Сражения Космического Десанта - Стив Паркер

— Хольон мертв. Хелена, думаю, тоже.

Дипломат изменился в лице.

— Горько это слышать. Они погибли за всех нас.

— Тау’ва, — машинально ответил я.

— Тау’ва, — отозвался он. — Я лично прослежу за тем, чтобы с останками твоих товарищей обращались с великим почетом. Они были хорошими друзьями и достойно служили.

— Благодарю тебя. Сколько времени до отбытия?

— Скоро прибудет корабль, который заберет нас.

— Подожди-ка, — сказал я. — Наверное, мне не по чину говорить такое, но я принес клятву защищать тебя. Так вот, если ты покинешь планету, то окажешься уязвимым во время перелета. Космических десантников так назвали не без основания: они мастера пустотных боев, их корабли — одни из быстрейших в Империуме. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что они хотят выманить тебя туда, где ты будешь уязвимее, пор’эль. Нам нужно остаться здесь, тут ты будешь в большей сохранности. Завоевание почти закончилось.

И снова по его лицу мелькнуло странное выражение, смесь человеческих и чужацких эмоций, суть которой я не смог понять. Умелый Оратор знал что-то, неизвестное мне… или, может, сейчас я просто домысливаю это задним умом.

— Я иду, куда требует Высшее Благо, Дж’тен, — повторил пор’эль, взяв меня за плечо раненой рукой. — Эти распоряжения исходят от самого аун’Ва, и ты отправляешься со мной.

— «Повинуйся без сомнений, подобно реке, что без жалоб стекает с холма», — процитировал я.

Иногда мне кажется, что истинным тау это дается легко. Вы повинуетесь аунам без раздумий, но некоторым из нас тяжело поступать так же.

— Именно так, именно так, — Оратор похлопал меня по плечу.

— А что Крикс, где он? — спросил я, оглядев раскуроченное помещение. — Они ведь не прикончили его, надеюсь?

Пор’эль покачал головой.

— Нет, он где-то кормится. Криксу сложнее подавлять врожденные аппетиты, чем некоторым круутам, но он свирепый воин и верный страж, так что я прощаю ему недостатки. А теперь собирай своих бойцов, скоро за нами прибудут кор’ла.

Глава десятая

Примерно через пять минут мы уже стояли на летном поле, а над нами медленно разворачивалась громадная «Манта», готовясь к приземлению. Эти корабли очень велики, и казалось, будто она совсем рядом, но после посадки обнаружилось, что до заднего люка нужно пройти ещё метров пятьдесят. Я подгонял пор’эля, и мы шли быстрее, чем позволяет этикет. Забравшись внутрь, все торопливо поднялись на верхнюю палубу, мимо незанятых ниш для дронов и боескафандров. Корабль пустовал: всё, спущенное им с орбиты, сейчас участвовало в боях. Пребывание в огромном свободном пространстве действовало мне на нервы.

— Готовы к отбытию, пор’эль, — голос пилота, раздавшийся из ниоткуда, прозвучал у нас прямо в шлемах.

— Очень хорошо. Давайте убираться отсюда как можно быстрее, — отозвался Умелый Оратор.

«Манта» содрогнулась, у всех нас желудки дернулись вниз от внезапного ускорения. Меня вдавило в кресло; клянусь, эти штуковины взлетают так быстро, что люди едва переносят отрыв. Сам видел, как кор’ла выполняют маневры, от которых человек бы вырубился.

Затем мышцы лица потянуло вниз, я ощутил, как перегрузки стараются разорвать кожу — и тут стало полегче, а потом наступил момент невесомости, когда «Манта» прекратила ускорение. Секундой позже включилась искусственная гравитация. Стандартная для планеты Т’ау: немного слабовато для обычного человека, но чертовски лучше, чем ничего.

Умелый Оратор сидел с закрытыми глазами, откинувшись на подголовник кресла. По обеим сторонам от него тянулись ряды сидений с аккуратно сложенными ремнями безопасности. Пустой трон эфирного, расположенный в носовой части отсека, вдруг покачнулся от толчка, которого я не ощутил.

— Пор’эль, ты в порядке? — спросил я.

— Что? — дипломат поднял веки, медленно, как делают все тау. — А, да-да, я в порядке. И ты просто образцово выполняешь свою работу, друг Дж’тен. Я буду рекомендовать тебя командованию вспомогательных сил касты огня.

— Ага, шикарно. Спасибо, — неохотно проговорил я, не будучи в тот момент уверенным, что хочу привлекать к себе столько внимания. Тогда я ещё не отошел от смерти космодесантника, пусть даже он едва не прикончил меня. — У тебя точно всё в норме?

На это Умелый Оратор прищелкнул языком.

