Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента - Уильям Ширер

«А где ваш муж?» — спрашиваю я.

«Не знаю. Он был мобилизован. Ушел на фронт. Больше ничего не слышала. Продолжаю только надеяться, что он жив».

Ввалились два немецких солдата и купили по полдюжины пачек американских сигарет. В Германии им разрешили бы купить, самое большее, по десятку плохих немецких. Когда они ушли, она сказала:

«Держу магазин открытым. Но надолго ли? Наши товары поступали из Англии и Америки. А еще ребенок. Где взять молоко? У меня есть консервированное месяца на два. А потом…»

Она помолчала. И в заключение высказалась:

«В конце концов, как все будет? Я имею в виду, как вы думаете, будет Бельгия опять такой, как прежде, — независимой, с нашим королем?»

«Ну конечно, если союзники победят, все будет как прежде», — дали мы очевидный ответ.

«Если… Но почему же они так быстро отступают? Вместе с англичанами и французами у нас в Бельгии было больше полумиллиона солдат. И они не продержались столько, сколько горстка бельгийцев в 1914 году. Я этого не понимаю».

Мы тоже не понимали, и мы ушли. В ресторан, подле которого нас ожидали машины, возвращался народ из нашей компании, нагруженный трофеями. Многие еще не вернулись, поэтому мы с Ф. бродили по Ратхаузплац. Над ратушей в солнечном небе развевался флаг со свастикой. В остальном, если не считать толпящихся вокруг немецких солдат, площадь выглядела как обычно. Мы заметили контору американского банка. Зашли и спросили управляющего. До того, за обедом, мы просили немецких офицеров отвезти нас в американское посольство, но они отказались. Персонал американского посольства сбежал вместе с бельгийским правительством, сказали нам. Я возразил, что хотя бы секретарь посольства должен был остаться и исполнять свои обязанности. Нет, уверяли они, остался один привратник. Это была явная ложь, но мы с Ф. сдались. Идти туда пешком слишком далеко, а времени у нас мало.

Двое управляющих банком, один из них приехал из Нью-Йорка за два дня до захвата Бельгии, были рады нас видеть. Они сообщили, что наш посол Кьюдэхай и весь его персонал остались в Брюсселе. Но их лишили возможности связываться с внешним миром. Насколько им известно, все американцы в безопасности. Некоторые пытались с группой еврейских беженцев уехать за пару дней до прихода немцев. Но в двадцати милях от столицы немцы разбомбили железнодорожный мост, и составу пришлось остановиться. Была паника, особенно среди евреев, что вполне понятно. Евреи и пять-шесть американцев решили двигаться пешком в сторону побережья. Остальные, в том числе и один из этих управляющих, вернулись в Брюссель. Никто не знает, что произошло с теми, кто пробивался к побережью.

Некоторые заметки о Брюсселе. Трамваи ходят, но движение частного автотранспорта запрещено. Большинство личных автомобилей немцы реквизировали. Нельзя пользоваться телефоном. Кинотеатры закрыты, а афиши все еще рекламируют французские и американские фильмы. Военные запретили населению слушать зарубежные радиостанции. Повсюду щиты с обращением бургомистра на французском и фламандском языках, призывающим население сохранять спокойствие и с уважением относиться к германским войскам. На американских учреждениях развешаны написанные на бланках посольства уведомления: «Это американская собственность, которая находится под защитой правительства США».

Из Брюсселя выехали далеко за полдень, наши машины забиты трофеями, практически каждый что-то купил. В Аахен вернулись примерно в половине десятого. Мне почти повезло. Договорился с немецкими инженерами о передаче из Кельна в четыре тридцать утра.

Только что закончил подготовку сообщения. Пришлось вытаскивать из постели цензоров из министерства пропаганды и верховного командования, чтобы они его прочитали. Хотя давно уже мало сплю, усталости и сонливости я не ощущаю. Нанял машину с водителем, чтобы добраться до Кельна, это около сорока миль. Он настаивает на том, чтобы выехать сейчас — в час ночи. Говорит, нас будут задерживать войска на дороге, а возможно, и английские бомбардировщики. Однако сегодня ночью их не было видно, несмотря на полную луну.

21 мая, 6.15 утра. Эфир прошел нормально. Никаких английских бомбардировщиков. Из-за светомаскировки трудно было найти радиостанцию. Пока толстая блондинка, стоявшая на крыльце с солдатом, не показала нам, как проехать по Кельну, и это помогло. В студии удалось полчаса поспать, и еще полтора часа подремал на обратном пути в Аахен. Короче, проспал всю дорогу. Был чудный рассвет, и я наконец проснулся, чтобы полюбоваться на него. Теперь позавтракать, и в половине седьмого утра мы снова едем на фронт. Нет времени переодеться, но успел кое-как побриться.

Дополнение к 20 мая. Возвращаясь из Брюсселя в Аахен, мы проезжали мимо группы британских военнопленных. Это было где-то в голландской провинции Лимбург, думаю, в окрестностях Маастрихта. Их согнали на выложенный кирпичом двор недействующего завода. Мы остановились, подошли и поговорили с ними. Вид у них жалкий. Все пленные так выглядят, особенно сразу после боя. У некоторых явные контузии, некоторые ранены, и все смертельно уставшие. Но больше всего меня поразило их физическое состояние, все с впалой грудью, тощие и узкоплечие. Примерно у трети плохо со зрением, они в очках. Характерно, заключил я, для молодежи, которой Англия столь преступно пренебрегала все двадцать два послевоенных года, в то время как Германия, несмотря на поражение, изоляцию и шесть миллионов безработных, вытаскивала свою молодежь на солнце и свежий воздух. Я спросил у ребят, откуда они родом и чем занимались дома. Примерно половина — из офисов Ливерпуля, остальные служащие из Лондона. Они сказали, что их военная подготовка началась девять месяцев назад, когда объявили войну. Но она, как видно, не помогла наверстать упущенное из-за плохого питания, недостатка солнца, свежего воздуха и физических тренировок в послевоенные годы. В тридцати ярдах от нас в. сторону фронта маршировали немецкие пехотинцы. Невольно сравнивал их с этими английскими парнями. Все немцы загорелые, крепко сложены, на вид здоровые, как львы, грудь колесом и т. д. Это один из аспектов неравной схватки.

Я знал, что английские юноши дрались храбро, как настоящие мужчины. Но храбрость — это не все, этого недостаточно в войне машинного века. Нужно обладать телом, способным выдержать чудовищные нагрузки. А еще, именно в этой войне, необходимо иметь всю боевую технику. Я поговорил об этом с англичанами. Шестеро из них, стоявшие немного в стороне, — это все, что осталось, как они мне рассказали, от роты, вступившей в бой под Лувеном.

«У нас не было никаких шансов, — сказал один из них. — Нас просто давили. Особенно пикирующие бомбардировщики и танки».