Мириады миров - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Одобряем! – воскликнул Игнатий Фогель.
– Уделив Мюллеру в счет его жалованья около сорока шиллингов, на долю каждого из нас придется по двести семьдесят шесть тысяч девятьсот франков французской монетой, или пять тысяч девятьсот двадцать марок германской монетой. Это довольно кругленькая маленькая сумма, которая не принесла бы никакой пользы нашим кредиторам, но которая для каждого из нас может оказаться весьма и весьма полезной!..
– Удивительно, как это много – эти двести семьдесят фунтов стерлингов! – презрительно воскликнул Костерус Вагнер. – Как вы только можете думать о столь нелепом дележе!
– Неужели, имея в своем распоряжении прекраснейшую контору в одной из лучших улиц, полную ценной обстановки, и восемьсот сорок фунтов стерлингов в кассе, да сверх всего этого приобретенный нами за это время опыт, мы не сумеем как должно воспользоваться всем этим? Нет! Это было бы непростительна глупо!
Веским ударом кулака по столу Костерус Вагнер как бы придал еще более силы и убедительности своему заявлению.
– Да, это было бы непростительно глупо! нелепо! – повторил он еще раз. – Как я только что перед тем говорил вам, нашему проекту Общества недоставало только одного, а именно того, что действует на воображение публики. Затроньте только это воображение, и вы увидите, что найдете не одного какого-то лунатика-акционера, как сегодня, а десять тысяч, двадцать тысяч акционеров!.. Затроньте только их воображение, – и вам принесут не восемьсот сорок фунтов стерлингов, а восемьсот тысяч фунтов! восемьсот миллионов! Вот что я вам говорю! И что для этого надо сделать, спрашиваете вы? Вот что! У меня появилась такая мысль, которая несомненно порядком раззадорит воображение публики!
– Ну-ка! Какая это мысль, Костерус? – воскликнули хором Игнатий Фогель и Питер Грифинс.
Здесь следует сказать, что Костерус Вагнер имел над своими компаньонами тот громадный перевес, какой всегда дают человеку положительные знания и высшее образование. История Костеруса Вагнера крайне любопытная. Он представлял собой типичнейший пример того, чем может стать человек с выдающимися способностями и самым гениальным дарованием к высшим наукам, когда при этом отсутствуют самый простой и здравый смысл и практическое умение вести себя. Костерус Вагнер был одним из лучших учеников берлинской гимназии Фридриха Карла и одним из блистательнейших питомцев Геттингенского университета. Двадцати лет от роду он был уже доктором физики и стоял в ряду наиболее выдающихся молодых физиков Германии, где он был приставлен в качестве главного помощника при Гильдесгеймской обсерватории. Когда ему исполнилось двадцать пять лет, он стал уже известен всему ученому миру как автор очень дельных и серьезных записок по астрономии. Но, к несчастью, его личный характер не соответствовал его громадному уму и способностям. Костерус Вагнер еще на университетской скамье имел привычку пить, и эта привычка не только не покинула его впоследствии, но превратилась в постоянное пьянство. Он при этом до крайности пренебрегал всеми своими общественными обязанностями и всеми общепринятыми приличиями. Сверх всего того, он ценил себя безмерно высоко и, не стесняясь, давал это чувствовать другим. Он считал себя даже униженным, обойденным в своих правах тем, что занимал при обсерватории второстепенный пост и еще не был зачислен в члены Академии Наук. Его резкое обращение, презрительное, непочтительное отношение к начальству, постоянные скандалы, которыми отличалась его частная жизнь, исподволь подготовили его окончательную гибель и падение. Первое время Костерус Вагнер пробовал было бороться против силы подавляющих его обстоятельств: он попробовал существовать лекциями в качестве приват-доцента, но его пороки, следовавшие за ним повсюду, явились и теперь главной причиной его неудач.
От неудачи к неудаче он, незаметно для самого себя, падал все ниже и ниже и наконец очутился на последней ступени нищеты и общественного презрения. Тогда он эмигрировал и прибыл в Мельбурн, где случайно столкнулся с Игнатием Фогелем, своим соотечественником, и Питером Грифинсом, американцем, приобревшим кое-какие деньжонки благодаря антрепризе странствующего цирка, в котором, главным образом, показывался какой-то уродливый карлик. Так как несмотря на такое падение разум Вагнера все еще сохранил известную долю превосходства, то у него явилась мысль о промышленном применении новейших открытий по части замещения механической силы электричеством. И вот, в компании с своими австралийскими приятелями, Игнатием Фогелем и Питером Грифинсом, он открыл знакомое уже читателю бюро на Королевской улице. И на этот раз успех не увенчал его предприятия, несмотря на то, что основная идея его была, быть может, вполне верна; она, несомненно, была основана на экспериментах и фактах чрезвычайно интересных, но ее недостаток заключался в том, что она была слишком нова, а представителями ее являлись люди пришлые, никому не известные, совершенно незнакомые с требованиями и характером австралийского рынка. Вскоре наши три компаньона истощили дотла небольшие имевшиеся у них запаси капиталов, деятельности и энергии. Наибольшая часть денег ушла на устройство, обзаведение и публикации затем на содержание их самих и премии разным посредникам и комиссионерам, обольщавшим их ложными надеждами и обещаниями. Словом, по прошествии каких-нибудь шести месяцев они совершенно израсходовались и стояли на рубеже разорения и полного банкротства.
В этот-то роковой момент явился Тиррель Смис со своими восемьюстами сорока фунтами, благодаря которым Костерус Вагнер задался новой блестящей мыслью и собирался начать дело сначала, но на этот раз рассчитывая главным образом на людскую доверчивость и легковерность, которые он хотел эксплуатировать в свою пользу.
– Имеете ли вы, господа, какое-нибудь представление об астрономии? – продолжал он, обращаясь к своим двум компаньонам.
– Нет? ни малейшего?., тем хуже, или, вернее, тем лучше, господа! Лучше, потому что вы будете находиться именно в том самом положении, как и публика, которую нам следует заманить в наши сети… Так знайте же! Земля, на которой мы живем, – одна из тех многочисленных планет, которые вращаются вокруг Солнца, получая от него свет и тепло. Это, то есть Земля, такое же светило, как и все остальные, шар, не имеющий, собственно говоря, особого значения в мире, шар, который можно сравнить с громадным, вращающимся наподобие волчка или веретена, пушечным ядром, и описывающий в то же время годичную линию вокруг Солнца, но не кольцеобразную линию, а эллипсообразную… Другие однородные планеты, большей и меньшей величины, чем Земля, так же висят в пространстве на разном расстоянии от Солнца, одни ближе, другие дальше от него. Какая сила заставляет их висеть в пространстве? – спросите вы меня, на это я отвечу вам, не входя в болей подробные разъяснения,
