Встречи на московских улицах - Павел Федорович Николаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Попрощавшись с новым знакомым, будущий классик советской литературы зашагал восвояси. На Большой Пресне стояла такая тишина, что было слышно, как зевают ночные сторожа. Дома все спали, а Константин лежал и думал о больном наборщике из Кашина: «По стране и таланты! Сколько их, этих талантливых людей, по городам и сёлам России, кто знает! Десятки или сотни тысяч? Сколько ума, выдумки, золотых рук они приложили к тому, чтобы обрядить, обогатить, воспеть и прославить свою страну».
Старший друг. Есенин часто наведывался к С. Т. Конёнкову. Сергей Тимофеевич был почти на двадцать лет старше; поэтому поэт старался держать себя в семье скульптора в рамках приличия. Но вот как-то явился далеко за полночь и по своему обыкновению загрохотал в дверь. Конёнков сразу понял, кто там снаружи под проливным дождём, но решил немного помучить приятеля:
– Кто там?
– Это я, Есенин. Пусти.
– Скажи экспромт – тогда пущу.
За дверью стало тихо, и буквально через минуту Сергей выдал:
Пусть хлябь разверзнулась!
Гром – пусть!
В душе звенит святая Русь,
И небом лающий Конёнков
Сквозь звёзды пролагает путь.
Дверь тут же распахнулась, и поэт вошёл в гостеприимный дом, где ему были всегда рады.
– Вечер поэта Сергея Есенина во флигеле дома номер 9 на Пресне закончился на рассвете. Ночи не было, – с удивлением говорил Конёнков, придерживавшийся размеренного образа жизни.
Последний раз Есенин был в доме тёзки, а вернее – в его мастерской, в 1924 году. Хозяин отсутствовал, предпочтя бедам России сытую и благополучную Америку, на что поэт заявил:
– Ну вот… Ещё с одной жизнью простился.
Сергей Александрович приходил с приятелем – В. И. Эрлихом. Дворник и друг С. Т. Конёнкова Г. А. Карасёв показал им оставшиеся работы Сергея Тимофеевича и вручил гостям глиняный бюст Есенина. Выходя из мастерской, поэт оглянулся и произнёс:
– Гениальная личность!
Эта высокая оценка старшего друга не помешала Есенину в один из моментов очередного буйства вдребезги разбить глиняную скульптуру. Расстроенная С. А. Толстая известила об этом Конёнкова. Ответ пришёл уже после смерти поэта, Сергей Тимофеевич писал: «Вы трогательно описываете Серёжу и кончину моего бюста – портрета Серёжи и спрашиваете, возможно ли восстановить его. Скажите, сохранились ли у вас осколки? Впрочем, это не важно! Я напрягу все силы, чтобы воскресить образ Серёжи».
Великий скульптор выполнил своё обещание – до нашего времени дошёл бюст Сергея Александровича Есенина, созданный Конёнковым из дерева.
«Бедуинский образ жизни». Ноябрь – декабрь 1955 года A. A. Ахматова, в связи с выходом книги переводов корейских поэтов, находилась в Москве. Обычно она останавливалась у Ардовых на Ордынке. Но в тот раз не получилось: выделявшуюся ей небольшую комнату заняла родственница Ардовых. И Анна Андреевна буквально скиталась по Москве.
День она проводила у Н. И. Ильиной и A. A. Реформатского на улице Кирова, а ночью – у М. С. Петровых, Ф. Г. Раневской и других. Реформатский называл эти кочевания по знакомым «бедуинским образом жизни». Анне Андреевне это выражение понравилось, рассмешило её, и позднее она говорила:
– Когда это было, не помните? Кажется, во время очередного «бедуинского образа жизни».
Об одном из эпизодов этого образа жизни рассказала Ильина: «Мы влезаем в переполненный автобус, идущий на Хорошёвское шоссе, где живёт М. Петровых. Мест нет. Ахматова пробирается вперёд, я задерживаюсь около кондукторши. Взяв билеты, поднимаю глаза и среди чужих голов и плеч различаю хорошо мне знакомый вязаный платок и чёрный рукав шубы. Рука протянута кверху, держится за поручень.
Обледенелые окна автобуса, тусклый свет, плечи и головы сидящих покачиваются, и внезапно меня охватывает чувство удивления и ужаса. Старая женщина в потрёпанной шубе, замотанная платком, ведь это – она, она, но этого никто не знает, всем всё кажется нормальным. Её толкают:
– На следующей выходите?
Я крикнула:
– Уступите кто-нибудь место!
Не помню, уступили или нет. Только это ощущение беспомощного отчаянья и запомнилось».
Да, джентльменами наша страна никогда не изобиловала, хотя по сравнению с сегодняшним днём – всего половину столетия назад люди были несравнимо мягче и отзывчивее, а главное – одухотворённее.
Между Тверской и Большой Никитской
Брюсов переулок. Почти два столетия он назывался Брюсовским (по фамилии А. Р. и Я. А. Брюсов). С 1962 по 1994 года именовался улицей Неждановой.
Этот старый московский переулок начинается с великолепного вида на здание Московской консерватории, а заканчивается монументальной проездной аркой, соединяющей дома № 9 и № 11 по Тверской улице. Многие москвоведы считают, что нижние этажи этих зданий облицованы гранитными плитами, которые предназначались гитлеровцами для сооружения памятника победы над СССР. Если это так, то гранит нашёл достойное применение, послужив для оформления монументального въезда с главной улицы столицы в один из её интереснейших переулков, хранителя памяти о событиях и людях многовековой истории города.
Здесь жили самый известный русский историк, самый знаменитый поэт нового времени, целая плеяда драматических артистов и оперных певцов, великий режиссёр и гениальный композитор, выдающиеся артисты балета. Здесь закладывались основы русской журналистики и литературы. Здесь формировался талант самого известного русского трагика и вынашивались планы о создании самого замечательного исследования по истории Русского государства.
В некогда тихом переулке велись изыскания по началу русского книгопечатания и разрабатывались фундаментальные основы современной химии. Здесь прошли отрочество и юность самого известного советского полководца. Здесь решалась судьба старшего сына «вождя всех народов» Якова Джугашвили. И, наконец, переулок оказался мистическим образом связан с гибелью царской семьи, основатель династии которой жил в нём полтора десятилетия.
Голова идёт кругом от одной мысли о том, кто жил и бывал в этом скромном переулке, протянувшемся от Б. Никитской до Тверской всего на 535 метров.
* * *
Полтора десятилетия (1619–1633) в переулке находилась резиденция патриарха Филарета, отца первого царя из династии Романовых. Обширные хоромы соправителя Михаила раскинулись на том месте, где теперь стоит дом № 7. По существу, переулок стал в эти годы средоточием политической жизни страны, а Филарет – её реальным правителем. Вот как царь, находясь на богомолье, обращался к отцу:
– «Учителю православных велений, истинному столпу благочестия, недремателну оку»;
– «вселенскому пастырю и владыке»;
– «церковных кормил правителю, корабль православия неблазненно направляющему во пристанище благоверия»;
– «терпения столпу, кормчию Христова корабля, в тихости учения Того словесныя овца во
