Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 2 - А. Велидов (редактор)

В заключение могу добавить, что «Тактический центр», насколько мне известно, никаких практических вопросов текущего дня не обсуждал, так как по его структуре это вовсе не входило в его задачи, ибо, как я уже сказал в своем показании от 20 февраля, каждая из представленных в нем организаций продолжала жить и действовать совершенно обособленно, а потому все, по крайней мере при моем участии, обсуждавшиеся вопросы носили общий, отвлеченный характер. Но именно такого рода вопросы вполне естественно и должны были занимать больше всего внимание представителей разных политических групп, ибо совместное решение этих вопросов только еще налаживалось после долгого периода разобщенности и даже некоторой враждебности этих групп.

2) О том, какие вопросы были предметом обсуждения «Совета московских совещаний», я могу мало что добавить к своему показанию от 20 февраля. «Совет» в своей работе все время не упускает из вида ту задачу, которая при самом образовании «Совета» была на него возложена совещанием: выработка программы, могущей объединить вокруг себя по возможности более широкие круги государственно мыслящих элементов страны. К обсуждению отдельных частей этой программы «Совет» считал необходимым подходить лишь после тщательного изучения фактического положения вещей, полагая, что все мероприятия, декретированные Советской властью, внесли столь много существенно нового в весь строй государственной жизни, что игнорировать этого не следует. Было производимо изучение строя советского управления, порядка разрешения проблем продовольствия, социального обеспечения, охраны труда и др. Делались сводки декретов, составлялись конспекты, отдельные краткие доклады, которые и бывали предметом обсуждения «Совета».

Много времени (несколько заседаний) заняло обсуждение возможности тактического соглашения с «Национальным центром» и «Союзом возрождения» после продолжительного периода полной разобщенности и даже враждебности.

Наконец, также все вопросы, указанные мною в первом пункте настоящего показания, бывшие предметом совместного обсуждения представителей разных политических групп, первоначально обсуждались и «Советом». Помнится, что вопросы об отрицательном отношении к выступлениям русского комитета в Париже, о недопустимости какого-либо военного выступления в Москве возникли в «Тактическом центре» и решены были им по инициативе «Совета».

Итак, практической работой «Совета московских совещаний» была разработка его программы – политической и экономической, но работа эта не велась сколько-нибудь систематически, и можно сказать, что были лишь обсуждены и намечены главные ее основания.

3) Из всего выше изложенного ясно, что «Совет московских совещаний» не входил, и не имел даже повода, в обсуждение каких-либо вопросов, касающихся какой-либо военной организации. Как я уже показал в п. 3 показания от 20 февраля и в п. 2 настоящего, «Совет» дважды касался вопроса, имеющего отношение к военной организации: во-первых, когда возникла мысль о тактическом соглашении, желательность которого мотивировалась Н. Н. Щепкиным настоянием военных кругов, – «Совет» тогда подчеркнул, что им признается желательность соглашения вне какой-либо зависимости от соображений военных кругов, а ради достижения всегда преследуемой «Советом» цели объединения всех государственно мыслящих элементов; и во-вторых, по поводу появившихся слухов о возможности военного выступления в Москве – «Совет» категорически высказался против подобной авантюры, относясь вполне отрицательно к самой мысли о возможности такого рода шага.

4) «Совет московских совещаний» действительно получил через меня от С. А. Морозова 50 000 (50 тысяч) рублей на оплату имевшихся у «Совета» его текущих расходов. Половину этой суммы я передал Дмитр. Митр. Щепкину, причем помнится, что тысяч 13–15 из этих денег у него было украдено из кармана. 19 тысяч и сейчас еще находятся у меня на хранении, а 6 тысяч было истрачено на оплату долгов разным лицам за выполненные ими работы по составлению и по переписке материалов к разрабатывавшейся «Советом» его программе.

Леонтьев Сергей

23 февраля 1920 года

IV

1) Я признаю, что входил в состав комиссии из трех лиц, состоявшей при «Тактическом центре» и образованной им для ближайшего обсуждения вопросов, касавшихся военной организации. Комиссия эта, как и самый «Тактический центр», образовалась в то время, когда «Национальный центр» давно уже существовал и действовал, равно как и состоящая с ним в связи военная организация. Как я уже писал в своем показании от 20 февраля,

Н. Н. Щепкин, возбуждая впервые вопрос о желательности тактического соглашения, в качестве мотива ссылался на настояния военных кругов. Итак, военная организация существовала до тактического соглашения «Национального центра» с «Советом московских совещаний».

