Бал Додо - Женевьева Дорманн

Усаживаясь по-турецки на матрасе, Бени ерошит волосы, пытаясь восстановить события этой бурной ночи, от которой у нее впечатление, как от беспорядочных кадров фильма, в котором все перемешалось, а диалоги не соответствуют кадрам. Так бывает, когда, оправляясь от тяжелого сна, мы пытаемся найти путеводную нить. Бени извлекает из памяти фрагменты, способные восстановить то, что произошло с того момента, как она начала курить, и до пробуждения на залитой солнцем террасе. Они с Бриеком долго занимались любовью, в этом она уверена. Они продолжали заниматься любовью, даже когда едва касались друг друга только кончиками пальцев. Даже когда они вообще не касались друг друга. Они занимались любовью вблизи и вдали в течение коротких часов и бесконечных минут. Они не переставая занимались любовью даже во сне, почти не замечая этого, разговаривая и смеясь. И плача? Да, даже плача. Она помнит, как по щеке Бриека скатилась слеза, а она ее выпила. Он плакал из-за старой армейской истории, когда в двадцать лет его зачислили в Иностранный легион в Кальви. Высадившись в Марселе, он получил увольнительную и решил автостопом добраться до Нанта. Желание увидеть семью, немного покрасоваться перед братьями, ощутить нежность Камбронна. Он думал, что у него достаточно времени, чтобы съездить и вернуться на отплывающий корабль. Но он опоздал и собирался на следующий день отплыть другим кораблем, не особо беспокоясь из-за двадцатичетырехчасового опоздания и недели гауптвахты, которая ему за это грозила. Он был на хорошем счету, все обойдется. На следующий день он услышал по радио, что его полк направлен в Катангу и только что осадил Кольвеси. Без него! Позор! Он не должен был пропустить этот бой! Никогда он не сможет смотреть в глаза своим товарищам. Через восемь лет он все еще оплакивал это. Он больше никогда не возвращался в Кальви. Он сбежал, и тут начались настоящие безумства. Даже если он пропустил Кольвеси, он всем покажет, что это не от страха, он не был трусливым дезертиром. То, что он устроит, будет похлеще Кольвеси. За ним по пятам шли легавые. Он хотел затаиться и подождать, но это оказалось нелегко; побег дорого обходится и не способствует поискам работы. Вначале он с игрушечным пистолетом грабил провинциальные супермаркеты и набил на этом руку. Получалось совсем неплохо. К несчастью, легавые, которые разыскивали его из-за Кальви, однажды настигли его в доме у девушки, с которой он жил, и обнаружили его снаряжение. Из первой тюрьмы он сбежал, перемахнув через стену. Он был ловкий и сильный. Он продолжил налеты, но вел себя уже осторожнее. Он быстро совершенствовался. Приключения, вызов, подвиг, хитрость интересовали его больше, чем деньги. Чем сложнее и опаснее, тем больше это волновало его. Каждый раз он устраивал свой Кольвеси, понемногу восполняя пропущенный. На хвосте у него висела целая свора собак, становилось все труднее и труднее, но он был осторожен. Он не входил ни в одну банду. Действовал в одиночку или с одним и тем же напарником. Бывший ученик медицинского экстерната не был убийцей. Напротив, он опасался жестокости. На свои вылазки он отправлялся с двумя холостыми патронами в револьвере. В случае неприятности можно было напугать, никого не убивая при этом.

Неприятности были, но всякий раз, когда его брали, ему удавалось бежать. Однажды в поезде, во время перевозки, от двух жандармов. В другой раз, взяв в заложники окружного инспектора; одной рукой он управлял машиной, а в другой держал гранату с выдернутой чекой. Полицейский был молод и испуган. Бриек позволил себе роскошь утешить его, говорил с ним приветливо, советуя дышать глубже и расслабиться: «Не волнуйтесь, милейший, это всего лишь неприятный эпизод в вашей жизни!» В какой-то деревне он его отпустил, и тот, удаляясь, сердечно его благодарил.

Играть с огнем — вот что ему нравилось. Узнать, как далеко можно зайти в провокации. Когда он был в бегах, ему даже доводилось работать. Какое-то время он был сторожем на фабрике. Под чужим именем он сумел получить в военной школе диплом пилота вертолета. У него были документы на три или четыре имени. Время от времени он вновь превращался в светского человека и даже появлялся в модных ночных клубах Парижа. Прекрасное образование, жизнерадостность притягивали к нему влиятельных людей, чье положение он мог бы использовать, но это его не интересовало. Он очаровывал и быстро исчезал, улетучивался.

Ему случалось читать рассказы о своих подвигах в газетах. Он обнаруживал там ошибки и пропуски, и его это забавляло. Но он не переносил, когда ему приписывали злодеяния, которых он не совершал. Однажды, когда пресса обвиняла его в убийстве управляющего большим отелем, он из телефонной будки позвонил жене убитого, назвавшись своим настоящим именем, которым пестрели газетные заголовки, и сказал ей, что не убивал ее мужа. Изредка он звонил в Нант своей матери, потому что любил ее и хотел успокоить. Но при первом же всхлипывании Армель он вешал трубку.

Через два года после Кольвеси Бриек решил заниматься только крупными ограблениями и специализироваться только на самых роскошных драгоценностях. Ему нравилась мягкая обивка футляров для шикарных украшений. С детства его завораживала атмосфера дорогих ювелирных магазинов на улице Крейбийон, куда пускали клиентов, имеющих благонадежный вид. Толстые ковры, дорогая обивка на стенах, большие деревянные столы, мягкое освещение бархатных витрин и эти дарохранительницы, где покоятся драгоценности, эти божественные, хрупкие создания, о которых говорят приглушенным голосом, и, конечно же, утонченные ароматы, плавающие в воздухе, — все это напоминало гостиную его матери в Камбронне.

Бриек любил драгоценности не за их коммерческую стоимость, а за магическую силу, любил их названия и все, что имело к ним отношение: блеск, чистоту, огранку, пробу, характеристики камней. Любил сапфир, дающий силу; рубин, усмиряющий гнев; любил пьянящий изумруд и чувственный жемчуг и, конечно, бриллиант — эту горделивую слезу вулкана, способную разрезать все на свете, и только огонь способен разрезать его самого, бриллиант чистой воды, который своим блеском создает неповторимую игру. Всякий раз, когда он, торопясь, перекладывал футляры с витрины в свою сумку, от этого блеска камней и запаха золота кровь стремительно бежала по его венам и приливала к лицу, скрытому маской с прорезями для глаз. Разве можно сравнить это с пачками вонючих банкнот, которые он крал из сейфов или из касс на автозаправках!

Бриек был очень осторожен и разрабатывал планы налетов только сам, определяя входы, выходы, камеры наблюдений, которые надо убрать, рассчитывал время пробега, расстояния и все необходимое для операции.