Мстислав - Борис Тумасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
8
В верхней светлице княжьих хором хранилище книг. У черниговского князя оно не такое многочисленное, как у киевского. Киевское хранилище собирал ещё Владимир, да и Ярослав из Новгорода привёз книг не мало. И не только за любовь к чтению, но и за то, что начал создавать свод законов, по каким жить будет многие годы Русь, назвали Ярослава Мудрым.
Мстислав в хоромине редко появлялся. Да и то, зайдёт, подержит в руках какую из книг и снова положит её в кованый сундук. В одно ненастное утро, из-за непогоды не поехав на охоту, Мстислав поднялся в хранилище, достал толстую книгу в переплёте, затянутом телячьей кожей. То было сочинение грека Плутарха. Как и от какого князя попала эта книга в черниговское хранилище, Мстиславу было неведомо, но он иногда листал её, интересуясь деяниями великих людей, живших много веков назад.
Открыв страницу наугад, Мстислав прочитал, откуда и кто дал имя главному городу Римской империи Риму[141]. Плутарх повествовал о двух братьях, потомках албанских царей, один из которых, Амулий, хитростью и жестокостью завладел всей властью, после чего велел утопить сыновей второго брата, Нумитора. Но раб, положив мальчиков в корыто, не бросил их в реку и оставил на берегу, под дикой смоковницей, называемой руминальской.
Дети сосали молоко волчицы и ели пищу, приносимую им дятлом. Люди увидели детей, припавших к соскам волчицы, и назвали их Ромулом и Ремом…
Мстислав знал, дикие звери не принимают запаха человека, и удивлялся, как могла волчица вскормить детей человека? Но не это поразило князя, а жестокость природы человека, когда родной брат, жаждая власти, не щадит ни брата, ни его детей.
Мстислав сравнивает Амулия со Святополком, но неожиданно ему приходит мысль: а чем они с Ярославом лучше? Ведь делили же власть на Лиственном поле.
Стыдно и больно Мстиславу. Корысти ради обнажили они мечи. И стоило ли черниговское княжение той крови, какую пролили они с братом?
Нынче в одном и утешение, что стояли рядом против печенегов, защитили Киевскую Русь…
О добре и зле размышлял Мстислав, о совести и алчности. И к одному склонялся: алчный человек и смерть принимает по-своему. Он готов весь мир забрать с собой.
Чаще всего такое случается с богатыми. Кто трудом на пропитание добывает, тот и час свой последний принимает достойно. Вот хотя бы Пётр. Когда ему о смерти думать, весь день в работе и заботах, а ночь настанет, впору телу отдохнуть.
А старик, воин Путята, верно служил и смерть принял достойно. Таких, как Пётр и Путята, великое множество, на них земля держится. Они её красят, они ей защита.
Разве мог Мстислав не вспомнить тех смердов, какие встали на пути убегавших печенегов?
Смертью смерть поправ, как записано в Писании, они врага изничтожали, чтоб вдругорядь не смел пойти на землю Русскую, и сами полегли достойно…
Ими, смердами, красна Русь.
Судом праведным будет судить его, Мстислава, Всевышний, но какой мерой станут измерять потомки его деяния? От Господнего суда не скроешься, от человеческой молвы и веками не заслонишься.
Мстислава суд потомков больше страшил, чем суд Господень, потому как Господний суд - суд справедливый, а человеческий не всегда.
И ещё Мстислав спрашивал себя, отчего не задумывался об этом в Тмутаракани? И ответ был один - там осталась молодость, здесь настала пора зрелости.
Как раненый хищный зверь, забравшись в своё логово, зализывает раны, так и хан Булан, укрывшись в глубокой степи в низовьях Дона, старался забыть о потерях. Он убеждал мурз и беков, что время от времени надо очищать родник от грязи.
- Те, кто остался в Урусии, были плохими воинами, и о них не стоит сожалеть. Сила орды не иссякла, а печенежские бабы нарожают новых воинов.
Но хану Булану ли не знать: в вежах много недовольных. Косится на него и Демерчей. Поэтому он сказал как-то начальнику охраны, рябому богатырю Поливану:
- Темник Демерчей зло таит, а собаку, рычащую на хозяина, убивают.
Сказал и ощерился. Начальник охраны понял хана, и когда Демерчей явился в юрту Булана, Поливан взмахом сабли отсек темнику голову.
