Гордость и соблазн - Эйна Ли

— Хм! Преданность можно купить, Маккензи.

— Сомневаюсь в этом, сэр.

— Держу пари, что да! — Ухмылка появилась на его лице. — Мне кажется, мы начинаем лучше понимать друг друга.

— Я тоже так думаю.

— Итак, во сколько вы оцениваете свою преданность, Маккензи?

— Очень дорого. Думаю, гораздо дороже, чем вы можете себе представить.

Лоуренс торжествующе посмотрел на Эмили.

— Вот видишь, дочка, все имеет свою цену.

Сев за стол, он открыл чековую книжку и взял перо.

— Итак, что мне писать, Маккензи?

— Ваша дочь, мистер Лоуренс. Нахмурившись, Лоуренс посмотрел на него.

— Я не понимаю вас.

— Эмили — самое ценное, что у вас есть, сэр. И это единственное, за что вы можете купить мою преданность. Она все же почему-то любит вас, и вовсе не из-за ваших денег. Это единственная причина, по которой я привез ее сюда.

— Вы привезли ее сюда, чтобы получить деньги, причитающиеся вам за выполненную работу.

— Я не наемный охотник, — ответил Джош, подмигнув Эмили. — Позвольте мне объяснить вам одну вещь, мистер Лоуренс. Эмили — моя жена, и я не потерплю, если вы впредь будете вмешиваться в ее жизнь. Никаких фальшивых обвинений, никаких запугиваний и никаких агентов Пинкертона. Бог накажет вас, если вы попытаетесь это сделать.

— Вы угрожаете мне, Маккензи?

— Нет, там, откуда я родом, это называется лошадиной коммерцией.

— И Эмили — это ваша лошадь? — Лоуренс был явно изумлен.

— Да, если говорить иносказательно. Вы получили то, что хотели, — ваше наследство, и в обмен на это она получает спокойную жизнь.

— А какая польза вам от всего этого, Маккензи? Признайтесь, ведь у вас были далеко идущие планы насчет богатого наследства?

— Далеко идущие планы? Еще бы! — Он встретил смущенный взгляд Эмили. — Жизнь бок о бок до самой смерти. — И он с любовью улыбнулся ей.

Эмили закрыла глаза, а когда снова открыла их, неуверенность ушла вместе со слезами. Любовь светилась в ее глазах. Джош сжал ее руку.

— Вы можете в этом убедиться, приехав в «Трипл-Эм», чтобы увидеть своего внука, сэр, — добавил он.

— «Трипл-Эм»?

— Да, мое семейное ранчо. Там мы с Эмили собираемся жить.

— И ваш внук тоже, отец, — вставила Эмили. — По крайней мере до тех пор, пока он не подрастет достаточно, чтобы самостоятельно принимать решения.

— Значит, ты серьезно насчет всего этого, Эмили? — спросил Лоуренс, впервые с начала разговора проявляя признаки замешательства.

— Я никогда не была настроена более серьезно, чем сейчас, отец.

Стожив руки за спиной, Лоуренс прошел к камину и в глубокой задумчивости уставился на портрет в красивой раме, на котором была изображена маленькая Эмили верхом на пони.

После длительного молчания Эмили посмотрела на Джоша. Он пожал плечами, но ничего не сказал. Лоуренс наконец оторвался от картины и повернулся к ним.

— Я вспомнил тот день, когда была закончена эта картина. Это был твой день рождения…

— Тогда мне исполнилось шесть лет, отец. Я удивлена, что вы это еще помните, потому что мне казалось, что вам никогда не было это интересно…

— Я купил тебе этого пони против желания твоей матери.

— Как вы всегда это делали.

Лоуренс помолчал, как бы обдумывая ее слова, и наконец произнес:

— Полагаю, что так.

— Я обычно всегда молилась во время этих ссор между вами и матушкой, чтобы в один прекрасный день вы решились чем-нибудь порадовать ее. — Голос Эмили снизился до шепота. — Но вы ни разу этого не сделали. — Джош обнял ее за плечи. — Если бы вы только сделали это, все бы сразу изменилось… и сейчас все было бы другим. Мне очень жаль, отец. Я люблю вас… но не могу забыть то, что вы сделали с моей матерью.

Лоуренс печально улыбнулся:

— Может быть, я действительно уделял твоей матери слишком мало внимания, которого она заслуживала. Но неужели ты думаешь, что я не оплакивал ее потерю, не скучал по ее нежному голосу?

— Вы никогда об этом не говорили, вы даже не показывали виду.

— Есть много вещей в жизни, которые человек не ценит и никогда не принимает во внимание, пока они не покинут его. Сейчас слишком поздно терзать себя за те ошибки, которые я совершил в прошлом. Прошлое нельзя изменить.

— Но не по отношению к вашей дочери, сэр, — напомнил ему Джош.

Лоуренс посмотрел на Эмили.

— Я в самом деле люблю тебя, Эмили. Я мог бы никогда этого не произнести вслух, думал, ты и так понимаешь это. Я горжусь тобой, моя девочка. Горжусь твоей смелостью и, верь мне или не верь, твоей независимостью. Если бы только твоя мать имела более независимый дух… — Эмили неодобрительно подняла брови. — А я был бы чуть менее властным, — сказал он как-то застенчиво, — то совсем по-другому сложилась бы наша жизнь. — Было видно, что Лоуренс искренне огорчен. — Я верил, что лучше знаю, что для тебя важнее, но я недооценил тебя. Я никогда не доверял твоему уму, который ты, совершенно очевидно, имеешь. Теперь это ясно видно по тому, какого мужа ты себе выбрала. На меня твой выбор произвел большое впечатление, Эмили. Может быть, мне еще не поздно признаться, что я очень сожалею?

Джош взглянул на Эмили. Это была критическая минута. После почти двадцати лет противостояния сможет ли она теперь найти в своем сердце великодушие, чтобы простить отца? Джош надеялся, что сможет. Он надеялся, что у его Эми, которую он полюбил всем своим сердцем, найдется достаточно милосердия, чтобы понять мольбу этого одинокого и раскаивающегося человека. Сейчас он ничем не может ей помочь. С этой глубокой болью маленькой девочки, которая превратилась в зрелую женщину под давлением деспотичного отца, она должна справиться сама. Его собственный отец был простой и грубый ковбой, но честный и любящий муж. У Джоша никогда не было причины сомневаться в отцовской любви, ни разу в жизни.

Жестокость съедает душу человека. Сможет ли Эмили вырваться из прошлого, не проявив жестокости, которая разрушит ее?

Эмили взглянула на мужа, ее губы дрожали, а глаза молили его о помощи.

— Следуй велению своего сердца, дорогая, — сказал он мягко.

Она колебалась довольно долго. Затем, подняв руки, бросилась в объятия отца.

— О, отец, я тоже люблю тебя.

Джош был горд этой удивительной женщиной, которая стала его женой.

Когда Лоуренс повернулся к нему, Джош заметил слезы, блеснувшие в глазах пожилого мужчины.

— Что касается вас, мистер Маккензи, то смею вас уверить: я человек, который держит свое слово. Вы можете быть спокойны, я не буду вмешиваться в вашу жизнь. Мужчина, который смог справиться с моей дочерью, заслуживает самого глубочайшего уважения. Я передаю ее в хорошие руки.

Он протянул Джошу руку, и они обнялись.