Синьора да Винчи - Робин Максвелл

В подтверждение моих худших опасений откуда-то возникли шесть грубо сколоченных в виде буквы X деревянных крестов. Их установили под наклоном перед будущими жертвами. Пленников поставили лицом к крестам и привязали за запястья и лодыжки. Затем явились шесть палачей в капюшонах, со стальными зазубренными прутьями в руках. Они вспороли на обреченных рубашки, обнажив их торсы. Я вдруг осознала, что через мгновение с этих несчастных сдерут кожу, выставив на обозрение кровоточащую плоть, и прокляла себя за то, что слишком плохо предупреждала Бенито об опасности. Достаточно было бы рассказать ему историю с моим арестом.

— Помилуй грешных! — орал Савонарола. — Спаси их, Боже!

С первыми безжалостными ударами прутьев из меня рванулся наружу ожесточенный выкрик: «Нет!» Я стала проталкиваться вперед, но не успела сделать и двух шагов, как в меня кто-то врезался с такой силой, что я не устояла на ногах и упала. Обидчик закрыл мне рот ладонью, приглушив мой отчаянный вопль. Навалившись на меня всем телом, Сандро Боттичелли горячо зашептал мне в ухо:

— Не глупи, Катон! Ты только навредишь ему!

Не тратя времени, Сандро поднял меня и потащил прочь сквозь покорное людское стадо. Затем мы очертя голову бежали по улицам Флоренции к месту безусловного покровительства, от всей души надеясь, что охватившее город безумие нас не застигнет.

Впереди показался дворец Медичи.

«Спасение, — лихорадочно думала я. — Лоренцо. Любовь и здравый ум…»

Мы поспешно завернули за угол и влетели в центральный дворик, где возвышался «Давид» Донателло — прекрасный, женоподобный и богохульный… Клан Медичи, мои любимые друзья, были в глазах Савонаролы образцовым семейством.

«И здесь нет спасения, — поняла я. — Нигде нет спасения».

ВЫГОДНЫЙ СГОВОР

ГЛАВА 31

Порою жизнь исполнена к нам благоволения. Тогда все в ней осуществимо, и каждый новый рассвет обещает приятные приключения. Так было, когда я впервые приехала во Флоренцию.

Но бывают времена, когда мы просто влачим жизнь, с трудом делая шаг за шагом, и с тревогой ждем, что вот-вот распахнется дверь и мы пикнуть не успеем, как нас затянет вихрь роковой непредвиденности.

Годы после отъезда Леонардо промчались с умопомрачительной быстротой. К моей превеликой радости, в модном Милане он зажил на широкую ногу. Il Moro со свитой осыпал его почестями, а отнюдь не грязными сплетнями. Леонардо получил там официальный титул придворного живописца, церемониймейстера и механика. И в Милане он наконец избавился от постоянного напоминания об отце, жалевшем, что его бастард вообще появился на свет. Я, конечно же, себялюбиво скучала по сыну, по дружескому общению с ним, по возможности созерцать его прекрасные черты и по той сумасшедшинке, что мелькала в его глазах, стоило ему воодушевиться очередным безрассудным проектом.

Флоренция меж тем пребывала в состоянии войны, но полями сражений служили не улицы и площади, а души самих горожан. В ней насмерть схватились не две армии, а два человека — Il Magnifico и Савонарола. Здесь больше не видели празднеств — только унылые религиозные шествия. Люди доносили на соседей, дети — на родителей. Искусство, культура и знания были выброшены за ненадобностью. Прежнюю радость жизни флорентийцам заменял страх вечных мук.

Я потихоньку обитала в Кастелле Лукреции, хотя мое существование являло собой бледную тень прежней жизни в этом величайшем из городов мира, где некогда меня почитали за уважаемого человека и доброго соседа.

Пугающе пустыми улицами я теперь пробиралась к дворцу Медичи. По пути мне попались всего несколько прохожих, но и те избегали приветствий и торопливо отводили взгляды. Впрочем, сегодня я направлялась не в сам дворец, а в примыкавший к нему садик — его Лоренцо разбил после внезапной и скоропостижной кончины Клариче. Il Magnifico оплакал мать своих детей и по-итальянски добродетельную супругу, но не слишком скорбел об ушедшей любви и страсти, которых в их браке было мало.

Толкнув тяжелые двери в сад Медичи, я облегченно вздохнула: я вновь попала в настоящий Эдем. В уютном уголке с пышной растительностью и вычурными мраморными фонтанами разместилась школа для молодых дарований. Одни полотна и античные статуи приносили сюда на реставрацию, другие служили для обучения и вдохновения. Посреди городской аскетической наготы и страданий мой возлюбленный сумел создать святилище красоты и творчества.

По периметру сада были установлены палатки, в которых трудились над глиной и камнем подающие надежды отроки. Нанятый маэстро переходил с наставлениями от ученика к ученику.

Я увидела, что Лоренцо уже здесь — вместе со старшим сыном он стоял под внушительным изваянием Геракла. Пьеро к тому времени стукнуло двадцать четыре года, и из всех наследников Медичи он, по мнению отца, был самым никчемным. Дочери Il Magnifico уже были выданы замуж, младший сын стал кардиналом. Однако главу клана крайне беспокоило и унаследованное Пьеро от матери чванство, и высокомерие вкупе с ветреностью, которым Клариче только потворствовала. Как бы то ни было, Пьеро однажды предстояло принять от отца бразды правления Флоренцией.

Лоренцо недовольно хмурился, а сын рассеянно слушал его, листок за листком ощипывая розовый куст и бросая обрывки себе под ноги.

— Может быть, мы, судя по твоим словам, и самое именитое во Флоренции семейство, — наставительно говорил Лоренцо, — но отнюдь не королевское. Мы обычные горожане, Пьеро, граждане республики, как и все прочие.

— Ты пытаешься внушить мне, что мы ничуть не лучше каких-то дубильщиков кож и красильщиков?

— Надо, чтобы эта нехитрая истина въелась тебе в самое нутро! Всего сотню лет назад наши предки были простыми угольщиками. С тех пор мы сильно преуспели в этом городе, но с потерей скромности превратимся в тиранов — тех самых, которых Савонарола чернит на проповедях!

Лоренцо невольно обратил взор к одному из окон монастыря Сан-Марко, чьи строения примыкали к саду Медичи. Основав школу под стенами монастыря, Лоренцо сам дивился озорной проделке судьбы, из-за которой недавно назначенный настоятель ордена, то бишь Савонарола, вынужден был любоваться «сатанинскими игрищами» из окна кабинета на втором этаже.

— Вот и погляди, куда завели нас твои республиканские идеалы, — ответил Пьеро, не скрывая раздражения.

Его тон оскорбил меня. Приблизившись, я одернула молодого человека, удивившись собственной смелости:

— Как ты можешь так непочтительно разговаривать с отцом? Пять соперничающих итальянских государств его упорными стараниями пребывают в мире. Перед ним заискивают иностранные властители, даже Папа Иннокентий и тот усмирен и не выходит из-под его ненавязчивого влияния. Твой батюшка — величайший на свете дипломат, а ты гнушаешься его советом.