На острие меча - Богдан Сушинский

— Я — Карадаг-бей, — медленно проговорил гигант, захватив Корзача за загривок и одной рукой поднимая его таким образом, что голова пленного едва не оказалась на уровне его лица. — Ты расскажешь все и обо всем, о чем спрошу. — Встряхнул худосочного воина так, что кожа на лбу затрещала. — Иначе я живого разорву тебя на куски и скормлю волкам.

— Я отвечу, отвечу… — захлебнулся словами и страхом Корзач. — Я ведь… что спросите.

— Тогда дайте ему попить. И швырните кусок конины, — приказал Карадаг-бей.

Жадно поедая поджаренное на костре мясо, Корзач осмотрелся. Чамбул Карадаг-бея нашел себе пристанище в глубокой долине, на берегу небольшого степного озерца, образовавшегося у чудом пробившегося здесь родника. Корзачу казалось, что он достаточно хорошо изучил самые дальние окрестности. Но даже не догадывался о существовании этой долины с озерцом, по ту сторону которого едва просматривался вход в замаскированную кустами землянку.

И еще Корзач обратил внимание на то, какие каменистые, крутые склоны обступают озеро. Это даже не долина, а какая-то впадина — небольшая, неприметная, расположенная вдали от сел и степных дорог. Однако татары, судя по всему, знали о ней давно. Их небольшие чамбулы, наверное, не раз отсиживались здесь, делая набеги на ближайшие селения и казачьи зимники.

— Совсем тощий урус, — снова приблизился к нему гигант Карадаг-бей, одного вида которого Корзач страшился так, что вряд ли решился бы схватиться с ним, даже если бы в руках его снова оказалась сабля. — Совсем дохлый. Какой воин из тебя, скажи? Саблю двумя руками берешь, да? Ешь, ешь. Сегодня Карадаг-бей добрый. Он не станет отрывать тебе рука-нога. Эй, брат, — позвал он одного из ордынцев, сидящего у костра. — Дай урусу еще кусок конины. Он никогда не видел так много еды.

Ордынцев насчитывалось не более двух десятков. Да и в большинстве своем это были не татары, а славяне или, может быть, валахи, молдаване, угры. Во всяком случае, весь этот чамбул мало напоминал отряд настоящих крымских или буджацких татар.

— Ты говорил, что служишь в полку Гяура. Правду говорил? — приступил к допросу Карадаг-бей, как только в руках Корзача оказался новый кусок конины.

— Вот те крест, — осмелел Корзач, перекрестившись куском конины.

— Не крестись, когда рядом татары, — снисходительно улыбнулся гигант. — Это приводит их в бешенство. Но при мне можешь.

— Ты разве не татарин?

— Трудно сказать, кто я, — великодушно объяснил Карадаг-бей. — Африканской крови во мне куда больше турецкой или татарской. Ты много раз видел Гяура? Знаешь его? Приходилось беседовать?

— Я — джура полковника. Он разбил отряд Бохадур-бея и освободил меня. Это было недавно. Тогда я и стал его джурой. Видел, какой щит у меня? Норманнский, — затараторил Корзач, поняв, что спасение его, возможно, заключается именно в знакомстве с князем. — Сам Гяур подарил. У него ведь и норманны служат.

«Если сыто кормят и спрашивают по-доброму, не угрожая, значит, убивать не будут, — умоляюще смотрел он в глаза гиганту. — По крайней мере, сегодня». Такой поворот судьбы подбодрил его. И вообще, парню начинало казаться, что он способен выпутаться из любой истории. Слишком уж повезло ему с ангелом-хранителем.

— Где сейчас Бохадур-бей?

— Погиб. Я сам сражался с ним. — Карадаг-бей смерил Корзача презрительным взглядом, но промолчал. — Убил его, правда, не я. Но сам видел: погиб. Весь отряд разбит. Остатки его, во главе с Мамлюком — они его Бешеным называли — служат теперь у Гяура.

— Мамлюк?! — не мог скрыть своего изумления командир чамбула. — И Гяур не посадил его на кол? Этого шакала должен садить на кол каждый, кому он попадется в руки. Ничего, мы еще доберемся до него. Но сейчас нам нужен Гяур.

— Хотите схватить Гяура? — испуганно спросил Корзач. За полковника в эти минуты ему было страшнее, чем за себя. — Нет, это не удастся. Он всегда с охраной.

— Не бойся, пленный он нам не нужен. Ты тоже будешь помилован. Вернешься к нему. Передашь вот это, — положил перед Корзачом кожаный футляр, в котором покоился свиток. — В нем письмо хана Ислам-Гирея.

— Хана?!

— Ты должен вручить его лично Гяуру. Но так, чтобы никто из воинов не узнал об этом. Вместе с письмом передашь личный подарок хана. — Карадаг-бей достал из внутреннего кармана футлярчик поменьше и извлек оттуда сверкнувшую золотом подкову, посредине которой малиново поблескивал изумруд. — Здесь написано, что каждый подданный хана, кому будет предъявлена эта грамота, обязан подчиняться владельцу ее, князю Одару III, оказывать ему всяческую помощь и знаки внимания как личному представителю Ислам-Гирея. На грамоте, рядом с изумрудом, печать хана. Понятно ли, недостойный урус, какую честь оказывают тебе, доверяя эту грамоту?

— Я передам Гяуру, только ему.

Вытерев руки о полы своего кафтана, Корзач благоговейно дотронулся до подковы, провел пальцами по массивной серебряной цепочке, наклонившись, почти принюхался к изумруду.

— Слишком жадно разглядываешь, — схватил его пальцами за щеку Карадаг-бей. — Голодным шакалом смотришь. Много золота, да? Если не доставишь письмо и подкову князю Гяуру, я расплавлю другую такую же подкову и залью золотом твою глотку. И нет места на земле, где бы ты и твои родственники могли спастись от гнева Карадаг-бея. Везде его глаза, везде его кинжал.

— Так ведь передам, — съежился Корзач, когда татарин, наконец, разжал свои пальцы-клещи. — Это я просто так, был удивлен красотой подковы. Не видел же никогда такого. А деньги у меня тоже были. В кошельке. Твои люди отобрали его. Отцу вез.

— Деньги отцу? Отобрали? Ай-ай. Плохо. Мои аскеры никогда не были грабителями. Может, потерял? Нет? Эй, Чорлаг, ты вез этого кяфира?!

— Я, повелитель.

— Верни кошелек. Быстро! Иначе я сделаю другой кошелек. Из твоей дурно пахнущей шкуры, дохлый щенок шакала!

Прежде чем отдать кошелек Корзачу, Карадаг-бей высыпал себе на ладонь содержащуюся в нем медь, скептически улыбнулся, ссыпал ее обратно, а потом великодушно умножил богатство кяфира тремя золотыми монетами, извлекая каждую из них, словно фокусник, откуда-то из рукава и подолгу вертя перед глазами, будто зная, что монета опять должна исчезнуть, растворившись в его огромной пергаментной ладони.

— Можешь отвезти отцу. Путь свободен. Больше тебя в этой степи никто не тронет. Мои аскеры проведут почти до самого местечка. Но к вечеру, а потом всю ночь ты должен мчаться вслед за полком. Завтра утром письмо и подкова должны быть у Гяура. И еще передашь: через десять дней и ночей к нему в Каменец прибудет человек хана. Он войдет в город вместе с обозом венгерских купцов. Запомнил?