Вельяминовы. Время бури. Книга третья - Нелли Шульман

– Все будет хорошо. Поставим столько виз, сколько успеем. Сугихара-сан займется работой и дальше, когда я уеду… – надев пиджак, граф пошел в консульскую половину особняка.

Длинные, ловкие пальцы повертели мелок.

Затянувшись сигаретой, Максим ткнул окурком в медную пепельницу, на зеленом сукне бильярдного стола:

– Готовься, кузен, – весело сказал Волк, – я тебя разобью… – в кофейне «Ягайло», на аллее Свободы, было накурено. В большие, растворенные на проспект окна веяло ароматом липы. В темноте мелькали проблески фар, шуршали тормоза, вспыхивали огоньки сигарет.

Сегодня уехало две группы подростков. Они ночевали в Вильнюсе, переходя границу ранним утром. Регина и Авраам проводили их, на вокзале. Рав Горовиц вернулся домой в хорошем настроении, сказав, что кузен Наримуне в Каунасе. Дипломат обещал помочь с визами для беженцев.

Аарон, не присев, выпил чашку кофе. Он отправлялся в Кейданы, в ешиву, собирать паспорта у раввинов и учеников. Аарон успел позвонить руководителям общины, и быстро с ними посовещаться. Они решили, что первыми транзитные визы получат осиротевшие дети, и семьи. Переодевшись в спальне, Аарон отвел Регину в сторону. Выслушав его, девушка кивнула:

– Спрашивать незачем. Конечно, я помогу с маленьким… – Волк, после обеда, ушел, загадочно пробормотав о делах. Он велел Аврааму и Регине встретиться с ним вечером, в кофейне «Ягайло», где, по словам Волка, имелся отличный бильярд и живая музыка.

Регина прислушалась. Пока что оркестр не появлялся, в главном зале играло радио. Регина, немного, понимала литовский язык. В лагеря приезжали еврейские дети из Каунаса.

– Самая популярная песня этого года! – заявил диктор:

– Поет американская звезда, пани Ирена Фогель! Песня посвящается всем, кто сражается с Гитлером. Девушка вспоминает, как она проводила любимого, в армию… – Аарон говорил Регине, что знаком с пани Иреной, по Берлину.

Низкое, томное контральто вырывалось в теплую ночь:

– A nightingale sang in Berkeley Square… – Регина, с доской и мелком в руках, обернулась. Белокурая голова Волка склонилась над бильярдным столом. Он, внимательно, изучал расположение шаров. Когда Максим ушел, Регина сказала доктору Судакову:

– Он русский, второй день в Литве, а чувствует себя, как рыба в воде.

Серые глаза угрюмо взглянули на нее:

– Подобным людям, – отозвался Авраам, – везде легко. Он… – Регина пожала плечами:

– Человек, предпочитающий свободный образ жизни… – девушка, лукаво, улыбнулась:

– Он мне говорил. Вы, кузен Авраам, упоминали о словах господина Бен-Гуриона, – Регина уперла руку в стройный бок:

– Мы не построим еврейского государства, пока в нем не появятся еврейские воры и проститутки… Вы сами против косности… – покраснев, Авраам буркнул: «Он все равно, не еврей».

– Он возвращается в Москву, – хмыкнула Регина, – с нами в Палестину не поедет… – рав Горовиц, со вздохом, сказал кузине:

– Что с тобой делать? Отправляйся с Авраамом. Он за тобой присмотрит, и по дороге, и в Израиле. Начнешь преподавать, в кибуце… – Регина открыла рот, Аарон поднял руку:

– Когда люди уедут в Маньчжурию, я дам телеграмму папе и Меиру. Мы придумаем, что-нибудь. Твою старшую сестру найдут, во Франции…

Регина, слушая треск шаров, отмечала очки на доске. Девушка думала, что, Франция, может быть, не сдастся:

– Или они будут воевать с немцами подпольно, как в Польше… – когда они с Авраамом пришли в кафе, Максим встретил их широкой улыбкой:

– Шампанское я заказал, – предупредил Волк, – мне сегодня везло. Впрочем, я хорошо играю в бильярд, с юношеских лет…

Он прицеливался, исподволь любуясь стройными ногами. Кузина надела летнее, льняное платье, ниже колена, и туфли на высоком каблуке. Вещи она оставляла в синагоге, где принимали пожертвования для беженцев. Границу и юноши, и девушки пересекали в крестьянской одежде, в шароварах, сапогах и куртках. Тяжелые, темные волосы падали ей на плечи. В альбоме Аарона была фотография покойной мадам Горр, а снимок мадемуазель Аржан Волк увидел в кинематографическом журнале, в киоске, на аллее Свободы:

– Они очень похожи, только Регина ниже ростом… – он ловким ударом забил два шара в лузу, – понятно, что они близкие родственницы. Ей бы тоже брюки пошли… – в альбоме Максим увидел фото высокой, очень красивой девушки, в американских джинсах, и мужского покроя рубашке. Она водила за руки, по газону, ребенка. Белокурые волосы, казалось, светились в солнечных лучах. Малыш, по виду, годовалый, широко улыбался. Девушкой оказалась пропавшая из Лондона, в день собственной свадьбы, кузина Тони, она же леди Холланд, а ребенком, ее сын, Уильям.

