Корсары Ивана Грозного - Константин Бадигин

«А мой Степан, — думала Анфиса, — жив ли он, увижу ли я его?» И слезы бежали по ее лицу.

Через неделю пленники прибыли в Бахчисарай. Их стало меньше. Многих развели по городам и селеньям, где жили их новые хозяева.

Толпа женщин и детей встретила рабов на кривых улицах города. В них плевали, бросали камнями, щипали, царапали.

Стражники, с трудом разогнав визжащих от злости женщин, доставили пленников по хозяйским дворам.

При дележе мурза Сулеш получил семь десятков рабов. У мурзы под Бахчисараем были виноградники и фруктовые сады, работать приходилось тяжело, и он выбирал всегда самых сильных и выносливых.

Анфису, ее брата Федора и всех невольников, принадлежавших мурзе Сулешу, поместили в глинобитном сарае с односкатной тростниковой крышей. Сам мурза жил неподалеку в большом каменном доме, окруженном со всех сторон персиковыми садами, на самом берегу реки Альмы.

Остальных русских людей ждала иная судьба. Хозяева на следующее утро повели их на базар и продали кафским купцам, приехавшим за живым товаром в ханскую столицу.

Цены на рабов стояли высокие. За крепкого и сильного мужчину купцы платили десять дукатов, за мальчика четырнадцати лет — пять, а за красивую девушку без всякого изъяна могли отсчитать столько денег, сколько стоила сотня породистых лошадей. На базарной площади стояла палатка лекаря-венецианца. Через его руки проходил весь живой товар. Он ощупывал каждого невольника, желая убедиться, не увечен ли он, осматривал зубы, обследовал самые сокровенные части тела.

Крымские хозяева без всякого сожаления разлучали мужа с женой и мать с дочерью. Над толпой русских, выведенных на продажу, стоял плач и вой расстающихся. Семнадцать русских девушек купил константинопольский купец для султанского гарема. Их долго осматривал врач, да и сам купец немало потрудился, боясь ошибиться и привезти султану неполноценный товар. Он снова и снова перебирал девушек, ревущих от горя и стыда.

На прямоугольной базарной площади, усыпанной крупным серым песком, царило необычное многолюдство. Приехавшие за рабами богатые кафские купцы привезли с собой всевозможные товары. Много было оружия и броневой одежды. Разноцветными камнями сверкали рукоятки сабель и кинжалов.

Рыжебородый перс в белой чалме торговал превосходными бухарскими тканями красного, белого и зеленого цвета, бухарскими коврами и подстилками для молитв.

Горы модных туфель из крашеной бараньей кожи, с загнутыми носками, лежали на коврах.

В маленькой ювелирной лавке сидел купец из Константинополя. У него в лавке можно было купить золотые кольца с драгоценными камнями, серьги с подвесками из кораллов, ожерелья, украшенные бирюзой, всевозможные заколки и застежки. Были и серьги в виде тонкого золотого овала размером с яйцо с набором подвесок и налобные украшения.

Из лавки медника слышалось характерное постукивание молоточков. Здесь продавалась всевозможная медная посуда: чаши, кувшины для кумыса, подносы, большие кувшины для воды.

У гончарной мастерской стоял верблюд с двумя корзинами глины — мастер с перепачканными глиной руками громко спорил с погонщиком.

Три бородатых русских купца из Рязани торговали кожей, седлами, сбруей и плетками с белыми ручками из моржовой кости. Купцы приехали сюда с надеждой выкупить из плена родственников и знакомых, попавших в неволю.

Из раскрытых дверей харчевни доносились приятные запахи жарившегося бараньего мяса.

У купца-шапочника продавались тюрбаны и тюбетейки.

Важно прохаживался по базару русский посол Афанасий Нагой с товарищами, высматривая товары для великого государя. Шныряли среди базарной толпы посольские высмотрени, приглядываясь и прислушиваясь…

К вечеру все рабы были проданы.

На минарет белой как снег мечети поднялся муэдзин и провозгласил призыв к вечерней молитве. Правоверные спешили отдать должное великому аллаху. Купцы были довольны покупками и собирались на следующий день отправиться в дорогу.

Утром, лишь только засерел рассвет, к пленникам мурзы Сулеша пришел православный поп, отец Василий, состоявший при русском посольстве. Сунув серебряную монету сторожам, отец Василий вошел в сарай.

— Здравствуйте, православные, — сказал он, стараясь разглядеть в полумраке людей, лежавших на земляном полу. — Кто вы, откуда?

— Рязаны, — ответил за всех мужик с черной окладистой бородой. — А ты, никак, батюшка? — добавил он, поднявшись. — Прости, не сразу крест заметил.

Поп выпростал спрятанный в рясе серебряный крест.

— Прости, отец святой, — сказала молодая женщина, — опоганились мы, идучи сюда. И конину, и мышей ели, и все, что под руку пришлось.

— Прости нас, грешных, — сказали остальные.

— Как приятно на злой чужбине своего православного попа увидеть, — сказал черноволосый. — Прости, батюшка, и меня, поганого.

— Бог простит, это грех невольный, — ответил поп. — Будьте верны в татарской неволе слову божьему, не забывайте свое русское племя, и многое простится вам. Не теряйте надежду возвратиться на родину. По приказу царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси православное христианство будет выкупаться за счет царской казны… Не обольщайтесь теми, кто здесь хорошо живет. Они обасурманились, и оттого им стало сытно. Но великая кара ждет их на том свете! Недалеко отсюда, — сказал поп, — сохранился древний Успенский монастырь. По праздникам туда ходят многие русские.

Он сказал еще немало хороших, ободряющих слов, в которых очень нуждались перепуганные люди, томящиеся в неизвестности. На прощание он благословил и дал всем приложиться к наперстному кресту. Выйдя из сарая, поп снова спрятал его под старенькой рясой, чтобы не надругались неверные.

— На душе полегчало, — снова сказал чернобородый. — Словно дома побывал… Хорош батюшка. Слыхали, православные? Поп сказал, что в церковь будем ходить…

Вслед за отцом Василием к невольникам пришел Петр Овчина, доверенный человек мурзы Сулеша. Он тоже был раб, захваченный ордынцами где-то недалеко от Киева пять лет тому назад. Но уже год, как он стал надсмотрщиком над русскими рабами мурзы Сулеша, живущими в Бахчисарае. В других местах были другие надсмотрщики, а всего их было у мурзы четверо. Прежде всего Петр Овчина раскрыл окна, заставленные на ночь деревянными щитами. В сарае стало светло.

— Будете меня во всем слушать, все устроится, — обратился он к притихшим рязанам, — понемногу выкупит вас Москва. Хвалите бога, что попали в эти места к мурзе Сулешу. Если бы в Кафу вас повели да увезли в заморье… тогда не видать бы вам Русской земли. Одно скажу: не хвалитесь богачеством, не говорите татарве, у наших-де родственников денег много, от этого только худо будет, — учил Петр. — Говорите, родственников-де богатых нет, а настоящую цену за нас дадут. Были здесь такие, хвалились, дак татаре таки деньги за них заломили, что только князю какому впору!