Подмененная - Виктория Холт

Почему? Не мешала ли она ему? Не было ли у него каких-то планов, в которые она не входила?

Какой-то репортер загнал в угол Иветту. Путем хитроумных расспросов ему удалось выяснить, что отношения между супругами складывались далеко не идеально. В результате мы прочитали в газете:

«Как утверждает ее камеристка, у него никогда не находилось времени для нее. Ее это очень огорчало. Ее видели плачущей. Иногда, казалось, она впадала в отчаяние…»

Прочитав это, Иветта пришла в ужас. Я предположила, что ее не всегда идеальный английский язык был причиной того, что она сказала больше, чем хотела.

— Я не говорила этого, не говорила, — плакала она. — Он сам все время… он заставлял меня говорить то, чего я не думала…

Бедная Иветта! Она, конечно, не собиралась бросать подозрения на мужа своей хозяйки. Но за это ухватились. Появились неприятные намеки. Одна из наименее респектабельных газет писала:

«Депутату от Мэйнорли не везет в любви или, скажем, в браке. Его первая жена Лиззи, которая принесла ему в приданое золотой рудник, что сделало его мультимиллионером, покончила с собой; его вторая жена умерла при родах; и вот теперь третья — Селеста — исчезла. Впрочем, может быть, у последней истории будет счастливый Конец. Полиция ведет следствие и надеется вскоре разрешить загадку.»

Прошла неделя, а никаких сведений о Седеете не поступило. Полиция продолжала искать ее. Мистер Эмери сообщил, что они вели земляные работы на трехакровой лужайке возле загона, поскольку там вроде бы заметили свежевскопанную почву.

Это было ужасное время. Я боялась, что они найдут там труп Селесты. Но ничего не нашли, и в течение нескольких дней никаких новых сведений, не поступало.

В заголовках новостей тему об исчезновении Селесты сменила тема формирования нового кабинета министров. Думаю, никто не был удивлен тем, что в этом кабинете не нашлось места для Бенедикта. В утренних газетах по этому поводу появились сообщения:

«В новом кабинете не нашлось места для члена парламента, чья жена таинственно исчезла. Мистер Бенедикт Лэнсдон, которого все прочили на высокий пост в этом кабинете, оказался обойденным. Полиция продолжает утверждать, что вскоре сумеет объяснить эту загадочную историю.»

Какая коварная жестокость была в том, что исчезновение его жены связывали с его политической карьерой! Мы все понимали, что его надежды разбиты в прах именно этим, но зачем нужно было подчеркивать этот факт? Это было почти равно обвинению Бенедикта в убийстве жены, на что, несомненно, и рассчитывали авторы заметки.

Бенедикт забрал газеты в свой кабинет. При мысли о том, что он почувствует, читая эти жестокие слова, я вдруг приняла решение и постучалась в его дверь.

— Войдите, — сказал он.

Я вошла. Он сидел за столом, забросанным газетами — Мне очень жаль, сказала я.

Он понял, что я имею в виду, потому что ответил:

— Это было неизбежно.

Я прошла в комнату и села в кресло напротив него.

— Это не может долго продолжаться, — сказала я. — Скоро все выяснится.

Он пожал плечами.

— Бенедикт… вы не возражаете, если я буду называть вас так? Я не могу называть вас мистером Лэнсдоном, а…

Он кисло улыбнулся:

— Очень странно сейчас беспокоиться по такому поводу. Ты не можешь заставить себя называть меня отцом или отчимом… я всегда понимал это. Зови меня Бенедиктом. Почему бы и нет? Как будто мы с тобой друзья. Возможно, одна из причин, по которым ты не желала признавать меня, крылась в том, что ты не знала, как ко мне обращаться.

Он рассмеялся, но смех его был невеселым. Я чувствовала, что он сильно встревожен и обеспокоен.

— Что теперь будет? — спросила я.

— Вот этого я не могу сказать. Где она может быть, Ребекка? У тебя есть какие-нибудь предположения?

— Куда она могла пойти в таком виде? Она ведь ничего не взяла с собой, даже сумочку… и она без денег.

— Видимо, с нею что-то произошло. Полиция считает, что она мертва, Ребекка.

— Откуда такая уверенность?

— Ты, должно быть, слышал, что они копали на трехакровой лужайке. Зачем бы это? А затем, что предполагали найти там ее тело.

— О нет!

— Я уверен, что они подозревают убийство.

Конечно, ему уже пришлось пройти через нечто подобное, когда его первая жена умерла, приняв чрезмерную дозу лекарства. Поэтому он был особенно чувствителен к намекам и одновременно являлся вдвойне уязвимым для подозрений.

— Но кто… — начала я.

— В таких случаях первым подозреваемым бывает муж.

— О нет! Да и как это возможно? Вас здесь не было.

— А что мне мешало проникнуть в дом, убить ее, а потом избавиться от тела?

Я в ужасе смотрела на него.

— Я не делал этого, Ребекка. Я ничего не знал о ее исчезновении, пока не получил вашу телеграмму.

Ты веришь мне?

— Конечно, верю.

— Надеюсь, что это так и есть.

— Я не понимаю, как вы могли хотя бы на секунду засомневаться, что я вам верю.

— Спасибо. Очень неприятное дело. Чем же оно закончится?

— Может быть, она вернется.

— Ты думаешь?

— Да, я думаю, что она вернется.

— Но откуда и почему? Все это мне кажется какой-то бессмыслицей…

— Все загадки кажутся такими, пока не найдено решение.

— Я вновь и вновь ищу возможную разгадку, но не могу найти удовлетворительного объяснения. Это неприятный вопрос, и виноват в этом только я, Ребекка. Я несу за это ответственность не меньшую, чем если бы задушил ее подушкой.

Не нужно так говорить. Это не правда.

— Ты знаешь, что это правда. Ты ведь знаешь, что я сделал ее несчастной, правда?

— Да.

— Она говорила с тобой об этом?

— Немного.

— Вот видишь, что бы она ни сделала, я несу за это ответственность. Мне следовало прилагать больше усилий.

— Вряд ли Это помогает в любви.

— Мне не надо было жениться на ней, но я считал, что со временем все уладится. Было глупо с моей стороны пытаться найти замену Анжелет.

— Это было невозможно. Тем не менее, вы могли бы принести друг другу радость. Она искренне любила вас.

— Она была слишком требовательной. Если бы не это, может быть, все сложилось бы иначе. Я не оправдываюсь. Мне уже приходилось переживать нечто подобное, Ребекка. Если окажется, что я убил ее своим безразличием, своей любовью к Анжелет, мне будет нелегко жить, сознавая это. Отчего жизнь бывает так жестока? Я считал, что добился всего, чего хотел. Мы оба желали этого ребенка, а потом я мгновенно лишился всего. Почему? Все из-за… Белинды. И зачем я рассказываю тебе это?

— Потому что теперь мы друзья.

Легкая улыбка заиграла на его губах. Потом он сказал: