Письма Махатм - Наталия Ковалева

[Фальшь и лицемерие, процветающие в западном обществе]

Вы должны запомнить, что наши восточные представления о «побуждениях», «правдивости» и «честности» значительно разнятся от ваших западных идей. Подобно вам, мы верим, что говорить правду – нравственно, а лгать – безнравственно, но наши понятия расходятся в очень значительной степени. Например, вам чрезвычайно трудно было бы объяснить мне, каким это образом ваше цивилизованное западное общество, церковь и государство, политики и коммерсанты могут стяжать добродетель, если совершенно невозможно, чтобы образованный человек, государственный деятель, торговец или кто-нибудь из живущих на свете неограниченно ее практиковал. Может ли кто-либо из вышеупомянутых классов, цвет английского рыцарства, самые гордые пэры и наиболее выдающиеся члены Палаты общин, наиболее добродетельные и правдивые леди, – может ли кто-нибудь из них, я спрашиваю, говорить правду, будь то дома или в обществе, при исполнении общественных обязанностей или в семейном кругу? Что бы вы стали думать о джентльмене или леди, чья приветливая любезность манер и учтивость речи не прикрывалась бы фальшью? Кто из них при встрече с вами скажет вам коротко и без обиняков, что он думает о вас или еще о ком-либо? И где вы найдете эту жемчужину – честного торговца или богобоязненного патриота, политика или просто случайного посетителя, который не скрывал бы все время своих мыслей и не был вынужден под страхом, что его сочтут скотиной и сумасшедшим, лгать умышленно и притом с невозмутимым лицом, если его попросят сказать, что он о вас думает? Только чудом он скажет истину – если его собственные чувства этого потребуют. Все ложь, все фальшь вокруг и внутри нас, мой брат. Вот почему вас удивляет, если не задевает, когда вам попадается человек, говорящий вам правду в лицо; и вот почему вам трудно понять, что у человека, честно и искренне говорящего вам то, что он о вас думает, может не быть никаких враждебных чувств к вам, даже наоборот, за некоторые вещи он может уважать вас.

[Необъективность мнения Хьюма о Махатме М.]

Обращая внимание на мнение М. о вас, выраженное в некоторых его письмах (хотя они написаны его почерком, вы не должны быть слишком уверены, что он сам их писал; однако каждое слово в них санкционировано им, чтобы оно служило известным целям), вы говорите, что у него «по меньшей мере, особая манера выражаться». Эта «особая манера» – просто голая правда, которую он готов писать вам или даже сказать и повторить вам в лицо без малейшего укрывательства или изменения (если он не намеренно допустил преувеличение в некоторых выражениях по тем же причинам, которые были указаны выше). Из всех людей, которых я знаю, он тот, кто сделает это без малейшего колебания! И за это вы называете его «очень властным малым, сердитым, когда ему возражают», но добавляете, что вы «не питаете злобы к нему и любите его ничуть не меньше за это». Но это не так, мой брат, и вы это знаете. Однако я готов допустить это определение в ограниченном смысле и согласиться с вами (и с ним самим, стоящим рядом), что он очень властный малый и, конечно, весьма способен иногда рассердиться, особенно если ему возражают в том, относительно чего он знает, что он прав. Стали бы вы думать о нем лучше, если бы он скрывал свой гнев, лгал бы самому себе и другим, позволяя им приписывать ему добродетель, которой он не обладает? Если похвально с корнями удалить всякое гневное чувство, так, чтобы никогда не ощущать ни малейших приступов этой страсти, всеми нами считаемой грешной, то еще более грешно, если мы притворяемся, что это чувство удалено. Пожалуйста, прочтите «Эликсир Жизни» № 2 (апрель, стр. 169)[268]. И все же в понятиях Запада все сведено к внешней видимости даже в религии. Исповедник спрашивает кающегося, не чувствовал ли он гнев, авыказывал ли он гнев по отношению к кому-либо. «Ты должен избегать, чтобы тебя уличали во лжи, краже и убийстве и т.д.» – вот, кажется, главная заповедь Владык-богов цивилизации, общества и общественного мнения. Это единственная причина, по которой вы, принадлежащий к этому обществу, едва ли когда-либо сможете оценить такой характер, как у Мории – человека настолько же сурового по отношению к себе и своим недостаткам, насколько и снисходительного по отношению к недостаткам других людей, притом не на словах, но в своих сердечных чувствованиях. Ибо, будучи всегда готовым сказать вам в лицо, что бы он о вас ни подумал, он все же всегда был для вас более стойким другом, чем я сам, часто колеблющийся, чтобы не обидеть кого-либо, говоря чистейшую правду. Таким образом, если бы М. был человеком, который снисходит до объяснений, он бы сказал вам:

