За крокодилами Севера - Анатолий Онегов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не является секретом, что Онежское озеро в свое время чуть ли не до конца извели рыболовные артели, выгребающие со дна водоема морскими тралами все живое, что попадалось на пути этой снасти… Позже тралить озеро прекратили, но до сих пор прежней рыбы, как утверждают знакомые мне рыбаки, здесь так и не появилось. Исключение составляет только стадо онежского лосося, о котором я уже говорил. Слов нет, тот же сетевой промысел должен находиться под строгим контролем. Допусти человека с сеткой (с острогой, с ружьем) к заливу, где нерестится щука, и очень скоро щуки в этот озере почти совсем не останется. И это не фантазии автора… Не в такие уж далекие времена в Карелии решили разводить ценную рыбу пелядь (сырок), и, основательно готовясь к такому мероприятию, местные ученые-ихтиологи предложили рыбозаводчикам различные способы, как «подавить численность хищника» (прежде всего щуку) в тех водоемах, куда собирались запускать новоселов — от хищников, разумеется, надо было избавляться, чтобы те не уничтожили дорогую рыбу. И среди способов «подавления хищника» в первую очередь был предложен такой гуманный, как «интенсивный промысел щуки всеми известными орудиями лова во время нереста». Два — три года избиения щуки, открыто выходящей в свои нерестовые заливы с помощью сетей, ловушек, остроги, ружья и все — хищника не будет в данном водоеме… Это очень основательное заключение науки.
Но и без науки давно было известно: допусти к нерестовым заливам желающих добыть весеннюю щуку-икрянку, и щук в озере убудет.
Не секрет, что стоит перегородить сетями заливы, куда направляются на нерест стада лещей, и лещи, которым не будет позволено отметать икру в этом году, уйдут на глубину, готовая икру у них рассосется-исчезнет и на будущий год вроде бы не появится вновь, то есть, водоему, где лещам на дали в положенное им время отметать икру, эти самые лещи два года подряд не подарят своего потомства.
Можно поступить и по-другому: пустить лещей в нерестовый залив, а там и перегородить им выход отсюда. Стадо будет основательно побито, порежено. И лещей после этого в водоеме станет заметно меньше.
Как-то я стал свидетелем еще более жестокого обращения с теми же лещами… В дальнем заливе озера, где и нерестилась основная масса наших лещей, взорвали толовую шашку. Добытую рыбу возили в деревню лодками. Кто-то позвонил в милицию: мол, призовите разбойников к ответу. Милиция прибыла, но вскоре уехала, увозя полную мотоциклетную коляску лещей. Остальную рыбу увезли из деревни сами «добытчики». И с тех пор лещей в озере почти не осталось…Нет, небольшие подлещики время от времени попадаются кому-то в сетку, но теперь уже тщетно ждать, что под окна моего дома, стоящего на самом берегу озера, вдруг заявятся на кормежку лещи-патриархи. Раньше они появлялись здесь всякий раз после своего праздника-нереста и подолгу копались в иле возле самых моих мостков, выставив из воды мутные от утреннего тумана свои спинные плавники-крылья…
Новые времена, новые способы и орудия добычи рыбы, но результат тот же: некогда живая вода превращается в мертвый, пустой водоем — «обычно рыбак ловит рыбу всегда, где и когда только может ее поймать; при этом в погоне за более богатым и легким уловом им применяются такие снасти, которыми он улавливает проходящую мимо него рыбу почти всю, без остатка» («Рыбацкая памятка». 1913 год).
Алтай. 1974 год. Тигерекский хребет. Поселение бывших казаков по имени Тигерек. Тут же река такого же названия, где обитал в то время хариус и куда по весне поднимался на нерест таймень. «Много ли сюда заходит тайменя?» — интересуюсь я у казака-рыболова и слышу в ответ: «Этой весной взял острогой сто тридцать шесть тайменей». Что остается после этого самой реке?..