Какова была структура связи этой организации с «Национальным центром», мне совершенно неизвестно, но полагаю, что в значительной мере она сохранилась без существенных изменений и с образованием «Такт. центра» и его комиссии. Во всяком случае, связь с военной организацией и за время существования комиссии трех поддерживал исключительно Ник. Ник. Щепкин. Ему, по-видимому, делались предварительно доклады военными, у него же сосредоточивались и все материалы, касающиеся военной организации, так как он всегда являлся докладчиком в комиссии по вопросам, им и вносившимся на обсуждение. При таком положении вещей спрашивается: зачем понадобилось образование комиссии? Конечно, не для руководства действиями военных в их специально военных делах – в эту область комиссия вовсе не вмешивалась, и я лично, если бы комиссия должна была касаться организационных или оперативных военных вопросов, самым решительным образом отказался бы от участия в ней, так как, никогда не бывши военным, в военных делах ничего не понимаю.

Я полагаю – и так, мне думается, смотрел на этот вопрос и «Тактический центр», – что комиссия была образована прежде всего с целью взаимного осведомления представителей разных групп об общем военном положении. Всегда, когда мы собирались, Н. Н. Щепкин делал подробную информацию по имевшимся у него неофициальным сводкам и другим сведениям и даже по проверенным, как он говорил, слухам. Иногда одной такой информацией и исчерпывалось все содержание нашего собрания. Всегда эта информация занимала много времени, мало, однако, отличаясь от того, что вообще циркулировало по городу. Ник. Ник. Щепкин неоднократно говорил, что он придает большое значение правильной информации. Вторым мотивом к образованию комиссии было естественное стремление приблизить представителей политических групп, вошедших в известное тактическое соглашение, к существовавшей военной организации, дабы не могло создаться впечатления, что без ведома всех трех групп, как бы за их спиной, что-то делается, за что этим группам пришлось бы нести ответственность. Так именно понимал я свое участие в этой комиссии, и одно из первых заседаний было нами посвящено выяснению вопроса о характере военной организации и того, связана ли эта организация какими-нибудь уже принятыми ею ранее к исполнению обязательствами. Прежде всего, был постановлен вопрос, представляет ли существующая организация нечто самостоятельное, рассчитанное по своему замыслу на какое-нибудь действие по собственному почину или нет. Категорически было установлено, что организация имеет исключительно подсобное значение для русских военных сил, действующих извне, и вполне подчиняет себя директивам, получаемым от главных начальников этих сил. Тогда мною был задан вопрос, состоит ли организация в подчинении какой-либо определенной военной власти, то есть руководствуется ли она директивами, получаемыми с востока, с юга или северо-запада? Вопрос этот по выяснении его был разрешен отрицательно, так как было доложено, что в Москве не имеется представительства ни одной из этих сил, действующих против Красной Армии, при этом было дополнено, что мысль о постоянном представительстве Южной армии возникала, но так и осталась неосуществленной. Тогда подвергся выяснению вопрос, имеется ли, если нет постоянной, то хотя бы регулярная, связь путем обмена курьерами с какой-либо из этих армий?

Оказалось, что с Восточной армией никаких связей у военной организации за все время появления на фронте Колчака не было и каковы планы и директивы командования этой армии известно не было. В этом отношении положение изменилось значительно позднее, когда нам было доложено, что от Колчака «Национальным центром» получены деньги и сведения, что цель его наступления – Москва, направление – на соединение его сил с Северной армией союзников и согласование действий с армией Юденича. При этом никаких указаний о возможной роли московской организации[244] получено не было; во всяком случае, в комиссии об этом ничего не докладывалось. Сама эта связь установилась уже в то время, когда определился полный неуспех наступления с востока и армия Колчака быстро откатывалась назад под напором Красной Армии, разложившись в своем составе. С северо-западной армией Юденича положение связи было еще хуже, так как даже такой запоздалой связи, как с Колчаком, с ним установлено не было, так что не только не могло быть и речи о каких-либо директивах, но даже взаимная осведомленность совершенно отсутствовала.