– Чушь, – успокоил себя Волк, – полная ерунда. Ты не ожидал такого обилия родственников, Максим Михайлович, тебе видения являются. Дети все друг на друга похожи, особенно малыши… – он помнил снимок, в журнале «Огонек». «Маленький Володя готовится к первомайской демонстрации». Маленький Володя, напоминал исчезнувшего Уильяма. Волк не мог выбросить из головы длинные, стройные ноги девушки, большие глаза, белоснежную, видневшуюся в вырезе рубашки, шею. Аарон сказал, что она была на испанской войне и даже написала книгу. Максим вздохнул: «Вряд ли подобное в Москве продается. Забудь об этом Уильяме, как бы ему в СССР попасть?»

– Чушь, – подытожил Волк, двумя ударами закончив партию.

Доктор Судаков отложил кий:

– Конечно, в играх я не мастер… – Волк похлопал его по плечу:

– Ты не только языки учи. Бильярд и карты всегда пригодятся… – Волку было жаль, уезжать из Литвы. Он понимал, что, может быть, это последняя неделя, когда в стране играют американский джаз и подают французское шампанское. Максим подозревал, что в Москве «Вдову Клико» получают, например, братья Вороновы, из закрытого распределителя. Всем остальным приходилось довольствоваться грузинскими винами. Джаз в ресторанах звучал, но только, как говорили, в эстрадной обработке. Иностранные песни переводили на русский язык:

– Ладно, шампанское. Скоро его и в Европе не останется, с войной, – он отряхнул руки носовым платком, – но ведь и газет иностранных не купить… – по возвращении из зоны он хотел найти преподавателя английского языка.

– Оркестр появился, – он предложил кузине руку, – «Кумпарсита». Авраам возьмет еще бутылку вина, а мы потанцуем… – Волку, немного, нравилась девушка, однако он вздохнул:

– Брось, Максим Михайлович, у вас разные дороги. Кузен Авраам на тебя косо смотрит. Она еврейка. Пусть едет в Палестину, там ее дом. А твой дом, в Москве… – он танцевал лучше, чем Регина, но уверил ее: «Не волнуйтесь. В танго ошибок не бывает».

Регина вдыхала запах хорошего табака и палых, осенних листьев. Он остался в пиджаке, но Регина знала, что у него, под манжетой рубашки. За обедом, в квартире Аарона, он засучил рукава:

– Здесь все свои, родственники… – Регина, широко открыла глаза. Под простыми, стальными часами, на крепкой, загорелой руке, красовалась голова волка, с оскаленными зубами. Татуировки уходили дальше, русские буквы, купола церквей, с крестами. Кузен усмехнулся:

– Волк, это моя первая. Я ее в двенадцать лет сделал. С тех пор… – он налил Регине лимонада, – с тех пор их больше появилось, как видите.

Регина, танцуя, положила руку на его плечо:

– Они, наверное, везде… – девушка скрыла частое, взволнованное дыхание. Максим наклонился к ней:

– У вас хорошо получается, кузина. Можете обучить кузена Авраама. Он говорил, что у него нет времени на танцы… – Максим поднял бровь. Регина, откинувшись назад, лукаво улыбнулась.

Следующей мелодией заиграли «Танго самоубийц». Волк пошел приглашать какую-то миленькую блондинку, Регина присела рядом с Авраамом:

– Хотите, я вам покажу шаги, кузен? Вы говорили, что в Тель-Авиве тоже танцуют, в кафе… – доктор Судаков поднялся: «Мне надо с вами поговорить, кузина».

Они зашли за угол дома, на тихую, пустынную улицу. Наверху, под легким ветром, раскачивался тусклый фонарь. Серо-голубые глаза Регины блестели. Она стояла, маленькая, изящная, накинув на плечи, летний пиджак.

Авраам никогда еще подобного не делал. Он решил просто сказать, ей правду.

Он говорил о кибуце, о фруктовых садах, и молочной ферме, о том, как они обрабатывают землю и занимаются с детьми:

– Вы будете очень полезны… – он вдохнул запах липы. Он, бессильно, повторил:

– Будете полезны, кузина, как учитель, руководитель детского блока, как… – Авраам решительно добавил:

– Как моя подруга. То есть жена, но я не люблю этого слова. У нас женщин так не называют. Мы, конечно, поставим хупу, – торопливо добавил доктор Судаков, – перед осенними праздниками. Я вас устрою в кибуце, познакомлю с Ционой, моей племянницей, и вернусь в Европу, помогать евреям. Вы будете работать, на благо Израиля… – Авраам подумал, что весной у них может родиться сын, или дочь.