Бусы из плодов шиповника - Владимир Павлович Максимов

У нас был хороший тренер. И он старался нас поддерживать не только на тренировках, но и в жизни.

– У меня сегодня день рождения, – подошла к нам Лида Шикота. – Я всех приглашаю в «Алмаз» – отметить его. Так что не разбегайтесь. Подарков не надо, – опередила она хотевшего что-то сказать тренера. – Цветов – тем более. Не люблю срезанные, умирающие цветы. Да и дата у меня солидная – четвертак. Так что радоваться особо нечему.

В ресторане мы просидели до темноты, поставив перед Лидой непременное условие, что хотя бы половину расходов берем на себя. За это время мы выпили три бутылки шампанского, еще больше «Боржоми» и очень хорошо и вкусно поужинали.

В субботу, приехав на электричке домой, я позвонил Нине, но ее телефон безмолвствовал…

За окном было серо и сыро. Сквозь мелкое сито небес сочился почти невидимый дождь…

Надев в прихожей плащ, я решил прогуляться.

Возле кафе «Улыбка» мне повстречалась Элла. Похоже, она кого-то ждала, неотрывно всматриваясь в глубь квартала и даже не заметила, как сзади к ней подошел я.

– Привет, мое мимолетное счастье, – сыронизировал я.

Она резко обернулась и, вяло улыбнувшись, ответила:

– А-аа, это ты. Привет.

– Кого-то ждешь или свободна? – Мне хотелось, чтобы в голосе больше не было иронии. Зачем напрасно раздражать красивую девушку, да еще тогда, когда у нее такой несчастный вид?

– Угу… Эдуарда… – И вдруг вдохновившись, по-видимому своими мыслями, продолжила: – Ты знаешь! Он со своей грымзой ведь разводится. А меня обещал взять с собой в Новосибирск на гастроли. Может быть, я даже у них в ансамбле буду петь… Мы уже репетировали, и он обещал мне поставить голос…

Эллу, как разлившуюся реку, уже трудно было остановить, поэтому, весьма бесцеремонно прервав ее красноречие, я спросил:

– Это тебе все твой дружок поведал?

– Ну да. Эдик. Она, представляешь себе, на Юге какого-то хахаля нашла. И в письме ему все это прописала. Развода, мол, требую немедленно! И все такое прочее. Эдик мне сам письмо показывал. Правда, прочитать не дал. Но я ему верю. Не станет же он мне врать… как ты думаешь?

– Конечно, не станет. Не такой он человек, – успокоил я Эллу. – Пока.

– Пока, – рассеянно ответила она, снова переведя свой взгляд в глубь квартала, откуда, по-видимому, и должен был появиться Эдуард.

Ноги будто сами собой, отдельно от моей воли, понесли меня к обрыву. Хотелось побыть одному, чтоб никого больше не видеть, не встречать. Особенно знакомых.

На «нашем месте» я остановился и увидел, как по реке, кружа его стремительным потоком, спешат куда-то большие, неуклюжие, набухшие от воды льдины. А лед по берегам – еще лежит незыблемо, как крепость, широкими сверкающими белыми полосами. И, казалось, что солнцу никогда не хватит сил растопить его. И что-то подобное, отдающее спокойным холодом, я почувствовал внутри себя.

«Да, до муки мне пока что еще далеко, – вспомнил я слова тренера. – Сейчас я ощущаю только муку».

Еще раз взглянув на реку, я уже немного спокойнее подумал: «Ну что же, значит и в моей жизни что-то вот так же стремительно изменится. Панцирь привязанности, делающий меня слабым, разлетится вдребезги! Просто надо быть, как эта река: свободным, упорным, сильным и, несмотря ни на что, постоянно стремиться к своей цели».

После прогулки я снова несколько раз позвонил Нине, но ничего, кроме протяжных призывных гудков, не услышал. Тогда по справочнику я нашел номер музыкальной школы, где она работала, и, представившись журналистом местной газеты, которому она после отпуска обещала дать интервью о работе с юными музыкантами, попытался узнать, где она.

– Не подскажете, когда начнутся занятия у Несыновой? – продолжил я уже с завучем школы, которую подозвали к телефону.

– Никогда, – вздохнув, ответила она одышливым голосом, как будто только что по пути к телефону штурманула Эверест. – Нина Александровна уволилась. И теперь будет жить, кажется, в Майкопе. Во всяком случае, в ее заявлении на увольнение фигурировал этот город как место будущей работы в тамошней музыкальной школе.

– Благодарю вас, – деревянным голосом проговорил я.

– Всего доброго, – ответила она и, спохватившись, быстро заговорила: – Кстати, вы можете взять интервью у меня или у кого-нибудь из наших преподавателей по итогам завершающегося учебного года. Они у нас, смею вас заверить, высоки…

У меня хватило сил не повесить трубку и не прерывать ее пространную речь.

– Алло? – с сомнением спросила она, не почувствовав никакой реакции на противоположном конце провода.

– Все понятно. Спасибо, – собрал я все силы, чтобы оставаться вежливым. – Я переговорю с редактором и вам перезвоню. До свидания, – повесил я трубку.

* * *

Года через два не помню уж от кого, я узнал, что Нина Александровна на юге (ох уж это южное солнце!) действительно вышла замуж за массажиста, работающего в том санатории, где она отдыхала, и что вскоре они переехали из Сочи в Майкоп, откуда он был родом и где жила его многочисленная родня.

«Ну, что же, каждый устраивается в этой жизни как может и насколько может, в этом нет ничего удивительного. Любопытно только, говорит ли теперь Нина своему мужа, как когда-то, кажется, очень давно, когда мы прощались в аэропорту, говорила мне, когда я грустно и нежно держа ее лицо в своих руках, лишь слегка касался губами ее губ и щек: «Какие у тебя, оказывается, нежные руки…»

Моей приятельнице-однодневке Элле певицей стать не удалось. Но зато замуж за Эдика она все-таки вышла. И теперь они живут в Новосибирске. И недавно своей подруге Свете она прислала в письме цветные фотографии, на одной из которых запечатлено все их семейство: несвойственно задумчивый Эдуард, похудевшая, с неброским макияжем Элла и их кроха-малыш, беззубо улыбающийся во весь рот. На фото он самый счастливый. Впрочем, и остальных несчастными не назовешь…

Что касается меня, то мне та слезная, дождливая весна запомнилась крушеньем почти всех моих надежд:

– Олимпийским чемпионом я не стал. Более того, я даже не попал в сборную страны, ибо на отборочных соревнованиях во Львове от страшной жары у меня повело верхнее плечо лука, и несколько серий я «срезал», не догнав уже потом ушедших вперед. Может быть, это произошло от того, что я вначале, в перерыве между стрельбами, не ставил лук в тенечек, под специальный большой цветной зонт. А тренера нашего с нами тогда не было и что-то подсказать было некому… А может быть, на стрельбу повлияло и что-то еще… Не знаю… О Нине, во всяком случае тогда я старался