Возраст гусеницы - Татьяна Русуберг

С этими словами я распахнул дверцы, игнорируя сдавленное хихиканье, доносившееся из-под подолов платьев и пальто. Похоже, Наташа все-таки сказала правду. В дальнем углу шкафа висела пара белых мужских рубашек, а на одной из полок лежала тонкая стопка джинсов, футболок и белья, тоже определенно не женских.

— Нашел! — весело объявил я, раздвигая вещи на вешалке.

С хохотом взлохмаченная Ева выкатилась наружу и завопила:

— Теперь ты прясеся!

К такому обороту событий я не был готов.

Спасла меня Маша. Правда, к этому моменту на мне уже успели поездить верхом, заплести косички, накрасить ногти на одной руке и защекотать почти до смерти. По неутомимости и богатству креативных идей Ева определенно могла бы составить конкуренцию самой Марии, а ведь мелкой еще расти и расти!

— Чё, Медведь, гляжу, тебя напоили, накормили и вот-вот спать уложат? — хихикнул мой белокурый ангел, спустившись с небес, в смысле с первого этажа.

Я вскочил с пола, растирая затекшие ноги, и вернул моей мучительнице игрушечную чашечку с блюдцем:

— Спасибо, Ева, было очень вкусно, но мне пора.

— А ты придес есё? — На меня снизу вверх уставились полные надежды огромные глаза.

— Я… — черт, просто язык не поворачивался лгать ребенку, — постараюсь.

— Приходи! — тут же расцвела Ева улыбкой с ямочками на щеках. — Мы с тобой есё поиграем!

Я рванул к лестнице под злорадное Машино хихиканье.

— Ну? Что выяснила? — спросил я, как только мы свернули за угол дома, чтобы Наташа не могла разглядеть нас из окон.

— Может, сперва к парикмахеру зайдем? — Мария кивнула на витрину салона, у которого мы как раз остановились. — Тебе бы не мешало… кхм, освежить причесон. — Она прыснула в кулак, а я озадаченно уставился на свое отражение в стекле.

Черт! Я и забыл, что Ева с моими волосами возилась!

Яростно содрав розовые бантики на резиночках, я сунул их в карман. Маша согнулась пополам от хохота и простонала:

— Медведь! Ой, не могу! Из тебя получится… прекрасный… папаша!

— Давай уже к делу! — буркнул я, чувствуя, как щеки заливает горячая волна. — Что сказала эта Наташа?

— Ща, отдышусь, — пропыхтела Мария, медленно выпрямляясь. — Ну короче. Мартин в этой хате только числится. Почта ему сюда приходит. И за квартиру он платит. Но появляется сам тут очень редко. Работает, походу, в другом городе. Или командировки там у него — Наташе Мартин не докладывает. Только звонит пару раз в месяц, узнать, не пришла ли ему почта. Причем со скрытого номера, блин. Я ей оставила твой телефон, чтобы она Мартину передала в следующий раз. Будем надеяться, он тебе позвонит.

— А как же Ева?! — возмущенно воскликнул я. — Как можно вот так просто бросить своего ребенка?! Особенно когда тебя самого в детстве бросили. Или, может, Мартин именно поэтому…

— Остынь, — махнула рукой Маша. — Ева не его дочка.

— Не его?! — Я вылупился на подругу. — А чья тогда? И почему Наташа с ребенком живет в квартире, за которую брат платит?

— Это длинная история. Если вкратце, то твой брат приютил нелегалку с ребенком. Вот почему она так тебя испугалась. Думала, соседи стукнули и к ней пришли из полиции или иммиграционной службы. Бедняга вообще зашуганная, как мышь под веником. Даже на улицу редко выходит.

— Я что, на полицейского похож? — возмутился я и развел руки в стороны, демонстрируя потертые джинсы и куртку со следами лазанья по подземным бункерам.

— Ты что, панцирей в гражданском никогда не видел? — усмехнулась Маша и добавила, меряя меня взглядом с ног до головы: — Хотя, конечно, у страха глаза велики.

— Представь себе, не видел! — тряхнул я головой. — Я вообще ничего не нарушал, пока тебя не встретил!

— Ага. Только тачку без прав водил, — фыркнула Мария и вытащила из кармана сигареты.

Я вспомнил штраф за сжигание мусора в саду. М-да, мне действительно лучше заткнуться.

— Значит, Наташа нелегалка? — Я поскреб затылок, обнаружил еще один бантик и машинально сунул его к остальным. — Мартин что, воспользовался ее беззащитностью и…

— В том-то и дело, что нет! — Маша, хмурясь, затянулась сигаретой. — Так сама Наташа говорит, и я ей верю. Она даже за квартиру ему ничего не должна. Это он ей деньги присылает каждый месяц, хоть и небольшую сумму — вроде как плату за то, что она за хатой присматривает. Тут что-то другое. Может, твой братан пожалел ее просто?

Я хмыкнул: вот уж не замечал за Марией такой наивности.

— Она же не курица с фермы. Вполне взрослая и самостоятельная. Еще и с ребенком. Зачем жить, как ты говоришь, под веником и за счет какого-то левого парня? Устроилась бы уже на работу или вернулась бы, в конце концов, к себе на Украину.

Маша послала мне такой взгляд, что я чуть не поперхнулся.

— Ты что, за ДФ [57]голосуешь?

— При чем тут это? — я вздернул подбородок. — Я аполитичен. Просто считаю…

— Ступеньки иди посчитай дотуда, где мозги раздавали, — перебила презрительно Мария и растерла ногой недокуренную сигарету. — А я пока схожу в салон. — Она подтянула повыше лямку рюкзака и прошла мимо, толкнув меня плечом.

— Это еще зачем? — обернулся я растерянно ей вслед.

— Да хоть голову помою, — бросила она. — Заодно парикмахершу про соседей расспрошу. Вдруг Наташа нам лажу впарила. Парикмахерша ведь копилка всех местных сплетен. Надо же клиентам как-то убить время, пока их стригут.

— А я с тобой? — спохватившись, спросил я Машину спину.

— А ты, — обернулась она на пороге, — погуляй пока. Я тебе эсэмэску скину, как закончим.

Мария скрылась за тренькнувшей колокольчиком стеклянной дверью, и я остался на улице один.

Да чтоб я еще раз завел разговор о политике!

Смотреть в Рандерсе, или по крайней мере в этом районе, было абсолютно не на что. Он напоминал любой другой провинциальный город, каких я немало повидал, гоняясь за призраками семьи по дорогам Ютландии. Дома из красного кирпича, редкие магазины, часть из которых давно позакрывались, промзона. That’s it. Так что я бродил по округе на автопилоте, пока мысли кружили вокруг брата и его загадочных отношений с украинкой Наташей.

Что этих двоих могло связывать, если не секс и не общий ребенок? Как они, черт возьми, вообще познакомились? Что за письма приходят брату? Вряд ли Наташа смогла бы рассказать — она ведь по-датски ни бум-бум. Неужели Мартин действительно не такой отморозок, как все хотят его представить, и ему свойственно великодушие? Или тут совсем другое? Но тогда что? Кем он работает, раз постоянно в отъезде? Почему скрывает от