След костяных кораблей - Р. Дж. Баркер

чем она успела продолжить, возник оглушительный шум – ничего подобного Джорон прежде не слышал. На фоне громкого щелканья хлыста звучали жалобные крики напуганного ветрогона, который испытывал боль. Джорон обернулся и увидел приближавшуюся стаю ветрогонов, маленькую группу говорящих-с-ветром, а вокруг них – большое количество лишенных ветра. Впереди шел Тассар, рядом с ним шагала Жрица Старухи, державшая в руках хлыст. Именно в ее сторону сейчас направлялась Миас, спешившая изо всех сил. Джорон последовал за ней. Жрица Старухи снова подняла хлыст, и ветрогоны попытались отскочить подальше от нее, но им не позволили злобно верещавшие лишенные ветра.

Хлыст не опустился.

Миас сжала кисть Жрицы Старухи – очевидно, ее хватка перестала быть железной, как раньше, но сил оказалось достаточно. Жрица Старухи резко к ней повернулась – она была примерно ровесницей Миас, но с меньшим количеством шрамов и не так устала от жизни.

– Как ты посмела поднять на меня руку? – прошипела Жрица Старухи.

– Ты больше не станешь пускать в ход хлыст, – сказала Миас.

– Они понимают только боль. – Она еще не закончила предложение, как другая рука Миас, сжатая в кулак, ударила Жрицу Старухи в лицо, и та упала на гнилой джион.

Хлыст остался у Миас.

– Далее мы обойдемся без хлыста, – сказала она.

– Как ты смеешь? – возмутилась Жрица и поднесла руку к окровавленному носу. – На нас запрещено нападать.

– Без хлыста, – повторила Миас. – И не заставляй меня преподать тебе еще один урок, мой опыт подсказывает, что такие, как ты, понимают только боль. – Жрица Старухи смотрела на нее до тех пор, пока к ним не подбежали Гесте, Квелл и Тассар. Миас сделала шаг назад. – Я установила кое-какие правила, – сказала она, бросила хлыст на землю и отошла в сторону.

Квелл и Избранник помогли Жрице Старухи подняться, Гесте молча наблюдала за происходящим. Джорон с удовлетворением отметил, что хлыст остался лежать в грязи.

Ветрогонов длинной дорогой вели Тассар и лишенные ветра. Предполагалось, что они будут идти всю ночь. Люди двинулись через лес, пробираясь между яркими разноцветными стволами, разрубая извивавшиеся, толщиной с руку, лианы вариска, пока не оказались в лагере носильщиков, где Джорон останавливался по дороге в Бернсхъюм.

– Мы разобьем лагерь здесь, – сказала Гесте. – Супруга корабля, несомненно, нуждается в отдыхе.

– Я могу идти дальше, если у вас есть такое желание, – сказала Миас, хотя Джорон не сомневался, что сил у нее не осталось.

– Ну а я с радостью отдохну, – вмешался Джорон. – Одноногому трудно ходить по крутым горам.

Миас посмотрела на него – появилась ли благодарность в ее единственном глазу? Внезапно Джорон понял, что больше не может этого выносить, не может видеть ее такой, смириться с тем, что первое чувство, которое у него возникает, когда он ее видит, – жалость. Он повернулся и подошел к краю горы, чтобы взглянуть на Бернсхъюм. В умиравшем сиянии дня фонарщики зажигали в городе свет, и лишь круг сплошной темноты указывал на часть Бернсхъюма, необитаемую из-за яда кейшана. Джорон с трудом различал массивный труп, лежащий в гавани и уходящий в открытое море. Когда-то великий кейшан, убитый одним из сородичей, доставленный сюда людьми, частично самим Джороном, теперь медленно разлагался, и тьма расходилась от него во все стороны, убивая все, что подходило слишком близко. Джорон почувствовал, что к нему подошла Миас. Он услышал ее шаги – не такие уверенные, как прежде. Она утратила существенную часть своей силы.

– Какой ужас мы принесли людям, Джорон, – тихо сказала она.

– Я стараюсь о них не думать, но да, то, что я сотворил, наполняет меня отвращением. Я смотрю на все это и не знаю, смогу ли когда-нибудь исправить, – ответил он.

– Ты не сможешь, Джорон. Ты принял решение в разгар сражения. Правильное или нет – мы никогда не узнаем.

– Я понимаю.

– Но не ты притащил сюда тело кейшана. – Она посмотрела на гавань. – Они могли оставить труп в море. Или, когда поняли, что дети палубы умирают, переправить его в обдирочный двор по другую сторону Шипсхъюма. – Она вздохнула. – Да, именно ты начал эту историю. Но не ты ими командовал, и теперь тебя угнетает то, что произошло. Ну уже само по себе совсем неплохо.

– Я ничуть не лучше, чем твоя мать или Каррад, которые отправляли тех, кто находился на грани смерти, в цистерны, надеясь сохранить и приумножить свою власть, – сказал Джорон.

– Нет. – Неожиданно в голосе Миас появилась серьезность. Она к нему повернулась, и Джорон на нее посмотрел. – Все не так, Джорон. Не позволяй убедить себя в противоположном. Ты принял решение во время сражения, сгоряча. Жестокое и трудное. А то, что делали моя мать и Каррад, было хладнокровным и расчетливым. – Она подняла руку, показывая, какими неровными стали ее пальцы, – не все ногти выросли снова.

– Если бы ты сломал мне руку в сражении, я бы проклинала тебя, но поняла. Даже пытки ради получения ответов я могу объяснить. Но то, что сотворили они? – Миас повернула руку и посмотрела на ладонь и искривленные пальцы. – Они действовали хладнокровно и безжалостно, Джорон. Они узнали от меня все, что хотели, но не остановились. – Она опустила руку. – То, что сделано в отчаянии, может быть ужасно, но все, что совершается по холодному расчету, – это зло. Во всяком случае, я считаю именно так.

– Я не уверен, что те, кого я отправил на виселицу, с тобой согласятся, – ответил Джорон.

– А также жертвы моих рейдов, которые я совершала по приказу матери, или похищенные мной дети, – тихо сказала Миас. – Но мы должны предстать перед судом Старухи и надеяться, что эти несчастные у ее огня нас простят. Ужасные деяния, Джорон, часто совершаются без раздумий. Мы учимся и становимся лучше. Но тех, кто отказывается учиться или охотно творит страшные вещи, следует бояться и останавливать. – Она посмотрела через плечо. – Я думаю, сейчас Каррад стал одним из таких людей, и его окружают подобные ему злодеи. – Она посмотрела на Джорона. – Я могу изменить то, чем я была, то, что со мной сделали, нельзя исправить. Но мне по силам отдать все, что у меня есть, чтобы не допустить повторения кошмаров, – и мир не должен ждать от меня большего.

– Твоя мать… – начал он.

– Это больно, Джорон. Мне кажется, я только сейчас начала видеть, какой она была на самом деле. – Миас опустила голову. Сделала глубокий вдох. А потом подняла взгляд. – Но пойми правильно, что она сотворила. Смерти людей, которые никак не могли ей помешать. Если бы я захватила Бернсхъюм, то сама отвела бы ее