На службе Отечеству - Александр Алтунин

Вот наконец мы у подножия проклятой горы. Видимость плохая: снегопад не стихает, ориентиров никаких. Указываю командирам взводов азимуты движения. Уверен, что до крупного населенного пункта, который растянулся вдоль дороги на Коктебель, мы не встретим ни одного фашиста. При мысли, что они, забаррикадировавшись в своих норах, сидят в тепле и блаженствуют, возникло такое нестерпимое желание поскорее выкурить их на мороз, что-ноги помимо воли понесли меня вперед, вслед за дозорами. Посиневший от холода Митрофан Васильевич вприпрыжку поспешает за мной, хрипит простуженным голосом:

— Командир! Куда тебя несет нечистая сила? Не зарывайся. Помнишь, что говорил Чапаев? Где должен быть командир, когда обстановка неясна?

Я молча ускоряю шаг. А когда щеки политрука порозовели, останавливаюсь и, не удержавшись от смеха, говорю:

— Прав был Василий Иванович, дорогой вы наш политический руководитель, командиру никогда не следует соваться поперед батьки. И раз вы, я вижу, уже оттаяли, так теперь можно и приотстать немного.

Отдуваясь и вытирая шапкой лоб, Абраменко рассмеялся:

— Ну и хитрец ты, Александр Терентьевич, совсем меня запарил, хоть шинель сбрасывай…

Справа от шоссе, где должен быть поселок Ближняя Байбуга, раздалась ожесточенная пальба. "Наткнулись на фашистскую оборону, — мелькнула мысль. — Теперь их не выкурить из тепла на мороз, будут драться до последнего". Неожиданно по цепи прокатилось:

— Танки с тыла! К бою!

Роты одна за другой развернулись фронтом к Феодосии. Залегли. Внимательно оглядев горизонт, обнаруживаю танки. Они движутся из города. Чьи? Сквозь снежную пелену определить трудно. Судя по всему, наши. А вдруг фашистские? С тревогой поглядываю на бойцов. По опыту знаю: победить танкобоязнь нелегко. Однако моя тревога напрасна: ни один боец не дрогнул. Когда танки подошли ближе и мы смогли хорошо разглядеть их силуэты, я с облегчением вздохнул: советские Т-34! Вот и танкисты обнаружили нас. Передовой танк остановился. Машины, шедшие чуть позади, поравнялись с ним и тоже встали, угрожающе поводя пушками. Но пехотинцы разглядели красные звезды на башнях и с радостными возгласами вскочили, бросились к танкам. Танкисты откинули люки, выпрыгнули из машин. Пехотинцы окружили их, подхватили ца руки и стали подкидывать вверх.

Вырвавшись из объятий, один танкист крикнул:

— Кто здесь старший?

— Я! — откликнулся Николаенко и, шагнув навстречу танкисту, громко назвал себя: — Командир третьего батальона шестьсот тридцать третьего стрелкового полка сто пятьдесят седьмой стрелковой дивизии капитан Николаенко!

— Командир танкового батальона двести тридцать шестой стрелковой дивизии капитан Костенко! — представился танкист и с такой силой стиснул протянутую комбатом руку, что тот невольно поморщился от боли.

— Ладонь мою пожалей, медведь косолапый, — попытался улыбнуться Николаенко, вырывая руку. — Чем я оружие буду держать, зубами, что ли?

Костенко объяснил, что его батальон будет вместе с нами наступать на Старый Крым. Капитан Николаенко познакомил его с обстановкой. Весть о прибытии танкистов обрадовала утомленных бойцов. Они увереннее двинулись на запад. Однако вскоре танки повернули на восток ц скрылись за белой завесой снегопада. От Николаенко мы узнали, что командир танкистов получил но радио приказ поспешить на помощь 716-му стрелковому полку майора Калинина. К нам танки уже не вернулись.

Справедливо утверждают, что слухи распространяются быстрее, чем телеграфные сообщения.

— Ты слышал? Говорят, фашисты зашли нам в тыл. Семьсот шестнадцатый полк уже окружен, — сказал здоровяк Будкин тщедушному, спотыкающемуся от усталости Мигуле.

Сержант Малышко молча сорвал с Будкнна шапку, схватил его своими пальцами-плоскогубцами за ухо и, трижды пригнув ему голову к земле, сердито рявкнул:

— Не учил тебя батько не брехать? Так я тебя, дубина стоеросовая, поучу…

— Ой, ой! — взмолился боец. — Отпустите, товарищ сержант, ей-богу, больше не скажу ни слова.

— Смотри, Будкин, — Малышко погрозил пальцем, — еще раз услышу брехню, оба уха начисто оторву.

У верзилы Будкина был настолько пристыженный и по-детски обиженный вид, что Мигуля, а за ним и остальные бойцы весело рассмеялись.

— Говорил я тебе, — поучал пострадавшего тихий, рассудительный Лотков, — поменьше трепи языком: вот и схлопотал за распространение панических слухов.

— Ну ты, гужеед, помолчи, — сердито замахнулся на него Будкин, — а то получишь.

— Но-но, ты, Будкин, не хорохорься, — спокойно осадил товарища Лотков, — радуйся, что легко отделался, а то и под трибунал за такие штуки угодить можно. На войне, брат, слухи распускать — врагу помогать. А гужеедом ты, может, скорее моего земляка станешь, не покорми тебя ден десять.

Гужеедом Лоткова прозвали после того, как однажды в минуту откровения он рассказал, что в их деревне в голодный год один крестьянин до того дошел, что украл у богатого соседа кожаные гужи, разрезал их на мелкие кусочки и сварил.

— Тише! — прервал перебранку Бочков. — Слышите?

Все остановились, прислушались. Где-то позади поселка Ближняя Байбуга, в котором, как сообщил комбат, уже находились батальоны стрелкового полка майора Калинина, нарастал шум боя: доносились глухие разрывы мин, резкие выстрелы полковых пушек, пулеметная и ружейная перестрелка. Вдруг из снежной завесы на полном скаку вынеслась лошадь, позади которой, чудом не опрокидываясь, высоко подпрыгивала походная кухня, оставляя за собой густой шлейф дыма. Садящий рядом с ездовым повар левой рукой вцепился в поручень сиденья, а в правой держит перед собой, словно казак пику, большой черпак на длинной ручке.

Комсорг Гриша Авдеев, заметив стремительно приближавшуюся кухню, насмешливо крикнул:

— Ну пропали фрицы, если даже безобиднейший и тишайший наш повар самолично пошел на них в атаку!

— Стой! Куда ты, дуролом? Стой! — Митрофан Васильевич, широко раскинув руки, преградил путь скачущей лошади.

Но ее, видимо, было не остановить. Она летела на политрука, и, казалось, несчастье не предотвратить. Вдруг политрука заслонила мощная фигура Малышко. Он подпрыгнул, уцепился за хомут и всей тяжестью тела повис на взмыленной лошади. Она рухнула на колени, завалилась на правый бок, опрокинув кухню. Ездовой и повар, по инерции перелетев через лошадь, зарылись лицами в пушистый снег. Повар так и лежал, не выпуская из рук черпак. Со всех сторон сбежались бойцы из взвода Украинцева. Перевернули на спину ездового и повара, поставили на колеса кухню, подняли дрожащее каждой жилкой животное. Все оживленно обсуждали неожиданное происшествие и радовались избавлению политрука от неминуемой смерти. Тем временем виновники происшествия, ошеломленные неожиданным сальто-мортале, пришли в себя. К счастью, они отделались ушибами.