Строговы - Георгий Марков

– И начнется. Еще в пятом году начиналась, – задумчиво проговорил Матвей, затем обратился к Зотову: – Только непонятно мне, Калистрат, к чему ты клонишь?

Калистрат замялся.

– Ну, выкладывай, выкладывай, что тебе эсеры в уши-то назудели, – подтолкнул его Архип. – Говори, об чем со мной спорил!

– К тому я, Захарыч, – не совсем уверенно начал Калистрат, – что горячиться-то нам особо не след. Об том и с Архипом спор. Я так полагаю: вперед жизни поскачем – беду наживем.

– Ты, Калистрат, задом наперед на кобыле сидишь, – засмеялся Хромков, – а все равно вместе со всеми поскачешь.

– Чего ждать-то? – спросил Силантий.

– Учредительное собрание, слышь, должно наши крестьянские дела решить, – ответил Зотов Бакулину. – Не зря туда депутатов всем народом выбирали.

– Выбирали! Черт бы не видал таких выборов, – сердито блеснув глазами, сказал Силантий. – Выбирали, да, видать, не тех, кого надо было. Вы там за кого голосовали?

– Архип вон за большевиков, а я… Я, Захарыч, промашку сделал: оба списка в ящик сунул. Потому – те за мир, а эти вроде как бы за нас, за наш крестьянский народ хлопочут.

– Вот, вот, на этом крестьянском интересе они и ловят таких, как ты, Калистрат. Были у нас тут два чинодрала, – начал рассказывать Матвей, – и с ними Адамов. Да-да, тот самый, – заметив удивление на лицах солдат, предупредил он вопросы, – успел перекраситься. Так ведь как – прямо соловьями разливались насчет этой самой крестьянской общины, будто мы ее не знаем. Большевики – это, дескать, городские пролетарии, им до крестьянского интересу никакого дела нет, а ваша крестьянская партия, мол, – эсеры. Ну и сбили народ на свою сторону… Нет, нечего нам ждать, мужики, – закончил Матвей, – на нашей стороне теперь и власть и закон!

Долго в ту ночь горел огонь в доме Строговых. А на следующий день Матвей созвал к себе всех, кто когда-то ходил в пикетах, а из женщин пригласил Устинью Пьянкову.

3

В воскресенье по почину Матвея Строгова и фронтовиков собрался сход. Сам Евдоким Платонович Юткин на него не пришел, выслал своих сторонников: Демьяна Штычкова, Ефима Пашкеева, а с ними еще пять-шесть зажиточных мужиков.

Пришли они изрядно выпивши, с явным намерением сорвать сход, на котором все еще численно преобладали женщины.

Но с первых же минут бабы настроились к ним враждебно, и когда Демьян Штычков под одобрительные выкрики пьяной компании начал приставать к Матвею с вопросом, имеет ли он разрешение старосты на проведение сходки, вдова Устинья Пьянкова крикнула:

– Заткнись-ка, Демьян Минеич! Хватит, покомандовал тут над бабами. Теперь хозяева вернулись.

Демьяновы подпевалы загорланили что-то похабное, но тут вдруг поднялся Силантий Бакулин и, трахнув кулачищем по столу, загудел густым басом:

– Эй вы, горлодеры, в амбаре посидеть захотели?! Запрем! Там живо в себя придете!

Богатеи приутихли, забились подальше в угол, однако молчали недолго. Рассказав о том, что в городах власть богатых свергнута и народ установил свои новые порядки, Матвей предложил обществу лишить старосту власти, избрать совет депутатов, объявить незаконным право Юткиных и Штычковых на общественный кедровник и на земли, захваченные мошенническим путем.

Богатеи закричали, затопали ногами. Тимофей Залетный попытался урезонить их, но получил за это удар в зубы.

Вскипел фронтовик. Выхватив у Мартына Горбачева костыль, он кинулся в угол, где приютилась вся компания.

Драка завязалась свирепая, и не обошлось бы без крови, если бы не подоспел в этот час на сборную особоуполномоченный губревкома Терентьев.

– Мне поручено организовать в деревнях и селах вашего края советы, свергать старост и старшин, арестовывать пособников мирового капитала и подавлять всякое контрреволюционное сопротивление, – сказал он.

Особоуполномоченный был невысокого роста, с землистым от бессонницы лицом и с быстрыми холодными глазами. Говорил он отрывисто, громко, жесты его были скупы и энергичны, чувствовалось, что он из тех, которые не любят шутить.

Юткинские горлодеры прикусили языки и один за другим юркнули в дверь. Матвей смотрел на Терентьева, сдерживая радость, а тот управлял уже сходом, и с такой уверенностью, будто жил тут вою свою жизнь.

