Ярмо Господне - Иван Катавасов

Однако рыцарь Патрик почел за благо заранее дезавуировать сверхнеблагоприятные глобальные предсказания, поступив доблестно и благородно. Притом нерационально, без малейшей политической выгоды для себя самого, в противоположность естественным нуждам фракционной борьбы.

Тем самым он фактически уступил место у кормила орденской власти быстро сплотившейся политической группировке бюрократов-модераторов, чего ему никогда не простят коллеги техногностики и нипочем не забудут записные неприятели из числа кондовых ноогностиков.

Полутонов идеологизированная спектральная политика не терпит. Белое и черное, свет и тьму по социальному модулю не взять, когда они уравновешивают друг друга на концах Коромысла Дьявола.

Поэтому открыто критиковать и порицать рыцаря Патрика никто не смеет. Он четко следует духу и букве орденского символа веры, выполняя свой долг и рыцарское предназначение.

Вместе с тем, перефразируя советского классика-юмориста Михаила Зощенко, отметим: против Патрика Суончера очень многие благородные дамы харизматички и господа харизматики затаили в душе некоторую грубость и кое-какое простонародное пейзанское хамство.

Камень за пазухой политкорректно полагается держать втихомолку и никому в деревне не показывать. И ни в коем разе не доставать его преждевременно, Настасья моя Ярославна.

Вам сие ясно, ежели за нашей деревенской околицей беленькое чернеется, а черненькое белеется, сударыня-барыня?

— Это шутка, сударь мой?

— Более или менее. В особенности, если учесть, что в большинстве поступков рыцаря-адепта Патрика я вижу чисто религиозную мотивацию. Участие в сиюминутных скоропортящихся политических игрищах он нынь рассматривает как недопустимый грех.

Коли согрешил, допустим, бес попутал — кайся, пока не поздно. Авось грехи замолить удастся.

Правильно однажды сказал рыцарь-зелот Павел: если где-то когда-то двое собираются не во имя Божье, но одной политики ради, то третьим к ним идейно присоединяется сам Дьявол.

Основной вопрос всякой идеологии есть политическое соотношение дьявольского материала и духовных божественных основ. Иначе говоря, насколько, каким образом в каждом конкретном случае соотносятся степень и мера применения субстанционального и спиритуального к объективной реальности.

Тождественным методом уровень разумности, приближающей того или иного человеческого субъекта к трансцендентному апофатическому Богу, мы в состоянии определить по шкале, простирающейся от абсолютной духовной веры до относительного материального безверия, взятого в аналогиях катафатического богословия…

…В нашем сверхрациональном понимании Бог не есть антропоморфное существо, личность, особа. Но основополагающая сущность, первопричина, начало всяческих начал как духовных, так и материальных, что составляют в людях истинный образ Господень…

Рыцарь Филипп, уделив должную минуту теургической паузе-цезуре, подумал немного и решил не перегружать в эйдетическом восприятии даму-неофита Анастасию концепцией религиозной социально-политической инженерии, выдвинутой рыцарем Павлом. Вместо этого он обратился к рациональным и риторическим аргументам, доводам, силлогизмам, столь любимым ее прецептором рыцарем Патриком:

— …Всякая политика, моя кавалерственная дама, как сфера социального взаимодействия, оформленная организацией государственного управления, по-всячески страдает конъюнктурностью, оппортунизмом и гуманистичностью. В политическом понимании благо может быть лишь материалистическим явлением, но отнюдь не духовной идеальной составляющей многозначного и многообразного бытия рода людского.

Любая политика, политические веяния, деяния, авторитарные повеления правителей либо демократически принятые законы скоротечны, преходящи в обыденной суете сует и всяческой суете. Политика апостериорно создается людьми и систематически направлена на удовлетворение их материальных потребностей. От того скоропалительные людские политические идеи, экономические помыслы, управленческие замыслы априорно по существу материальны и бездуховны.

Вспомним хотя бы руководящую гуманерию великогерманского нацизма о жизненном пространстве для немецкого народа, этнически противопоставленного прочим человеческим сообществам. В том же ряду располагалась гуманистическая забота правящей коммунистической камарильи СССР о неуклонном росте благосостояния советских людей, являвших собой отдельную административно-политическую общность. Сюда присовокупим же бездуховную гуманитарную идею североамериканских демократических президентов о США как об уникальном государстве всеобщего благоденствия, ведущего внутреннюю войну с бедностью, в то время как остальной внешний мир пусть вам проваливается в тартарары.

А возьмем раздающиеся тысячелетиями вроде бы духовно-религиозные, но на самом деле циничные политические призывы раздавать частное имущество бедным. В тенденциозно отредактированных евангельских логиях и в эктометрической религиозности этот идеологический тезис нашел отражение в материалистическом противопоставлении будто бы греховного богатства и якобы добродетельной бедности. Причем на практике из него политически следует и весьма логично воздается хвала не только материальной уравнительной скудости, но и превозносятся духовная нищета, безграмотность, поскудоумие, невежество, огульно, бездумно порицающее, уничижающее книжную и письменную премудрость.

Как видим, политика вездесуща и настырно проникает в различные уголки людского бытия, поскольку выявляется естественным природным сатанинским способом сопряжения всего индивидуального и коллективного, частного и общего, отдельного и группового.

Какая-либо политика всегда есть спорадически, стохастически складывающаяся организационная форма материальных взаимоотношений между людьми в группе, становясь бездуховным содержанием рода людского. Например, содержимое помыслов еретиков милленариев о тысячелетнем царстве на земле, кощунственно названного ими божьим, равнозначно злодейским замыслам нацистов о тысячелетнем рейхе.

В Первородном Грехе Творения политическая власть и политика всегда от Дьявола, но не от Бога. Ибо людям — мирское, Богу — богово.

Человек есть животное политическое, dzoon politikon, некогда провозгласил Аристотель Стагирит, тем самым любомудро определив, что люди живут в обособленном городе-полисе подобно стаду животных, озабоченных лишь проблемами плоти, но не духа в обществе себе подобных.

Аристотель и языческие философы не усматривали различий между политическим и социальным, то есть общественным. Они ставили знак равенства между обществом и государством, если граждане населяют города-полисы, владеющие окрестными землями.