Притихли в вежах. Велик хан, если не побоялся казнить Демерчея…
Тёмная ночь, откричали последние петухи. Где-то далеко-далеко небо временами разрезала молния, но гром не докатывался. После дождя парило, и воздух душный. В хоромах жара и дышать трудно. Разбросалась Добронрава, не спится. Тмутаракань вспоминала. В такую пору море замирало, вздыхало теплом, а вода горячая. Бывало, окунётся Добронрава, ляжет на песок, смотрит в небо. Звёзды крупные, редкие и перемигиваются. О чём думалось тогда? Теперь и не упомнишь. В такую погоду ждали шторма, он не щадил рыбаков и мореходов, и если Бажен был на лове, Добронрава молила Бога, чтобы брат поскорее возвратился домой.
Глядя на звёзды, она иногда думала о том, какие на них небожители, или это пристанище богов? Всевидящих, могучих, грозных…
Гадала Добронрава, каким будет её суженый, и мыслила, что станет княгиней… Но в том ли счастье, поди теперь разберись.
Ходила с черниговцами на печенегов, и будто молодость вернулась, когда с Мстиславом хазар били.
Мстислав заботливый, добрый, но уже чужой. Да и что связывает их? Разве годы, прожитые вместе.
Годы неумолимы. Была девочкой, годы тянулись медленно, а нынче не успеешь оглянуться, нет года. 1ак и жизнь уйдёт незаметно. Но Добронрава о том не сожалеет, бездетная старость страшит, попрёки, пустоцветом отцвела, дескать, княгиня.
Совсем ребёнком, помнит, возле их домика росла яблоня. Каждую весну она одевалась в белое платье, но лепестки опадали, и яблоня не плодоносила. Отец срубил дерево, заметив: «Какая от него польза!»
И она, Добронрава, как та красивая яблоня. А в Библии записано: «Жена твоя, как плодовитая лоза, в доме твоём…»
В полночь поднялся ветер, задул рывками, с подвыванием. О чём пел ветер и кому? Рыбакам и мореходам он вещал опасность, а ей, княгине? Может, разделяет с ней её неутешное горе?
Ветер где летал и что видел? И в порыве ветра чудится ей,отвечает он, будто пролетал над морем Сурожским, передыхал на обрывистом тмутараканском берегу и принёс ей поклон от родного края.
Если бы ветер заговорил, он о многом поведал бы ин опускался на дворцы императоров и королей, в дома богачей и хижины бедняков. Он видел людей в горести и радости, рождение и смерти…
Добронрава надела сарафан, вышла во двор. Небо в тучах, срывались редкие крупные капли дождя, ударяли по тесовой крыше. Темнели вековые дубы, разросшиеся в два обхвата, за ними стеной высились бревенчатые постройки.
Неожиданно княгиня увидела, что она не одна, рядом стоял Мстислав. Давно ли он здесь и почему?
Мстислав молча обнял её за плечи, повёл в хоромы и она вдруг почувствовала, как тревоги покидают её, уступая место душевному покою…
9
Гасла заря, когда Ярослав вышел на красное крыльцо. Возле поварни суетилась челядь, пилили и кололи дрова, разжигали печи. При свете жировых плошек стряпухи готовились варить и жарить. Из пекарни на весь двор тянуло свежевыпеченным хлебом.
В хлеву мычали коровы, и тугие струи молока звонко били в подойник. Княгиня Ирина любила по утрам горячий хлеб и парное молоко.
Вернувшись из дозора, гридни рассёдлывали коней, переговаривались. Князю интересно, где они несли караул, но он не стал спрашивать. Спустившись с крыльца, направился в Десятинную церковь, возведённую ещё князем Владимиром. Отец дал ей десятую часть от своего дохода, оттого и название у неё Десятинная. Сегодня заутреню правил митрополит. Ярослав уже слушал Паисия, когда тот вёл обедню. После её окончания у них состоялся разговор.
- Князь, - сказал Паисий, - достойно хвалы твоё усердие послужить во славу Господу. Смотрел яз на храм Святой Софии, и чувство благодарности наполняло моё сердце к тем искусным мастерам, какие её возводили. И те, князь, за то хвала. Но думал ли ты, сын мой, когда будет положен последний камень, как украшать станешь храм? Кому роспись делать, лики святых писать, картины евангельские?
Рано или поздно Ярослав ждал такого вопроса и готов был к нему.
- Владыка, с нынешнего лета откроем в Киеве мастерскую, где со всей Руси соберём живописцев.
- А не окажутся ли они богомазами?
- Мы-то зачем, владыка? Лучших покличем!
- То так, сын мой, но хочу яз просить патриарха константинопольского Михаила прислать в Киев знатного мастера, какой и сам бы кистью владел и догляд за мастерами вёл.