Помни Рубена. Перпетуя, или Привычка к несчастью - Монго Бети
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернувшись домой, молодая женщина снова принялась за работу, причем с еще большим рвением — на этот раз она взялась шить платье. Но едва она успела раскроить второе платье, как явился почтенный Замбо. На основании письма, присланного ему Эдуардом, он пришел к выводу, что беременность его золовки достигла критической точки: ребенок теперь уже не просто шевелился, а изнывал от нетерпения; будущая мать передвигалась с трудом, ее живот настолько выдавался вперед, что Ileprierve иной раз приходилось поддерживать его руками.
Решено было, что рожать она поедет к себе, так как с транспортом там намного лучше, чем на родине Эдуарда. Как только начнутся схватки, она сядет в автобус, который доставит ее в нтермеленский диспансер; там ей окажет помощь акушерка, которая выдаст затем свидетельство, необходимое для получения пособия, на которое имели право не только чиновники, но и их помощники.
Итак, почтенный Замбо приехал за Перпетуей, которая не видела его около года. Он суетился вокруг будущей матери, точно она была божеством, казалось, он готов был на руках ее носить, только бы она не утомлялась.
— Ах, боже ты мой! Наконец-то мы спасены! — непрестанно бормотал он. — Наверняка это будет мальчик. Ах, боже ты мой! Наконец-то мы спасены…
Он растрезвонил всюду, что ради такого путешествия наймет такси. Перпетуе пришлось долго его отговаривать: он никак не хотел понять, что это будет пустой тратой денег.
— Сколько ни толкуй этим деревенским дуралеям, они все равно не знают цены деньгам! — шептал про себя Жан-Дюпон. — Подумать только: такси! А почему бы уж тогда не заказать самолет «Эр Франс»?
— Зачем отговаривать безумных совершать безумства? — подала голос Анна-Мария, ее философия менялась в зависимости от обстоятельств и собеседников. — Отвезти в такси беременную золовку — ведь это, что ни говори, не всякий день случается, а если ты откажешься, Перпетуя, этот кундреман найдет другой, еще более глупый повод сорить деньгами. Например, приведет в дом какого-нибудь родственничка и поспорит с ним, кто из них может выпить больше пальмового вина за вечер, а чтобы рассудить их, придется звать тьму народа и, уж конечно, платить свидетелям за услугу. Вот так они живут в своей деревне…
— Совершенно верно! — подтвердил Замбо, услышав эти слова. — Не знаю, как вы тут живете в городе, но если не так, как мы, то мне вас жалко. В чем же тогда состоит смысл жизни, если не в таких вот мужественных поступках?
В конце концов Перпетуя примирилась с мыслью о такси, но при условии, что возьмут они его только в Нтермелене.
И вот настал день отъезда. Утром мужчины, как обычно, рано ушли на работу, а женщины отправились провожать Перпетую до перекрестка двух больших дорог, служившего чем-то вроде вокзала: именно здесь автобусы обычно подбирали пассажиров, направлявшихся в Нтермелен. Но прежде Перпетуя пошла к Анне-Марии, чтобы вернуть ей швейную машинку.
— Что это ты собралась делать, девочка? — с лукавым видом спросила Анна-Мария.
— Хочу отдать тебе машинку.
— А как же ты? Решила, что всю жизнь будешь нянчиться с ребенком? Погоди, скоро об этом позаботятся другие — может, твоя мать, а может, какая-нибудь соседка, например та же Катри, о которой ты так часто мне рассказывала. Ты и представить себе не можешь, до чего женщины любят нянчиться с малышами. Как только красавица Перпетуя освободится, к ней сразу вернется былая бодрость, и она, чего доброго, заскучает и вспомнит о машинке старой Анны-Марии. «Ах, если бы я только знала, — скажет она, — я бы захватила с собой эту машинку и сейчас шила бы себе преспокойно». Надеюсь, ты взяла ткани для платьев? Да? И хорошо сделала, моя девочка. Забирай-ка с собой и эту машинку. Давай-ка я поднесу ее к автобусу, а Замбо останется только перетащить ее в такси. Итак, в путь, дети мои!
От радости Перпетуя расплакалась и сквозь рыдания с трудом проговорила, что она даже не знает, как благодарить Анну-Марию за ее доброту.
— Ха-ха-ха! Эго только так говорится, — рассмеялась в ответ Анна-Мария.
Перпетуя и не пыталась скрыть своего возмущения, когда рассказывала матери (конечно, в отсутствие почтенного Замбо) о своей жизни с Эдуардом в Ойоло. Выслушав ее, Мария пришла в ужас. В ожидании родов Перпетуя, подобно всем женщинам, готова была поддаться на любые колдовские штуки, лишь бы сохранить жизнь своему ребенку. Ее мать воспользовалась этим обстоятельством и убедила Перпетую отправиться вместе с ней в Тегелё, к знахарю Нкомедзо. Так бывшая школьница из Нгва-Экелё окончательно рассталась с прекрасными грезами своего детства.
