Библия Раджниша. Том 4. Книга 2 - Бхагван Шри Раджниш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она протекает так тихо — ни шума, ни ссор, ни стычек, ни проблем. Вся пища разделяется, размельчается и посылается в различные участки организма, где в ней есть необходимость. Кровь бесперебойно доставляет все питание в каждый уголок тела, а обратно переносит уже использованные остатки, которые больше не нужны, — мертвые клетки.
Каким образом кровь определяет, что является питанием для организма, что и в какое место должно быть доставлено? А все омертвелое и использованное, будучи оставленным в системе, представляет собой опасность, потому что отравляет организм, — оно должно быть как можно быстрее выведено из организма, поэтому доставляется в те места, посредством которых они могут быть удалены из тела. Удаление опасных отходов жизнедеятельности может производиться многими путями, и не только при дефекации, мочеиспускании и потоотделении, — нет, существует еще масса способов.
Ваши волосы — это отмершие клетки. Вот почему вы не раните себя, когда обрезаете волосы. Попробуйте порезать какую-нибудь другую часть тела, и вы узнаете! Волосы мертвы, это мертвые клетки. Ваши ногти — мертвые клетки; определенный тип мертвых клеток, которые не могут быть удалены другим путем.
Все тело представляет истинное значение слова «организм».
Коммуна — это организм.
В этом смысле — это организация.
Поэтому сначала надо уяснить себе, что коммуна состоит из бунтарей. И ни один идиот не может быть бунтарем; только очень разумный человек может быть им. Идиоту, тупице, посредственности проще оставаться с ортодоксальными условностями и традициями; с толпой, с чернью.
Быть бунтарем означает поступать по-своему: вы покидаете толпу.
Вам необходимо мужество, необходим ум.
Вы должны быть игроком — вас должен радовать риск на протяжении всей вашей жизни.
А любая коммуна состоит исключительно из бунтарей.
И там, где собираются вместе разумные люди, не нужна никакая иерархия, не нужен никто, кто говорил бы «направо, налево, кругом, вперед шагом марш»-. Подобное необходимо только отсталым людям.
Я слышал об одном философе, который участвовал во второй мировой войне, — тогда все должны были участвовать в войне. Этого бедного философа тоже взяли на войну. Он сказал: «Я абсолютно бесполезен, потому что я не смогу ничего сделать, глубоко и всесторонне не обдумав».
Ему сказали: «Ты сможешь думать, не волнуйся, но ты должен пойти на войну».
Он пошел. В первый же день началась муштра. «Налево!» Все повернулись налево, а философ остался на месте. Его спросили: «Почему не поворачиваешься налево?»
Он спросил: «А зачем? Я не вижу никаких причин. Я обескуражен, почему столько людей повернулось только потому, что вы сказали: „Налево!“ Сначала скажите мне, зачем мы должны поворачиваться налево? А почему не направо?»
Бригадир сказал: «Ты что, дурак? Я говорю „налево!“»
Философ сказал: «Вы можете говорить что угодно, но это вовсе не значит, что я буду это исполнять».
Бригадир оставил его стоять на месте, а остальным скомандовал повернуться направо, повернуться так и эдак. И в конце концов они опять вернулись в исходное положение. Тогда философ сказал: «Я не вижу смысла. Я стоял все время в одном положении! А эти бедняги все поворачивались и поворачивались и в итоге пришли в то положение, в котором все это время находился я».
Бригадир спросил в своем ведомстве: «Что мне делать с этим человеком? Какую причину я должен назвать, чтобы он повернулся налево? Это ведь обучение, а этот человек очень странный; он говорит: „Но зачем меня необходимо обучать поворотам налево? Что особенного в этом левом? И, прежде всего, я не вижу смысла в этом обучении: я уже обученный человек. Я профессор, я философ — мое имя знает весь мир. Я обученный человек — какое обучение можете дать мне вы?“»
Бригадир спросил штабных. Они сказали: «Мы предполагали, что могут быть неприятности. Пошлите этого парня — он философ, — пошлите его на кухню. Пусть он займется чем-нибудь другим, режет овощи или что-то еще. Вы не сможете с ним спорить, убеждать его — нет времени. Чтобы уговорить его, потребуются годы. И для этого нужен профессор, философ, более авторитетный, чем он. Это не по вашей части; муштруйте своих идиотов, тех, кто никогда не спрашивает „почему?“»
Философа послали на кухню. Начальник спросил его: «Что ты можешь делать?»
Он ответил: «Я могу думать. Ничего другого я не умею».
Офицер сказал: «Думать? А что мы с этим будем делать? Но уж если тебя прислали, ты должен будешь что-то делать. Сделай вот что. Здесь горох; ты должен разложить его на две кучи — в одну кучу складывать крупные горошины, в другую мелкие».
И вы опять вернулись к парадоксу Бертрана Рассела… Через полчаса офицер вернулся, а философ сидел так же, как до его ухода, и горох лежал так же. Он не дотронулся ни до одной горошины. Начальник спросил: «Что ты делаешь? Прошло полчаса, где кучи?»
На что философ ответил: «Мне не было сказано, куда я должен класть горошины, которые не являются ни большими, ни маленькими, средними. Я это и осмысливаю. Я смотрю на горошины; двух куч не получится. Даже трех, даже четырех. В действительности каждая горошина должна лежать в отдельной куче, потому что все горошины разные, ни одна из них не повторяется. Как же я смогу сложить их в кучу? Они хороши такими, какие есть, индивидуальными. Нет двух одинаковых горошин, они никогда не были одинаковыми и никогда не будут одинаковыми».
Моя коммуна в большей степени организм, чем организация.
Мы все разумные люди — нет необходимости кому-то еще говорить вам, что делать, как делать.
Ваш разум есть ваша ответственность.
Никто не собирается перекладывать на вас ответственность насильно. Но я знаю, почему возник этот вопрос, — потому что с самого раннего детства вам постоянно указывали, как себя вести.
Совсем недавно я читал о женщине, Джудит Мартин. В Америке она известна как мисс Мэннерс. Она самый высший авторитет в области манер, этикета и, в особенности, в области воспитания детей. Она говорит, что каждый ребенок — дикарь, и его нужно начинать воспитывать как можно раньше. И каковы