Терентьев прожил в Волчьих Норах три дня. Кроме совдепа, председателем которого был избран Матвей Строгов, он организовал ячейку партии большевиков. Партийная ячейка составилась из четырех человек: Матвея Строгова, Архипа Хромкова, Мартына Горбачева и Тимофея Залетного, который стал большевиком еще в армии.

Оставив Матвею мандат за своей подписью и печатью губревкома, Терентьев поехал по волостям и селам Юксинского края организовывать советы.

4

Через неделю после отъезда особоуполномоченного волченорские большевики всей ячейкой побывали у новоселов, провели митинг, после которого председателем тамошнего совдепа был избран недавно вернувшийся с фронта и тоже ставший большевиком Мирон Вдовин. А спустя месяц Матвей, оставив своим заместителем в совдепе Архипа Хромкова, поехал вместе с Мироном Вдовиным на первый губернский съезд советов.

Вернулись председатели с хорошими вестями: Советская власть побеждала всюду. На съезде Матвея Строгова узнал один из членов губревкома, посещавший в пятом году конспиративную квартиру Соколовского. Через него и Терентьева Матвей добился особого постановления о закреплении права волченорцев и новоселов на кедровник и на все пахотные и луговые земли, которые крестьяне обрабатывали издавна.

К весне вернулось много фронтовиков. Но среди них не было Артема Строгова, и никто из его одногодков ничего не знал о нем. Не зная покоя, металась Анна то к фронтовикам, то к их женам: расспрашивала, прислушивалась к разговорам на селе: не обронит ли кто словечко о ее любимом первенце. Матвей успокаивал жену: скоро-объявится. Но проходили дни и недели напрасного ожидания, и у Анны не высыхали слезы.

Перед пахотой совдеп провел подушный передел земли. Богачи притаились, чего-то выжидали. Во дворах Юткина и Штычкова амбары ломились от зерна, стояли десятки сытых коней, но никаких приготовлений к пахоте и севу не примечалось. С тревогой посматривали на эти дворы солдатские вдовы, сироты, бобыли, примирившиеся уже с участью батраков. Сунулись было к богатеям некоторые из безлошадников – кто семян призанять до будущего урожая, кто лошадь попросить под отработку. Но бывшие хозяева Волчьих Нор еще раз показали себя. Евдоким Юткин вышел за ворота к двум мужикам, пришедшим попросить у него лошадь, и заговорил зло, издевательски:

– Ну, поделили земельку? А пахать на женах будете? А засевать придется лебедой? Валяйте на здоровье! Лебеда кишки прочистит, авось дурь из головы выйдет… А вы, – повернулся он к бывшим своим батрачкам, – идите благодарите своего благодетеля – Матвейку совдеповского. Не будет ноне у меня никакой работы для вас. И за мучкой не ходите. В амбарах зерно сгною, а никому ни фунта не дам!

И, хлопнув калиткой, ушел.

В совдепе шли непрерывные заседания, на заседаниях вспыхивали резкие перепалки. Фронтовики требовали расправы с богачами. Матвей Строгов колебался: не зная, законны ли будут такие действия теперь.

Все сомнения разрешил тот же Терентьев. Ранним весенним утром нагрянул он в Волчьи Норы с пятеркой конных красногвардейцев. Был он теперь в кожаной тужурке, с портупеей через плечо, и называл себя комиссаром. Пока Терентьев пил чай у Строговых, Максим с одним из красногвардейцев успел объехать село и созвать волченорцев на митинг.

На косогоре у церкви Терентьев выступил с короткой, но сильной речью. Он сообщил о том, что Советская власть установила твердые цены на хлеб. Но кулаки и спекулянты не продают хлеб по этим ценам, они прячут хлеб, хотят задушить революцию голодом. Сам Ленин призывает трудовых крестьян стать хозяевами своей жизни, помочь рабоче-крестьянскому правительству.

Фронтовики, как только услышали такие слова, бросились по домам и, вернувшись с винтовками, присоединились к отряду красногвардейцев.

В два дня закрома купца Голованова, Штычкова, Юткиных и других богачей были очищены. Терентьев часть зерна оставил в распоряжении совдепа, для раздачи на семена беднейшим хозяйствам, с остальным снарядил большой обоз и под охраной красногвардейцев отправил в город. Сам же комиссар, сказав старшему отряда, что успеет пять раз догнать обоз, решил на несколько часов задержаться в Волчьих Норах и по дороге заехать еще в Соколиновку.

На заседании совдепа комиссар посоветовал именем революции конфисковать у кулаков лошадей, клади необмолоченного хлеба и помочь безлошадным, беднякам и семьям фронтовиков. Попрощавшись с членами совдепа, как со старыми друзьями, и потолковав еще несколько минут с мужиками на улице, Терентьев вскочил в седло и поскакал за околицу.