«Брат мой, по моему мнению, вы весьма эгоистичны и высокомерны. В вашей оценке самого себя и в самообольщении вы обычно теряете из виду остальное человечество, и я действительно полагаю, что в вашем представлении целая Вселенная создана для человека, и этот человек – вы сами. Если я не могу вынести возражений, когда знаю, что прав, то вы еще менее способны их выносить, даже когда ваша совесть прямо подсказывает вам, что вы не правы. Вы не в состоянии забыть ни малейшего невнимания к себе, хотя я допускаю, что вы способны это простить. И так как вы искренне поверили, что я вас игнорирую (чураюсь, как вы однажды выразились), то до сегодняшнего дня это предполагаемое оскорбление оказывает молчаливое влияние на все ваши мысли в отношении моей скромной личности. И хотя ваш великий интеллект никогда не позволит какому-либо мстительному чувству проявляться и властвовать над лучшей частью вашей натуры, все же эти чувства оказывают-таки влияние на ваши мыслительные способности, так как вы находите удовольствие (хотя едва ли в этом сознаетесь) в изобретении средств, чтобы поймать меня в совершении ошибки и представить меня в вашем воображении дураком, доверчивым незнайкой, способным попасть в ловушку какого-то Ферна! Давайте рассуждать, мой брат. Оставим совершенно в стороне тот факт, что я являюсь посвященным, Адептом, и уясним до конца, каким я представляюсь в вашем воображении, как два обычных смертных, с некоторой долей здравого смысла в моей голове и со значительно большей долей того же в вашей. Если вы согласны на эту малость, то я в состоянии доказать вам, что это абсурд – думать, что меня могли поймать в сети такого жалкого умысла! Вы пишете: для того, чтобы проверить меня, Ферн хотел знать, «желает ли Мория ее (статьи о его видении) опубликования, и М. отвечает, попавшись в эту ловушку, что да, желает». Поверить последнему утверждению довольно трудно. Нужно быть человеком хотя бы с умеренным здравым смыслом и мыслительными способностями, чтобы ощутить, что имеются две неодолимые трудности на пути к примирению вашего прежнего мнения обо мне и веры в то, что я действительно был пойман в ловушку.

1. Сущность и содержание этого видения. В видении фигурировали три таинственных существа: «Гуру», «Могущественный» и «Отец». Последний – это ваш покорный слуга. Трудно поверить, что я – если только мне не приписываются способности галлюцинирующего медиума, – хорошо сознавая, что до сего времени я никогда не приближался менее чем за милю к этому молодому джентльмену и также не посещал его в его сновидениях, – поверил бы в реальность описанного видения или, по крайней мере, что у меня не возникли бы сомнения по поводу таких странных утверждений.

2. Трудность примирения двух фактов: того, что я являюсь «властным малым», который очень сердится, когда ему возражают, и моего спокойного отношения к непослушанию, бунту ученика, находящегося на испытании, который, узнав, что «Морияжелает этого», то есть опубликования статьи о его видении, обещал переписать ее, а на самом деле и не думал подчиниться этому желанию, да и бедный глупый «Гуру» и «Отец» более не думали об этом деле. Все вышеизложенное стало бы совершенно ясным даже для человека со средним интеллектом. Но произошло обратное – человек, несомненно, большого интеллекта и с еще большими мыслительными способностями был пойман в невообразимо жалкое сплетение фальши, и отсюда напрашивается единственный вывод – и никакой другой, – а именно: тот человек незаметно для себя самого позволил своему слабому мстительному чувству возобладать над своей логикой и здравым смыслом. Довольно, мы больше не будем об этом говорить. При всем том, открыто выражая свою неприязнь к вашему высокомерию и эгоизму, я откровенно признаю – и выражаю свое восхищение ими – многие ваши замечательные качества, безукоризненные достоинства, здравый смысл во всем, что не связано непосредственно с вами самим, в противном случае вы становитесь таким же властным, как и я сам, только более нетерпимым; я от всего сердца надеюсь, что вы мне простите мою прямоту и – согласно вашему западному кодексу поведения – грубую речь. В то же время, подобно вам, скажу, что я не только не питаю к вам злобы и люблю вас не менее за это, но что сказанное мною является действительностью, выражением моих настоящих чувств, а не только слов, написанных ради выполнения принятых на себя обязательств».