— Да ты суетишься надо мной, как классная мать над учебной группой! Я в порядке. Мне доводилось бывать в худших ситуациях, чем эта, во много раз худших. Тут скорее я должен поинтересоваться, всё ли у тебя в норме?

— Ты до этого сталкивался с космодесантниками? — невпопад спросил я.

Дипломат слегка вздрогнул.

— Нет, не приходилось. Ох, и могучие же бойцы, — он улыбнулся. — Но, как бы сильны они ни были, друг Дж’тен, Высшее Благо сильнее. Настолько сильнее, что его не сможет превозмочь горсточка гуэ’рон’ша. Не бойся их.

— А я боюсь, — признался я. — И с грустью вспоминаю об их гибели.

Откинувшись на спинку кресла, Умелый Оратор снова закрыл глаза.

— Это печально, но объяснимо. Они — герои твоей культурной среды. Полная ассимиляция в тау’ва живородящих существ, которые создают пары, заботятся о потомстве и обладают вашей продолжительностью жизни, занимает три поколения. Я надеялся, что люди будут приспосабливаться быстрее, — в его голосе не было разочарования, только сдавленный горловой смех. Приятный звук, словно вода бежит по камням. — Прости, я смеюсь не над тобой, а над самим собой.

Когда пор’эль вновь открыл глаза, в них искрило веселье.

— Я побился об заклад с пор’уи Ка’шато, что ты полностью вольешься в тау’ва. И, кажется, проиграл.

Наверное, у меня был немного удрученный вид, потому что Умелый Оратор потянулся ко мне успокаивающим жестом.

— Не волнуйся! Уверен, что для не-тау, решивших присоединиться к нам в тау’ва, только на пользу будет сохранить частичку прежней жизни, определяющей их личность. Как наши пять каст различаются между собой, что к лучшему, так и расам, входящим в тау’ва, лучше оставаться уникальными. И, пусть я впечатлен твоим погружением в Высшее Благо, но счастлив, что ошибся с достигнутым тобою уровнем. Да, мой друг Дж’тен, ты нравишься мне таким, какой ты есть! Я доверяю тебе. Ты раз за разом доказывал свою верность и полезность тау’ва, — дипломат широко улыбнулся, показав крупные, идеально серые зубы, и коснулся моей руки тыльной стороной ладони. Наверняка я в тот момент упустил множество тонких нюансов, переданных языком тела. — Я рад, что ты рядом со мной, правда.

— Спасибо, — ответил я.

Мне хотелось увидеть, что происходит снаружи «Манты», но в пассажирском отсеке не было ни иллюминаторов, ни обзорных экранов. Не скользил ли за нами полночно-черный корабль? Не наводились ли на нас орудийные системы адептус астартес?

Ненавижу летать. Ну, то есть, меня это не пугает, но я ненавижу подступающее чувство беспомощности. Ракета может ударить прямо в нас, и ничего с этим не поделаешь. Будь я пилотом, хотя бы держал собственную жизнь в своих руках. Но я не пилот, и в такие моменты нахожусь в полной зависимости от кого-то другого. Знаю, это важнейшая часть тау’ва, его базовая философия — вера в окружающих, но таков уж я. Вы сами просили об искренности.

Мы немного подремали, все, кроме Крикса. Никогда не видел этого крута спящим, вообще ни разу. Неужели они постоянно бодрствуют? Проснулся я незадолго до стыковки и сразу почувствовал себя каким-то задеревенелым и липким. Очень захотелось принять душ. Голиаф спал, уронив голову на грудь, изо рта у него свисала ниточка слюны. Отельяр смотрел куда-то в пустоту и скрипел зубами; глаза его сверкали гневом, и это мне не понравилось.

Потом мы ощутили резкие перегрузки при торможении, которые тянулись так долго, что я едва их выдержал. Последовал легкий толчок, и пилот-кор’уи объявил о прибытии на кор’ваттра «Да’колсуйо».

Глава одиннадцатая

[Мужчина умирает, на руку мальчика льется горячая кровь. Он застал мужчину врасплох, как тот застал врасплох его подругу. Слезы, такие же горячие, как и кровь, стекают по лицу мальчика. Он оплакивает не позор и муки подруги, но совершенное им убийство. Это первая жизнь, отобранная им, и мальчик охвачен стыдом. Возмездие не исцелило сердечную боль, как он надеялся, лишь прибавило новые горькие нотки к его страданиям.

Глаза мужчины расширяются, он как будто складывается вокруг ножа в животе и безуспешно пытается схватить мальчика за плечи. Тот скрипит зубами, проворачивает полоску металла и вытаскивает её.

«За что?» — вот последние слова мужчины. Мальчик не отвечает, просто сталкивает его с края пешеходного мостика. Пока тело падает на темные улицы с высоты в пятьдесят этажей, он утирает лицо. Кровь с ладоней липнет к губам мальчика, теплая, как тот единственный поцелуй.