Убей-городок. Книги 1-2 - Евгений Васильевич Шалашов

через тернии и придирки, расставленные для тебя и твоего дела. Это конечно, всё правильно, так и должно быть, хуже, когда какой-нибудь косяк в суде вылезет. А ведь прокурорскому работнику на основании твоего дела надо обвинение поддерживать. Так что опытный работник для вычитки дела — клад неимоверный, и его, работника этого беречь и холить надо, всячески заискивать и угощать чем — нибудь незапрещённым.

Будет Рябинин смотреть уголовные дела, которые следователи отправляют в прокуратуру, а те станут содрогаться — не нашел ли Борис Михайлович какой-нибудь ляп? А он обязательно находил! И мог написать старшему следователю:

«Ворона! Ты почему вменил 145 УК? Здесь 206 и 144 УК! Тебе кто диплом выдал? Чем грабеж отличается от кражи?»[23].

Писал он, конечно, подобные послания не на страницах дела, а на отдельных, специально приготовленных листочках. Замечание-то устранить можно, а вот запись неаккуратную уже никуда деть не получится.

Одна следовательщица (как вам такое выраженьице?) как-то сказала, что «ни один оргазм не сравнится с тем, чтобы получить дело от Рябинина без замечаний».

А вот если следователь сам видел «косяк», то опрометью бежал к Рябинину, истошно начиная вопить: «Борис Михайлович, не погуби! Накосячил, выговор светит, а то и статья». Рябинин листал дело, прищуривал левый глаз и изрекал: «Вот, сделаешь то-то и то-то, и все будет нормалек!»

Сейчас Рябинин пока еще не начальник, а простой следователь, но мнение его учитывают и руководители. Причём бывает так: вроде бы разные люди приводят одни и те же аргументы, но от одних отмахиваются, а других почему-то слушают. Боря — из последних.

Семёнов, найдя по пресловутым зелёным человечкам соломоново решение, заканчивает оперативку, а Краснюк уже толкает меня в бок:

— Давай, ты тут в дежурке пока вроде как лишний, так что дуй в горбольницу и получи с этого «зелёного человечка» нормальное объяснение. Какое, он мне не объясняет, но я и сам знаю.

Больницы не люблю, а после недавних событий я их не люблю особенно сильно. Но любить или не любить — это эмоции. Моя задача получить приемлемое объяснение, согласно которого будет подготовлен отказной материал. Показываю вахтеру удостоверение, получаю белый халат и прохожу в хирургию.

А в палате, в которой положено тихонечко лежать, радуясь, что ты до сих пор не умер, нездоровый оживляж. Народ, в окровавленных бинтах, в простынях, наброшенных на голое тело, столпились у кровати и слушают, как приземлилась летающая тарелка. Ухохатываются, держась за поврежденные места. Такое было, вернее — еще случится лет через десять, когда некий гражданин попытался изнасиловать свою овчарку, а та, изобидевшись, откусила охальнику детородный орган… Вот в тот раз на насильника-неудачника пришли посмотреть даже те, кто уже умер. А главное, что на собаку, причинившей хозяину тяжкий вред здоровья, уголовное дело не заведешь. Во-первых, в ее действиях имела место законная самооборона, без использования каких-то предметов (зубы-то ей природа дала!), а во-вторых, собака не может являться субъектом преступления.

Разогнав страждущих по кроватям — вредно им пока подниматься, пусть выздоравливают, усаживаюсь рядом с героем дня.

— Здравствуйте, Евгений Петрович, — вежливо поздоровался я, устраивая на коленях папку. — Приношу вам свои извинения, но в вашем деле кое-что следует прояснить. Итак, что же у вас все-таки произошло?

Самоубивец, посмотрев на меня мутным взглядом, облизнул пересохшие губы и принялся за рассказ:

— Так я уже сто раз объяснял — возле моста, который строится, недалеко от церкви бывшей, летающая тарелка села.

Он махнул рукой в ту сторону, где, по его мнению, приземлилась тарелка. Размах получился большой, градусов на сто восемьдесят.

— А из нее люди вышли — зелененькие. И говорят они мне: «Евгений, отдай свой мозг! Отдавай свою душу!». А я им ни мозг, ни душу не захотел отдавать. Наши не сдаются! Тогда они захотели меня зарезать. Или зарезали? Или я сам? Вот тут у меня какая-то нескладуха получается. Облучили, видно, меня сильно. Но самое-то главное — я ведь их обманул, мозг-то им не отдал, понимаешь. А то вот как бы я сейчас без мозга-то?

— Ух ты, какой вы молодец! — похвалил я Еремеева. Сделав вид, что задумался, спросил: — А как вы считаете — не стоит ли об этом в передачу «Очевидное-невероятное» написать? Там же профессор Капица постоянно о чудесах и загадках рассказывает.

Вот тут и не помню, часто ли Капица рассказывал о чудесах и загадках? Одна передача точно была, про «снежного человека». Там еще Вячеслав Зайцев комментировал: «Дети себе выдумали сказки, а взрослые — моду». Йети, летающие тарелки, зеленые человечки, Бермудский треугольник, тайна гибели Атлантиды — тоже сказки, только для взрослых. Народ кинулся «снежных человеков» искать, мечтал о встрече с тарелками. Жаль, что отправиться на поиски Атлантиды или сплавать на Бермуды было советскому человеку не по карману. А так, глядишь, и руины древней цивилизации подняли бы со дня моря, и тайну «треугольника» раскрыли бы.

Но, скорее всего, передача шла позже, в восьмидесятые годы. Но, наверное, что-то было. Ведь написал же Владимир Семенович «Письмо в редакцию»…

Вот, понимаю, почему «попаданцы» так любят Высоцкого. Песни — на все случаи жизни.

Дорогая передача!

Во субботу, чуть не плача,

Вся Канатчикова дача

К телевизору рвалась.

Вместо чтоб поесть, помыться,

Там это, уколоться и забыться,

Вся безумная больница

У экранов собралась.

Но Высоцкий покамест в Череповец не приезжал, а песня, скорее всего, не написана.

— Если мы в передачу письмо напишем, — продолжал я, — и не вы, лично, вас-то могут и не послушать, а отделение милиции, к нам корреспонденты из Москвы приедут. Они у вас интервью прямо в палате запишут. Вы как, не возражаете?

— Да вы что, товарищ милиционер! — чуть не подскочил со свой койки Еремеев. — Разве так можно? А если эти зеленые человечки сюда придут, и меня здесь убьют? У них же шпионы повсюду, сразу выследят.

Я изобразил работу мысли. Покачал головой:

— Даже не знаю, что с вами и делать. А вдруг и в нашем отделении шпион инопланетный сидит? Он же узнает, где вы и что с вами.

— Ой, а что же теперь делать?

— А давайте-ка мы инопланетян обманем. Я запишу с ваших слов — мол, выпил, поссорился с женой, потом еще выпил. А в состоянии полного расстройства решил покончить с собой. Идет?

— Идет. Пишите. Где подписать?

Глава пятнадцатая

Побег на