Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт - Фаня Шифман

Хана решительно его оборвала: "Гедалья, мы не будем сейчас обсуждать это!

Уважение к родителям – первое дело!.." – "Значит, ты решила вернуться к корням?" – серьёзно и ласково глядя на девочку, спросил дед. – "Да!" – твёрдо произнесла девочка, и дедушка в первый раз с момента её появления у них в доме улыбнулся. И спросил: "А мальчики? Галь похож на меня! Гай тоже, но Галь больше: глаза такие же острые и серьёзные, Гай, тот помягче будет… Галю бы подошло мне наследовать…

Ну, и Гаю тоже…" – "Нет, с этим не получается… – сокрушённо проговорила Ширли, качая головой, – у них другие интересы…" Старая Хана вышла на кухню и, выглянув оттуда, поманила Ширли: "Пошли, девочка, помоги мне". Ширли встала, кивнув деду, и направилась на кухню. Ренана осталась беседовать со старым Гедальей. Хана разогревала в микрогале, вытаскивала и выставляла на передвижной столик всевозможные ханукальные блюда. Она тихо прошептала на ухо внучке: "Ширли, мы не говорили дедушке, как Галь и Гай избили старшего сына Нехамы, внука Ривки. Мы с Арье и Амихаем постарались, чтобы он не узнал. Его бы это очень расстроило: мало того, что избили, и так зверски… Этим дурацким ка-ра-тэ занимаются, совсем не еврейское дело… все эти драки… Ещё и то, с чего всё началось… Эти песенки… как-его-там?.." – "Бабуленька, а почему они с мамой не поговорят, Арье и Амихай?" – "Ой, не спрашивай, внученька!..

Дедушка больше всего переживает за твоих братиков. Они нам были таким утешением… после всего…" – и по лицу старушки заструились слёзы. Она давилась слезами, стараясь не всхлипывать, чтобы муж не слышал. Ширли удивлённо и с состраданием взглянула на бабушку. У них дома никогда не вспоминали об истории семьи Магидовичей, девочка об этом, во всяком случае, не знала. Она прижалась к старушке, стала покрывать её лицо поцелуями, успокаивая: "Что ты, бабуль!.. Я же к вам пришла!.. Не надо плакать, родная!" Понемногу старушка успокоилась.

Вскоре на столе стояли красивые чашки с блюдцами, глубокая тарелка с румяными картофельными оладьями, блюда с пончиками всевозможных форм и размеров, варенье, конфеты. Посреди стола важно пускал ароматный пар большой фарфоровый чайник.

Распахнулась входная дверь, и вбежали двое мальчишек примерно 10-11 лет. Из-под одинаковых простеньких чёрных кип с фиолетовым отливом у одного выбивались лохматые светлорыжие кудряшки и яркие голубые (почти такие же, как у бабушки Ханы!) глаза. Другой, немного помладше, отличался от первого короткими тёмными волосами, отливающими тёмной медью и острыми, словно угольки, темно-карими глазами. При этом в глаза бросалось удивительное для двоюродных братьев сходство – и манеры, и жесты, и мимика, и даже немного черты лица, а главное – россыпь веснушек на носу и щеках. Ширли заметила, что россыпь веснушек на лице темноволосого была определённо погуще.

Голубоглазого мальчишку Ширли запомнила ещё с концерта в "Цлилей Рина" – это и был её кузен Цви-Хаим Магидович, как Ширли уже знала, один из самых многообещающих солистов студии. С ним-то и начал заниматься Шмулик на флейте и хочет учить игре на шофаре! А второй, как она поняла, Нахуми – о нём Шмулик тоже сегодня упоминал. С семьёй Амихая Блохи почти не общались даже в лучшие времена, поэтому Нахуми, его сестру и брата Ширли почти не помнила. Смутно припоминались поджатые губы матери и её осуждающие (кого?) слова, что дети Арье и Амихая не только двоюродные, но и молочные братья; что это такое, она тогда не понимала.

