Кольцо нибелунгов - Вольфганг Хольбайн

Меч сам прыгнул в ее руку, и с гортанным криком она бросилась на Гунтера, которому едва удалось уклониться от удара. Железо выбило искры из каменного пола. Гонимый страхом смерти, Гунтер отпрыгнул в сторону и в панике схватился за кинжал. Брюнгильда набросилась на него, как буря, и занесла над ним меч, однако предусмотрительно замедлила движение, и король успел выставить клинок. Королева с радостью бросилась на него, и они оба повалились на пол. Гунтер едва мог дышать под обмякшим телом своей королевы.

Их лица находились на расстоянии пальца друг от друга, а их тела разделял лишь острый кинжал. Брюнгильда с облегчением вздохнула и впервые с нежностью улыбнулась Гунтеру.

— Мы с Зигфридом… благодарим тебя.

Умирающая королева подставила ему губы для первого и последнего поцелуя, но король в ужасе отвернулся, сбросив с себя ее тело. Когда оно повернулось на спину, ее душа уже неслась к Асгарду, радостно выкрикивая имя Зигфрида.

У Гунтера не было сил встать. Он свернулся калачиком на каменном полу, по-прежнему сжимая в руке окровавленный кинжал. Кровь снова покрывала его одежды, и он чувствовал чудовищную пустоту, наполнившую его душу. Это он гнал людей на смерть или же терял их? Был ли он просто фигурой в игре жестоких богов, фигурой, страдающей от одержанной победы? А была ли вообще победа?

Король заплакал, а потом с его уст слетел безумный смешок. Это был единственный звук в тронном зале, когда солдаты спустя какое-то время обнаружили его там.

13

ЭЛЬЗА И ПРИЗРАК ОТЦА

Похороны не были совершены по христианскому обряду. Брюнгильда оставила четкие указания по поводу того, как следует поступить с телом королевы. Она просила сжечь ее сообразно древним верованиям исландского народа. Кримгильда, когда боль наконец-то позволила ей хоть что-то сказать, а не только рыдать, заявила о необходимости уважать воспитание Зигфрида, который тоже предпочел бы кремацию. Поэтому солдаты построили два помоста, огромные, как дома. Такие похороны проводились в первый раз с тех пор, как правители Бургундии объявили свою страну христианской. Бревна укладывали ряд за рядом, пока высота помоста не превысила два человеческих роста. На них положили тела, а сверху — роскошные покрывала. Брюнгильда и Зигфрид объединились в смерти, хотя их помосты стояли на расстоянии десяти шагов друг от друга на берегу Рейна.

Церковные колокола Вормса хранили тишину. По приказу Гунтера граждане оставались в городских стенах. Нельзя сказать, что это были гордые и спокойные похороны. Король, который воспринимал их как горькую необходимость, оторвавшую его от двухдневного пьянства, стоял, слегка пошатываясь, возле Кримгильды. Накануне слугам едва удалось привести его в чувство.

Садилось солнце. Гунтер держал сестру за руку и время от времени опирался на нее. Возле помостов суетились солдаты.

Когда последний луч солнца угас за холмами, христиане Бургундии последовали древней традиции чужих богов и провозгласили, что гордые воины должны теперь отправиться в Валгаллу. Они зажгли два факела и поднесли их к деревянным возвышениям. Подгоняемый ветром огонь начал быстро пожирать сухое дерево. Жар иссушил слезы на щеках Кримгильды и алкоголь в крови Гунтера. Они стояли там — одинокие, отчаявшиеся и объединенные общей виной.

Король сощурился, наблюдая за тем, как в огне танцуют чьи-то лица. Должно быть, ему все это мерещилось в неистовой пляске огня, но разве не укорял его в предательстве взгляд Зигфрида, разве не смеялась Брюнгильда над победой, одержанной благодаря ее смерти? И кто были те маленькие фигурки, одетые в желтое и зеленое, которые прыгали на костре, празднуя чужую смерть?

— Гунтер?

Он почувствовал, как сестра сжала его руку, и, очнувшись, заметил, что его качает из стороны в сторону. Стараясь держать осанку, как того требовали обычаи, Гунтер выпрямился.

— Позволяют ли древние боги молиться во время похорон?

Кримгильда покачала головой.

— Зачем? Все, что было нам дорого, у нас отняли. Даже твоя месть убийце Хагену не уменьшает моей боли. Все казалось возможным, когда Зигфрид был рядом, но без него я не смогу оправиться от удара.

Король посмотрел на сестру.

— Ты можешь остаться в Бургундии, пока твоя душа не обретет покой. Я уверен, что лучшие придворные советники будут править Ксантеном, как ты того захочешь.

Она устало кивнула, выражая благодарность.

Раскрасневшись от жара, Гунтер снова посмотрел на пламя. И в этот момент краем глаза он увидел своего советника, который подошел к нему и приветливо улыбнулся.

— Мой король…

Король Бургундии незаметно повернулся, чтобы его поведение не сочли странным. Хаген Тронье выглядел здоровым и сильным. Его борода была аккуратно подстрижена, а на румяном лице блестели два внимательных глаза. Гунтер надеялся, что из-за громкого потрескивания горевшего помоста Кримгильда его не услышит.

— Что вы здесь делаете? Это что, злая шутка? Или это видение, навеянное плохим вином?

Хаген удивленно покачал головой.

— Поддерживать династию королей Бургундии в тяжелые часы — долг всех Тронье. Неужели вы действительно подумали, что моя смерть освободит меня от этой благородной задачи?

Если огонь, в котором сгорели Зигфрид и Брюнгильда, был великолепен, то похороны Хагена, происходившие в ста шагах ниже по Рейну, выглядели жалко. Его тело завернули в льняную ткань и положили в небольшую лодку, утяжеленную грубыми камнями. Солдат прорубил топором дыру в дереве, и вода тут же хлынула внутрь.

Эльза наблюдала за всем ритуалом безучастно. Гернот, который предпочел поддержать в эту минуту свою возлюбленную, чем присутствовать на похоронах золовки, грел ее руки.

Солдат отбросил топор в сторону и повернулся к принцу:

— Ваше высочество, не пожелаете ли вы самолично предать этого подлого убийцу вечным волнам?

Его взгляд, наполненный ненавистью, вперился в Эльзу, положение которой не могло обеспечить ей защиту от подобного обращения. Гернот подошел к лодке, которая уже на треть была наполнена водой, и толкнул ее ногой. Лодка проплыла совсем немного и затонула. Принц кивнул солдатам, справившимся со своей задачей, и те побрели в замок. Вскоре он остался наедине с Эльзой, наблюдая, как волны Рейна целуют им ноги. По щеке девушки скатилась слезинка, и Гернот нежно снял эту соленую капельку губами.

— Твое благородное сердце печалится даже о таком человеке.

Она покачала головой.

— Я печалюсь не о его смерти, а о презрении к нему двора. Несомненно, душа Хагена Тронье никогда не стремилась к свету, но все, что он делал, совершалось во имя Бургундии. Всю свою жизнь он прилагал усилия, чтобы добиться благополучия этой страны, которая теперь обошлась с ним, словно с трупом бешеного пса. Разве можно судить о человеке лишь по его последнему поступку?