьях и лодыжках делают все еще более интенсивным, потому что я не могу прикоснуться к нему, не могу двигаться, не могу ничего сделать, кроме как принять на себя основную тяжесть его толчков и принять всю его силу с удовлетворением, проносящимся через мое тело в поисках выхода, который может быть найден только в наслаждении, которого мне не дают.

— Почему. Ты. Пошла. На гребаное чаепитие. Габриэлла? — Каждое из этих слов прозвучало с большей силой, чем предыдущее.

— Потому что твоя мама пригласила меня! — На этот раз я отвечаю торопливо, напуганная перспективой того, что он остановится, если я задержусь, и я не смогу этого вынести. Я просто не выдержу, если он остановится.

— И?

Витторио наклоняется ко мне, почти прижимая наши тела друг к другу и усиливая пытку тем, что подносит свое лицо так близко только для того, чтобы это было еще одной вещью, в которой мне отказано. Рука, лежавшая на моем бедре, скользит к шее, мягко надавливая на нее, но дышать и так было трудно, а теперь это становится практически невыполнимой задачей.

— Я… я никто! Она твоя мать, и она лучше меня! — Мои крики захлебываются от нехватки воздуха, превращаясь в приглушенный шепот.

Сила, которую я вкладываю в слова, соответствует уровню моего отчаяния, хотя громкость, с которой они звучат, и близко не выражает эту реальность.

Каждое соприкосновение наших бедер — провокация. Каждый отказ Витторио поцеловать меня — наказание. Каждая капля удовольствия, которую доставляет мне его член, сильнее, чем когда-либо прежде. Каждый удар его таза о мой сотрясает все мое тело, сотрясая грудь и заставляя суставы чувствовать, что они вот-вот треснут.

— Почему ты пошла, хотя знала, что будешь там одна, Габриэлла? — Спрашивает он, неустанно мучая меня своим членом и ответами, которые я не хочу давать.

Пот стекает бисером с его лба, груди и торса и капает мне на живот и ноги. Запах секса пропитывает воздух вокруг нас, делая его тяжелым, не давая возможности вырваться из этой гнетущей атмосферы, даже если бы у меня было хоть какое-то желание, но я не делаю этого.

— Потому что я глупая! — Я выдыхаю очередную правду, которую я бы держала в себе вечно, если бы бедра Витторио не заставляли меня ее произнести.

Он крутит бедрами, трется о мои стенки, достигая мест, о существовании которых я и не подозревала, в моей киске, уводя меня дальше по пути к оргазму, чем я считала возможным. Кончить. Мне нужно кончить больше, чем дышать, и мое зрение начинает закрываться из-за нехватки воздуха.

— Почему ты позволила им унижать себя? — На