Алтай. 1980 год. Чулышман. Некогда богатейшее царство тайменей. И тайменя я разыскал. Видел и тайменя-гиганта, которого соблазнил хариусом, обвязанным тройниками, мой проводник-попутчик. Рыбина-громадина, пожалуй, в рост рыбака, пожелавшего ею завладеть, лежала на отмели свинцовым брусом. Лежала недолго. Затем рывок, снасть разлетелась на части, а рыба спокойно скрылась в своей глубине.
Да, я видел тайменей Чулышмана. Но уже тогда местные жители сетовали на то, что этих рыб почти не осталось в реке. А ведь совсем недавно здесь еще появлялись добытчики, которые с помощью только спиннинга набивали тайменями не одну бочку… Да к тому же, мол, в устье реки рядами с весны стоят сети на пути рыбы.
Надо ли продолжать, надо ли дальше доказывать, что одной из главных причин оскудения наших водоемов и в давние, и в не очень давние, и в сегодняшние времена был и остается разбой с помощью промысловой снасти. Унимали ли в прежние времена слишком «энергичных» добытчиков? Точно не знаю, но, как следует из той же «Рыбацкой памятки», слишком «энергичные» рыбаки-добытчики, по которым и должна была плакать карательная дубинка, на Руси вроде бы никогда не переводились — по крайней мере именно им и предъявлял Смотритель Рыболовства, К.Александров главные обвинения в том, что рыбы в наших реках и озерах становилось все меньше и меньше.
Конечно, были отдельные сельские общины, сильные своей моралью, хранившие верные знания-заповеди стариков, которые сами устанавливали правила рыболовства для своих членов, сами следили за исполнением этих правил и сами вершили свой строгий суд…Тогда в таких крепких сельских обществах и устанавливался, например, закон: не звонить в церковный колокол во время нереста того же леща, если церковь стояла на берегу залива, выбранного этой рыбой для своего праздника-нереста.
Я знал небольшую таежную деревушку, где строго держалось правило: не перегораживать ловушками сплошь ручей, по которому еще в конце зимы, еще подо льдом, перебирались отряды сороги (плотвы) из одного озера в другое. Больше того, эту самую, ходовую сорогу разрешалось ловить каждой весной только одному какому-то дому: в эту весну, например, ловил сорогу в ручье Петр Мушаров, на другой год — Иван Зайцев и только на третий год дойдет очередь до Виктора Герасимова. И за нарушение правила (а такое нет-нет да и случалось) врагу общества была положена кара — отлучение от того или иного доброго дела…
Но такой пример сбережение «производительных сил природы» (по Зворыкину) был, на мой взгляд, и ранее скорее исключением из правил.
Не так давно в какой-то телевизионной передаче услышал я рассказ о рыбаках города Мологи, ушедшего позже на дно Рыбинского водохранилища. Автор рассказа, был, судя по всему, активные противником создания Рыбинского водохранилища. Это чувствовалось и по его повестовованию том, мол, как много ловили рыбы до уничтожения города Мологи, какую прекрасную рыбу отправляли отсюда в разные российские города. А теперь, мол, рыбаки, промышляющие на Рыбинском водохранилище, ловят совсем немного. И для доказательства этого положения демонстрировался и улов нынешней рыбацкой артели — улов, разумеется, небогатый, так как съемка сюжета для передачи велась по зиме, когда рыба малоподвижна и совсем неважно попадается в ставные сети. А что же старинные рыбаки города Мологи? Много ли ловили они рыбы по зиме?.. Конечно, совсем немного, если только не опустошали неводами зимовальные ямы… Их главная добыча была весной, во время путины, во время хода рыбы — только тут и выпадала главная удача. Но об этом автор рассказа умалчивает (либо не знает, либо делает это с умыслом), нечестно сравнивая несравнимое, чтобы в конце концов показать нам: вот, мол, как прекрасна была раньше жизнь.