Исследователи Гора - Джон Норман

– Тогда и служи господину всем своим существом. Отдавайся ему с пылом истинной рабыни.

– Я стараюсь, – сказала Тенде.

Обе девушки говорили на горианском. Кису попросил меня, чтобы Дженис и Элис занялись с Тенде языком. Я согласился. За несколько недель нашего путешествия чернокожая рабыня научилась бегло говорить по-гориански. Она все схватывала на лету. Кису тоже много чему научился за эти дни. Безусловно, ему доставляло удовольствие наблюдать за тем, как некогда надменная и спесивая Тенде прилежно осваивает новый язык, повинуясь его приказу.

Дженис вернулась и снова устроилась на моем бедре.

– Меня-то он не забыл привязать, – с горечью выговорила Элис. Она стояла на коленях, со спутанными за спиной руками, привязанная к тому же дереву, что и Тенде.

– Замолчи, Связанная Рабыня, – презрительно рассмеялась Дженис.

– Развяжи меня, господин, – всхлипнула Элис. – Позволь мне услужить тебе!

– Я сама услужу ему! – огрызнулась Дженис.

– Разреши мне служить тебе, господин! – не унималась Элис.

– Заткнись, не то я глаза тебе выцарапаю!

– Когда меня развяжут, – прошипела Элис, – я тебя на куски разорву!

Подобные перепалки между рабынями – не редкость. Наблюдать за ними забавно, но порой утомительно. Многие мужчины держат по нескольку рабынь, и не только для того, чтобы разделить между ними хозяйственные заботы, но и потому, что каждая ревностно стремится ублажить господина лучше, чем ее соперницы. Любая девушка предпочтет в одиночку выполнять самую тяжелую и грязную работу, лишь бы быть единственной рабыней в доме. В сражениях за благосклонность хозяина победительница обыкновенно становится рабыней для утех, а проигравшая – рабыней для трудов.

Я, правда, считаю, что любая рабыня становится красивее, если заставить ее трудиться не разгибая спины. Девчонка, которая стирает, моет полы, готовит еду для господина, лучше понимает, что значит быть рабыней. Мои любимые рабыни получают свою долю домашней работы сполна, а если мне того захочется, то и с лихвой. Взять хотя бы пылкую темноволосую Веллу. Как она хороша, когда, согнувшись в три погибели над тазом с бельем, в коротенькой белой тунике без рукавов, утирает тыльной стороной ладони пот со лба или когда на четвереньках скребет полы в коридоре, обнаженная и закованная в цепи! Помнится, один из моих гостей не сразу поверил, что хорошенькая рабыня в шелковой белой тунике, прислуживающая ему на пиру, – это та же замарашка, которую он пнул ногой в коридоре пару часов назад. Я сорвал с Веллы шелковую накидку, поставил ее на четвереньки, и только тогда он ее узнал. А когда я приказал девчонке станцевать перед гостями, его удивлению вообще не было предела. «Ты заставляешь такую великолепную рабыню мыть полы?!» – «Да», – ответил я. «Но почему?!» – «Потому что мне так хочется».

– Господин, умоляю! – надрывалась Элис.

– Заткнись! – крикнула Дженис.

Стычки между мужчинами бывают серьезными и даже опасными; злобные перебранки ревнивых рабынь скорее смешны. Да это и понятно – кто они, как не маленькие зверушки?

– Я сумею ублажить тебя лучше, чем она! – взмолилась Элис.

– Не сможешь! – огрызнулась Дженис.

– Нет, смогу!

– Если ты такая страстная рабыня, – злорадствовала Дженис, – почему же ты сидишь на привязи, как домашний тарск, а я лежу в объятиях господина?

Элис разрыдалась, тщетно пытаясь вырваться из пут.

– Думаешь, ты лучше, чем она? – спросил я Дженис.

– А разве нет, господин?

– Нет.

Я спутал руки Дженис за спиной, подвел ее к невольничьему шесту и привязал рядом с Элис. Дженис набросилась на подругу с упреками:

– Видишь, что ты наделала! Теперь мы обе привязаны! Элис воспрянула духом.

– Спать, рабыни! – приказал я.

– Да, господин, – хором ответили девушки, Элис – с радостью, Дженис – с досадой.

– Ты чем-то недовольна? – спросил я у Дженис.

– Нет, господин, – быстро ответила она. – Пожалуйста, не бей меня!

– Рабыня, – процедила Элис.

– Да, рабыня! – ответила Дженис с вызовом.

– Это я – настоящая рабыня, а не ты.

– Нет, это я – настоящая!

– А ну-ка спать! – прикрикнул я.

– Да, господин, – сказала Элис.

– Да, господин, – сказала Дженис.

36. ОБЛОМКИ КОРАБЛЯ. МЫ СНОВА ДВИЖЕМСЯ ВВЕРХ ПО РЕКЕ

– Глядите! – воскликнул Айари.

Мы опустили каноэ и уставились на корму разбившейся о скалы речной галеры. Из воды торчали прокаленные солнцем, сухие и горячие обломки досок. Ниже застряла сама корма – черная, со свернутым на сторону рулем.

Я подошел поближе. На судне конечно же ничего не осталось.

– Его, должно быть, долго несло течением, – сказал Айари.

Я кивнул. Помнится, много дней назад мы выловили из реки ящик, битком набитый товаром. Никаких следов кораблекрушения мы тогда не обнаружили. В конце концов, ящик мог просто вывалиться за борт. Выходит, у Шабы осталось только две галеры…

Я уперся спиной в обломки судна и вытолкнул их из расщелины. Течение тотчас подхватило их и понесло вниз, на запад. Я вернулся на берег.

– Молодец, – сказал Кису. – Незачем туземцам видеть, что здесь проходили чужаки. Так и нам будет спокойней. Я оглядел берег. В лесу, казалось, все было тихо.

– Правильно, – согласился я. – Но у меня была и другая причина.

– Какая? – спросил Кису.

– Это корабль. Точнее, то, что от него осталось. Корабли должны быть свободными.

Как мог я объяснить охватившее меня чувство Кису, никогда не видевшему сияющих волн Тассы?

– Но ведь меня ты не освободишь, господин? – спросила Дженис.

– На колени, – приказал я. Она опустилась на колени.

– Ты – женщина. Удел корабля – свобода. Твой удел – рабство.

– Да, господин.

– Подними поклажу, – велел я.

Она подняла увесистый тюк и взвалила его себе на спину.

– Выпрямись.

– Да, господин.

Мы с Кису и Айари подняли каноэ и снова двинулись вверх, мимо грохочущего водопада.

37. МЫ НЕ ПРОДАЕМ ТЕНДЕ

Вождь сидел на низкой скамье скрестив ноги. Кису протянул ему ожерелье из лилового стекла, но вождь хмуро покачал головой и указал на Тенде.

Тенде, со связанными за спиной руками, стояла на коленях рядом с Кису. После ночного разговора с Дженис, состоявшегося несколько недель назад, она стала великолепной рабыней для утех. Женщине трудно скрыть свою сущность. Вождь глазел на нее с жадным блеском в глазах.

Кису качнул головой.

Несмотря на то что Тенде ублажала его со всем пылом любящей рабыни, которую и плетью не отгонишь от ног господина, он по-прежнему держал ее в строгости. Тенде часто жаловалась и плакала, но Кису оставался неумолим. Обычно хозяева относятся к таким рабыням с грубоватой нежностью; Кису же обращался с Тенде жестоко, как с только что порабощенной пленницей. Ночами она горько рыдала у невольничьего шеста, но Кису затыкал ей рот пинком или ударом плети.