Одинокий путник - Ольга Денисова

– Почему… Зачем ты меня спас? – угрюмо спросил Лешек.

– Велемир приходил ко мне… Он обещал простить меня, если ты останешься в живых. И потом… Знаешь, я хочу услышать, как ты поешь. Просто поешь, а не обвиняешь, и не изливаешь обиду и гнев.

Лешек вздохнул – в горле першило от кагора, и настроения петь не было совершенно: пустота и апатия овладевали им все сильней.

– Нет-нет, – тут же оговорился князь, – не сейчас. Потом, когда-нибудь потом. Я понимаю, сейчас тебе не до песен. Ты хочешь есть?

Лешек покачал головой – желудок скрутило узлом, едва он подумал о еде. Чего бы ему хотелось, так это воды, простой воды – чистой и холодной, но просить князя он не стал.

– Ты, наверное, хочешь отдохнуть? Сейчас, – князь повернулся к двери и крикнул, – Чаруша! Чаруша, иди сюда.

На его зов немедленно явилась старушка, чем-то неуловимо напоминающая матушку – тоже белая, аккуратная и мягкая.

– Уложи юношу спать, – он снова повернулся к Лешеку, – мы поговорим завтра, хорошо?

Лешек кивнул и встал на ноги – качать из стороны в сторону его не перестало, но идти он теперь мог сам. Старушка, едва достающая ему до плеча, взяла его под локоть, распахнула перед ним дверь и повела наверх – терем Златояра был высоким, и, как оказалось, топили его сверху донизу. Комната, чистая и освещенная множеством свечей, показалась Лешеку очень уютной – не смотря на размеры, терем князя напоминал дом колдуна – чистотой, решетчатыми окнами, светом и теплом. Впервые за последние два месяца Лешек увидел мягкую постель, и ему стало неловко ложиться в нее, не сходив в баню.

– Что? Не нравится? – удивилась старушка.

– Нет, очень нравится. Просто я грязный. И вши у меня…

– Ничего, не бойся. Все выстираем, завтра в баню сходишь, Умила тебе настойки от вшей даст. Ложись, милок.

Старушка помогла ему раздеться, совсем как это делала матушка, и укрыла его одеялом, погладив по плечу. Лешек смутился и растрогался от ее ласки.

– А можно мне кружку воды? – робко попросил он.

– Конечно. Сейчас я принесу. Тебе теплой?

– Нет, лучше холодной. Во рту горько.

Когда он, наконец, утолил жажду, а старушка, задув свечи, оставила его одного, Лешека охватила тоска: он стиснул руками мягкую подушку и уткнулся в нее лицом. Никогда. Никогда больше он не проснется в своей постели. Никогда не увидит в окно проблеск реки и старую иву. И какой бы мягкой не была чужая кровать – она останется чужой.

Сколько времени он сможет гостить у князя? День? Два? Месяц? Получив кристалл, Дамиан не станет искать его с тем же рвением, и быстро забудет о его существовании. Вот тогда можно пробираться на север, на Онегу, к матушке и Малуше.

Лешек вжался в перину и почувствовал, что засыпает. Теплая и уютная постель, после стольких мытарств, баюкала его и увлекала в головокружительную, счастливую иллюзию, где спать его укладывала матушка, где колдун будил его по утрам, где светило солнце и в печке трещали дрова, где топилась баня, и Узица бежала мимо день ото дня. В этой иллюзии под окном храпели кони, и в подклете мычала корова, пахло хлебом и молоком.

Монастырь же виделся ему огромными жерновами, перемалывающими в муку все, что сумеет в себя затянуть, и Лешек чудом выскользнул из этих жерновов.

И вдруг, совершенно неожиданно, Лешек понял, что остался жив. Что ему больше не грозит смерть от мучительных пыток, он не будет визжать и умолять Дамиана о пощаде, он найдет матушку, он станет волхвом, как его дед, он научится играть на гуслях. Жизнь распахнула перед ним широкие ворота, и будущее заиграло впереди ярким солнцем. Охто сказал ему – не торопись умирать. Жизнь! Все живое стремиться жить! Невзор-то оказывается был прав: кристалл, Дамиан, месть за колдуна – все растворилось в этом солнечном свете впереди: жизнь! Большая, светлая, наполненная песнями. Пусть он проиграл, пусть он не смог отомстить, но он – свободен, монастырь остался позади: страшным сном, унылым воспоминанием.

Радость залила его до краев, Лешек сел на постели, но не смог удержаться, и подошел к заиндевевшему окну. В ромбическом витраже стекол мороз нарисовал вычурные фигуры: остроугольные листья, вихрящиеся струи ветра, огромные снежинки. Жизнь! Такая же прекрасная, как этот самоцветный морозный узор. В ней будет все – любовь, смех детей, прохлада летних ночей и соловьиные трели, прозрачность воды, и полуденный жар, и ручьи по весне, и осенние краски. В ней будет все! Как же он на самом деле хотел жить, только не подозревал об этом! Это монастырь, с его назойливым устремлением к смерти, погасил в нем жажду жизни, он успел забыть, как это хорошо!

Лешек дохнул на одно из стекол, и потер иней рукой – в окно светила луна. Небо снова стало ясным, и завтра будет солнечно, и снег заблестит кругом, и ударит мороз. Как хорошо жить…

Словно короста, слой за слоем, с Лешека слетало монастырское уныние, и кошмары растворялись в лунном свете, и непрерывное ожидание страшной смерти отпускало, разжимало сжатый кулак. Лешеку хотелось петь и смеяться. Он жив! Он свободен! Что еще нужно для счастья? Его дед из могилы протянул ему руку помощи, чтобы Лешек мог продолжать его дело.

Он пробудет у князя несколько дней, ровно столько, чтобы не перейти рамки приличий. Он будет петь, он заработает себе на коня, и поедет на север. Он все начнет сначала.

И, может быть, на его век хватит земли, не занятой церковью?

Нет, не хватит. И когда-нибудь преемник аввы поймает его в рассеянный лунный луч, а он и не заметит, что душа его ему уже не принадлежит. И колдун напрасно будет ждать его на берегу Смородины: Лешек не придет к нему, а прямой дорогой отправится на страшный суд.

Радость, только что трепетавшая в груди, опустила отяжелевшие крылья, сникла, завяла, как сорванный цветок на жарком солнце.

Завтра будет ясно, и авва с Дамианом поедут в Пельский торг. И Гореслав выполнит любое приказание Полкана, и авва заберет души у Лели, и двух светлоглазых мальчиков, правнуков Велемира.

Лешек вздохнул и опустился на пол – озноб охватил его внезапно, словно караулил в темном углу, ждал подходящей минуты. Лешек обнял руками плечи и притянул колени к подбородку.

Неважно – остался он жив или нет. Это ничего не меняет. Ведь кристалл теперь у аввы. Что стоило сказать своему спасителю, что надо прихватить с собой и кристалл тоже, но тогда… Тогда кристалл достался бы Златояру, а чем он лучше Дамиана? Он тоже захочет славы и власти, несмотря на то, что стар. Авва тоже стар, и Невзор стар, а живут они так, словно впереди у них – вечность.

И завтра князь начнет расспрашивать Лешека о том, почему Дамиан преследует его с таким остервенением. Что тогда ему ответить? Рассказать о кристалле, чтобы они подрались между собой? Никакой разницы, кто из них победит. Ни Дамиан, ни Златояр не пострадают в этой схватке, за них будет умирать люд попроще. Так зачем устраивать бойню на ровном месте?