"О, мы вовремя пришли, Цвика! Смотри – на столе снова гора бабулиных суфганьйот!" – воскликнул обладатель тёмных глаз-угольков. Хана заулыбалась: "Посмотрите, Цвика, Нахуми! К нам такая гостья пришла! Вы помните? Это ваша двоюродная сестра Ширли, дочка Рути!" – "Это той Рути, что в Далете живёт?" – догадался Нахуми, сын Амихая. Слова "в Далете" мальчишка произнёс с нажимом. Эти слова, как и въедливый насмешливый взгляд глаз-угольков, которыми Нахуми её буквально поедал, очень смутили Ширли. Ренана незаметно погладила её по плечу, стараясь подбодрить.

Цвика во все глаза смотрел не на Ширли, а на Ренану. Ширли улыбнулась, вспомнив всё, что она слышала об этом неугомонном шалуне, ещё когда он был крохой с голосом, как колокольчик. Ехидный Нахуми сварливо продолжал: "Они же живут не по-нашему!" – "Нахуми, прекрати! Тётя Рути моя дочка, а Ширли – моя внучка, такая же, как и вы оба! Она хочет учиться в нашей ульпене", – осадила мальчишку бабушка Хана, а дедушка Гедалья добавил: "Ширли решила вернуться к нам той же дорожкой, по которой её мама ушла от нас. Хочу верить – и всех за собой приведёт! Только учись, девочка, как следует! Ренана, ты, внучка рава Давида, не оставишь её? Ей будет очень непросто, потребуется поддержка! Ширли, если ты серьёзно решила вернуться, то и мы поможем. Ты же наша родная кровь! Приходи в любое время! А если сможешь, и братьев приводи!" Ширли опустив голову, пролепетала: "Спасибо, дедушка… Конечно, я буду приходить к вам. А можно с Ренаной?" – "Ну, конечно!

Внучку рава Давида, дочку Нехамеле, мы всегда рады видеть! Ведь твою маму мы, знаешь, с каких годков знаем? Она всегда была умница, училась хорошо! Вот и папу твоего, такого хорошего и серьёзного, выбрала!" – "Гедалья, перестань!" – снова нахмурилась Хана, опасаясь непредсказуемого поворота беседы. Гедалья выглядел немного смущённым. Он помолчал, а потом обратился к Ширли: "Ширли, я серьёзно говорю. Если бы ты смогла привести сюда своих братьев, ты меня очень порадовала бы… Как бы я хотел посидеть и потолковать с Галем, поучить с ним Тору, Гемару…" – мечтательно произнёс старик, не замечая смущённых взглядов, которыми обменялись между собой Ширли, Ренана и старая Хана. В глазах старика вдруг блеснуло нечто, похожее на слезу. Цвика подошёл к деду и прижался к нему: "Не надо, дедуль, не расстраивайся!.. Мы тебя любим!" Старик поднял голову, взгляд его по-прежнему был так же остёр и строг: "Всё в порядке, детки мои!" Ренана внимательно поглядела на маленького рыжего Цвику и улыбнулась: "А мы вас сегодня вспоминали – Шмулик и Рувик рассказывали. Ну, а как ты пел на концерте в "Цлилей Рина", мы все слышали! Правда, Ширли?" – "Мы с Нахуми теперь вместе в студии занимаемся: я его привёл, и Гилад принял, – он помолчал и тут же заявил Ренане: – И тебя мы узнали: ты сестра Шмулика и Рувика, ты ужасно на них похожа!

Шмулик – наша гордость! Бабуля, дедуля, вы знаете: это он угав придумал и лучше всех на флейте играет. А Рувик – наш поэт, как и Гилад. Он с Нахуми уже начал гитарой заниматься, – восторженно пояснил мальчик бабушке и дедушке, потом похвастался: – Я и нынче буду петь на концерте!" – "Тогда тебе надо немного отдохнуть перед концертом", – вполголоса заметила бабушка.