Путешественник - Жюльетта Бенцони

— Позже? Довольно расплывчато. Это значит, когда?

— Разве я знаю? Несколько недель… месяц или два…

— Почему не год или два? Уже семь месяцев я не держал вас в своих руках, Агнес! Семь месяцев, при этом я каждую ночь желаю вас все больше и больше. Вам меня не жаль?

— Не ставьте все с ног на голову! Ведь это я прошу пощады!.. Дайте мне немного вздохнуть, немного пожить! Я не хочу провести всю жизнь в тошноте и страданиях!

— По-моему, вы хотели сына?

— Конечно! И обещаю, что дам его вам, но не сейчас… не теперь!

Слезы брызнули у нее из глаз. Она задрожала так, как будто ей грозила настоящая опасность. Но вместо того, чтобы почувствовать жалость, муж вышел из себя. Одним движением он настиг ее, без труда преодолел сопротивление, одной рукой схватил ее запястья за спиной, овладел ее ртом в неистовом поцелуе и свободной рукой стал ее ласкать. Он прекрасно знал это тело, которое отказывалось его принять, и почувствовал, как оно становилось все безвольнее по мере того, как росло наслаждение. Когда он издал долгий счастливый стон и отпустил молодую женщину, она соскользнула на землю посреди своих кружев и не двигалась, тяжело дыша и не открывая глаз, но он и не думал помочь ей подняться. Напротив, отойдя на несколько шагов, он в каком-то безумии любовался беспорядком, в котором ее оставил.

— Согласись, что в твоей постели нам было бы удобнее… и что я без труда мог бы овладеть тобой?..

Она протянула к нему умоляющую руку. — Гийом! — прошептала она. — Не надо…

— Что? Тебя соблазнять? Будь спокойна, Агнес, теперь тебе нечего меня бояться. Я лишь хотел тебе доказать, что, отвергая меня, ты лгала нам обоим. А теперь желаю вам спокойной ночи, госпожа Тремэн. Когда вы решитесь допустить меня на ваше девичье ложе, надеюсь, вы соизволите мне об этом сообщить?.. Но прежде убедитесь в том, что мне этого хочется!

Миг спустя он был уже в конюшне и сам седлал Али на глазах наблюдавшего за ним Потантена, который прибежал, когда услышал грохот шагов по лестнице и в вестибюле.

— Куда это вы собрались на ночь глядя? — спросил он.

— В Гранвиль! Скажешь жене, что меня, вероятно, не будет несколько дней…

По-прежнему невозмутимый, Потантен протянул ему одежду, которая всегда висела в помещении для седел на случай неожиданного отъезда.

— Несколько дней? По-моему, через три дня приедет господин де Вомартен?..

— Так вот, он не приедет, потому что я к нему еду. Все равно, мне крайне необходимо размяться!..

— Но ведь завтра у вас по меньшей мере две встречи? Одна с…

— Ну и что? Извинись за меня! Или поезжай вместо меня и говори, что на ум придет! А мне пора немного и о себе позаботиться!

— Что все это значит?

Тремэн наклонился и уставился на слугу, который был к тому же и его самым старым другом.

— Что я слишком молод, чтобы жить в воздержании под крылом кандидатки в святые… и что я намерен как можно скорее найти себе девушку!

Поскольку ему никогда не приходилось иметь дела с жрицами любви, он так не поступил, а лишь поехал на море, искупался, чтобы взбодрить кровь, и потом отправился в Валонь, где провел остаток ночи в гостинице «Гран Тюрк», откуда собирался выехать на рассвете, чтобы к вечеру быть в Гранвиле. Свой план он тщательно выполнял.

Во время долгой дороги он вновь переживал гнев и разочарование. Чтобы его жена боялась любви — это не укладывалось у него в голове. Конечно, первый опыт в лапах старого Уазкура оставил у Агнес ужасные воспоминания, но с тех пор как они поженились, прошло больше года, и он старался их уничтожить, а она, видит Бог, всегда была пылкой любовницей, пока не почувствовала первые недомогания! Неужели придется все начать сначала? Снова приручать ее, а затем расстаться с мыслью о материнстве?

Гийома беспокоила еще одна мысль — каноник Тесон, бывший друг ее матери, которого Агнес вновь повстречала в монастыре в Валони, где она нашла убежище после смерти барона, и который, по его мнению, слишком часто являлся в дом На Семи Ветрах. Будучи весьма умеренным верующим, да еще не доверяя церковникам, Тремэн не любил его так же, как Агнес не любила Вомартена, и опасался, как бы тот слишком прочно не обосновался в его доме… Он решил, что побеседует об этом с Потантеном, своим верным советчиком…

Наконец он прогнал прочь свои тревоги. Стояло бабье лето. Ланды были покрыты крупными пятнами вереска, его цвет менялся от розового к сиреневому, а в подлеске было столько грибов, что даже слепой мог бы собирать их по запаху. К Гийому вернулось привычное хорошее настроение, и, решив больше не пережевывать свои домашние проблемы и не думать о том, что его ждет по возвращении, он почувствовал себя легко, словно школьник на каникулах, когда, наконец, сошел с коня на постоялом дворе «Оберж де Ла-Манш», где собирался переночевать. Он мог бы сразу отправиться к своему другу, отличавшемуся щедрым гостеприимством, но терпеть не мог причинять людям беспокойство. Поэтому он лишь послал им записку, извещавшую о том, что явится завтра, с аппетитом поужинал, лег и крепко уснул после столь долгой тряски в седле.

На следующий день, около десяти часов, он прошел по мосту, переброшенному через Ров англичан, и легко взбежал по улице Сен-Жан с большим букетом цветов, еще покрытых росой, которые он купил на базаре для госпожи де Вомартен. Он вручил его служанке и направился к Большим воротам, недалеко от которых находилась контора судовладельца с видом на раскинувшийся внизу порт. Над ним тянулась длинная улица, закопченная и грязная, куда выходили лишь склады да матросские кабачки. Отовсюду доносился резкий запах рыбы и рассола.

Судя по всему, Гийома опередил еще более ранний посетитель, так как у входа в контору ожидал кучер с коляской. Гийома все уже знали: когда он вошел на порог и громко бросил «Всем привет!», склонившиеся над реестрами служащие — очки на носу, перо за ухом — все как один подняли головы и ответили:

— Приветствуем вас, господин Тремэн!

Вновь пришедший задержался поговорить с одним из работников, как вдруг собиравшаяся было пройти в кабинет судовладельца дама, на которую Тремэн успел взглянуть, заметив лишь тонкую талию, элегантный туалет и большую, украшенную султаном шляпу, целиком скрывавшую ее лицо, внезапно остановилась, повернула назад и пошла к нему. Тогда он увидел, что она была чрезвычайно красива, с очень светлыми, отливавшими серебром волосами, для которых не требовалось никакой пудры, прекрасным цветом лица и дерзким носиком, вздернутым над свежим, как цветок, ртом. Но особое внимание Гийом обратил на глаза: слегка вытянутые к вискам, они были прозрачного сине-зеленого цвета. Женщина не была похожа на юную девушку; на вид ей было больше двадцати пяти лет, но ее красота озарила серую, пыльную комнату.