Ребенка зарегистрировали под именем Шарль, как того требовал отец, это было его первое имя, однако по совету Анны-Марии мать взяла себе за правило называть сына только вторым именем.
— Он непременно хочет Шарля? Верно, воображает себя де Голлем! Ладно, не горюй, моя дорогая Перпетуя. Пусть будет Шарль, но зато второе имя дай, какое сама пожелаешь, и называй его потом только этим именем. Вот увидишь, все будет хорошо.
Так советовала ей Анна-Мария; и Перпетуя дала своему ребенку второе имя — Ванделин, имя своего сосланного и, по всеобщему убеждению, уже погибшего брата.
Когда Ванделину исполнилось девять месяцев, Перпетуя отправилась погостить на несколько недель в родную деревню Эдуарда. Замбо уехал туда, как только убедился, что племянник — крепкий, здоровый ребенок. Родственники мужа встретили Перпетую радушно, и своего сына, которого нянчили жены Замбо, она видела только в часы кормления, а значит, не так уж часто, потому что она вот-вот должна была отнять его от груди. Тут-то Перпетуя и порадовалась, что привезла с собой швейную машинку Анны-Марии — она спасала ее от безделья.
Когда пришло время возвращаться в Ойоло, Замбо, сославшись на какую-то болезнь, не поехал провожать жену брата и остался дома. Перпетуя подумала, что это всего лишь предлог, чтобы избавиться от неприятной обязанности. Сопровождать Перпетую с сыном в Зомботаун было поручено подросткам — самым смышленым мальчикам из их племени. Теперь нужно было ждать оказии, потому что мимо этой деревни, хоть она и была расположена неподалеку от Ойоло, проходила только проселочная дорога, и машины — как правило, это были грузовики — редко сворачивали сюда. Наконец какой-то агент по перевозкам, африканец, которому пообещали хорошо заплатить, согласился взять Перпетую с сыном и посадить ее на сиденье между шофером и хозяином, только при этом условии Замбо решился отпустить Перпетую с Ванделином. Этими двумя существами внезапно сраженный болезнью патриарх дорожил превыше всего на свете.
Подростки заняли места в кузове, среди связок бананов и мешков с ямсом, помогавших им удержаться и не вылететь за борт, когда старый грузовик с осевшими рессорами подскакивал на ухабах. Вместо того чтобы высадить своих пассажиров на большой площади, у перекрестка двух главных магистралей, агент был настолько любезен, что поднялся вверх по улице, где жила Перпетуя, и остановился только после того, как она указала ему свой дом.
Он проворно соскочил на землю и, придерживая одной рукой дверцу машины, другую протянул молодой женщине, осторожно помогая ей с сыном сойти.
— Перпетуя! Перпетуя! Моя дорогая Перпетуя! — всхлипывая, кричала женщина, выбежавшая ей навстречу. И Перпетуя сразу же узнала Анну-Марию.
Пока молодая мать, веселая, располневшая, пышущая здоровьем и счастьем, расплачивалась с агентом, старательно пересчитывая сдачу, Анна-Мария взяла у нее из рук ребенка и принялась ласкать его, приговаривая, что такого красивого мальчика еще свет не видывал, что младенец — вылитый Иисус. Подростки, сопровождавшие Перпетую, с беспокойством глядели на Анну-Марию, которая то поднимала ребенка над головой, то прижимала его к своей груди, то опять подбрасывала.
— Осторожнее! — не выдержал один из мальчиков. — Нельзя же так грясти малыша, он сейчас заплачет.
— Ну и что же? — невозмутимо отвечала Анна-Мария. — Пусть поплачет. Дети для того и созданы, чтобы плакать. А ну-ка, поплачь, мой маленький, поплачь, не бойся. Ну чего же ты ждешь? Да ты, я вижу, вылитый отец, такой же упрямый.
Перпетуя, наблюдая эту сцену, хохотала до слез.
— Пойдем к нам, Перпетуя, пойдем к старой Анне-Марии, — сказала наконец Анна-Мария. Голос у нее был грустный, но Перпетуя не обратила на это внимания и машинально двинулась за нею вместе с двумя мальчиками, один из которых нес швейную машинку и чемодан, а другой, как настоящий мужчина, взвалил на плечо тяжелый мешок с провизией. По дороге словоохотливая Анна-Мария начала во всех подробностях рассказывать обо всем, что произошло в Зомботауне после отъезда Перпетуи.
Когда они вошли в дом, Анна-Мария, к удивлению молодой женщины, начала размещать их так, словно они собирались остаться здесь надолго.