Могила в подарок - Джим Батчер

При звуках ее Истинного Имени по телу ее прошла дрожь. Я облизнул пересохшие губы и шагнул ближе к ней.

– Сьюзен. Я хочу помочь тебе. Ты не против? Я постараюсь помочь тебе, если смогу.

Она снова всхлипнула.

– Но... Мне так хочется пить. Я не могу.

Я протянул руку и отвел волосы с ее лица. Она не отреагировала на это, хотя подалась ближе ко мне, жадно раздувая ноздри и постанывая. Она унюхала мою кровь. Я плохо представлял себе, много ли яда попало мне в кровь, но я не хотел, чтобы ей было плохо из-за этого. Не время миндальничать, Гарри.

Я намотал ее волосы на правую руку и сжал их в кулак. Потом поморщился и взял Сьюзен за левую руку. Поплевав на пальцы, я прижал их к ее кисти, а ее в свою очередь – к своему кулаку. Связь, и так уже чуть вибрировавшая между нашими телами, ожила задетой струной – усиленная моей слюной, ее волосами у меня в руке, касанием тел.

Я закрыл глаза. Любая попытка магической концентрации отзывалась во мне болью. Мое ослабшее тело било крупной дрожью. Но я не сдавался, напрягая всю свою волю. Я вспоминал все то время, что мы с Сьюзен провели вместе, все слова, сказать которые ей у меня не хватало духу. Я вспоминал ее смех, ее улыбку, ее губы, запах ее шампуня в душе, тепло ее прижатого во сне к моей спине тела. Я собрал воедино все воспоминания о нас с ней и постарался вложить их в наведенную связь.

Воспоминания струились по моей руке, передаваясь в ее руку – и замерли там, остановленные каким-то расплывчатым, эластичным барьером. Заклятием моей крестной. Я надавил сильнее, но сопротивление только нарастало, сколько я ни старался.

Сьюзен всхлипнула – жалобно, голодно. Она привстала на коленях и прижалась ко мне. Потом скользнула губами к моему горлу. Язык ее коснулся моей кожи, и по телу моему электрическим разрядом пробежала судорога желания. Черт, подумал я, человек одной ногой в могиле, а гормоны бесятся как ни в чем ни бывало.

Я пытался одолеть заклятие крестной, но оно держалось крепко. Я ощущал себя малым ребенком, пытающимся отворить тяжелую стеклянную дверь.

Сьюзен вздрогнула, но продолжала лизать мою кожу.

Кожу приятно пощипывало, потом она онемела. Боль унялась немного. А потом я ощутил ее зубы – острые зубы, впившиеся в меня.

Я вскрикнул от неожиданности. Укус был несильный. Она кусала меня и больнее, когда мы с ней развлекались. Но и глаза у нее были тогда совсем другими. И кожа моя тогда не немела от ее наркотических поцелуев. Тогда она и в мыслях не имела сделаться кандидатом в Клуб Вампиров.

Я надавил на заклятие еще сильнее, но силы мои убывали. Сьюзен укусила меня сильнее, и я ощутил, как тело ее напрягается, крепнет. Она уже не висела на мне. Свободная ее рука легла мне на затылок – и вовсе не из нежности. Она просто удерживала меня на месте. Потом она сделала глубокий вдох.

– Вот, – прошептала она. – Вот оно. Как хорошо...

– Сьюзен, – произнес я, пытаясь не ослаблять нажим на заклятие моей крестной. – Сьюзен. Не надо. Не уходи. Ты нужна мне здесь. Ты можешь навредить себе, – челюсти ее начали смыкаться. Зубы ее остротой уступали вампирским клыками, но ведь и человеческие зубы тоже неплохо прокусывают кожу. Она пропадала. Я чувствовал, как слабеет связь между нами.

– Прости, – сказал я. – Мне так не хотелось поднимать на тебя руку, – я все давил на нее. Продолжать борьбу не имело смысла. Но я продолжал. Если не ради меня, так хоть ради нее. Я цеплялся за эту связь, за воспоминания о Сьюзен, о нас с ней.

– Я люблю тебя.

Почему это сработало именно сейчас, почему сплетенная моей крестной паутина подалась так, словно эти слова подействовали на нее как открытый огонь? Не знаю. Я так и не нашел этому объяснения. С другой стороны, самих по себе волшебных слов не бывает. Слова всего удерживают магию. Они придают ей форму и направление, они делают ее полезной, описывая образы, к которым ты стремишься.

Впрочем, я вот что могу сказать: некоторые слова обладают силой, которая не имеет никакого отношения к сверхъестественному миру. Они отдаются резонансом в сердце и мозгу, они живут еще долго после того, как звуки их стихли, и эхо их звучит в душе и сердце. Значит, они обладают силой – самой что есть настоящей силой.

Эти три слова как раз из таких.

Я хлынул в нее, сквозь окружающие ее темноту и смятение, и увидел в ее мыслях, что мой приход был как горячий огонь в стране бесконечного холода, как яркий маяк в ночи. Весь свет, все тепло наших воспоминаний обрушили возведенные внутри нее стены, смели старательно наведенные Леа чары, вырвали у моей крестной, где бы она ни была, похищенные воспоминания и вернули их на место.

Я услышал, как она плачет от внезапно нахлынувших воспоминаний. Она изменилась – прямо здесь, в моих руках. Жуткое, нечеловеческое напряжение изменилось. Оно не исчезло, но изменилось. Оно сделалось напряжением Сьюзен, смятением Сьюзен, болью Сьюзен – самой настоящей Сьюзен.

Сила заклятия слабела, оставляя за собой только смутное воспоминание – так мелькнувшая в ночном небе молния оставляет за собой в темноте светящиеся полосы.

Я обнаружил, что стою рядом с ней на коленях, держа ее за руку. Она продолжала удерживать мою голову. Ее зубы все еще прижимались к моему горлу.

Я поднял дрожащую руку и погладил ее по волосам.

– Сьюзен, – тихо произнес я. – Сьюзен. Останься со мной.

Давление ослабло. Я почувствовал на плече ее горячие слезы.

– Гарри, – прошептала она. – О Боже. Мне так хочется пить. Ужасно хочется.

Я закрыл глаза.

– Я знаю, – сказал я. – Извини.

– Я могла бы напиться тобой. Правда, могла бы.

– Да.

– И ты бы не смог помешать мне. Ты слаб, болен.

– Я не смог бы помешать тебе, – согласился я.

– Скажи это еще раз.

Я нахмурился.

– Что?

– Скажи это еще раз. Это помогает. Ну пожалуйста. Так трудно не...

Я сглотнул.

– Я люблю тебя, – сказал я.

Она дернулась, словно я с размаху ударил ее подвздох.

– Я люблю тебя, – повторил я. – Сьюзен.

Она оторвала рот от моей кожи и подняла взгляд, заглянув мне в глаза. Это снова были ее глаза: темные, теплые, карие, припухшие, полные слез.

– Вампиры, – прошептала она. – Они...

– Я знаю.

Она зажмурилась, пытаясь сдержать слезы, но те все равно катились из глаз.

– Я... Я п-пыталась помешать им. Честно, пыталась.

Боль снова пронзила меня – боль, не имевшая никакого отношения ни к ядам, ни к ранам. Она пронзила меня резко, пройдя под самым сердцем, словно кто-то проткнул меня сосулькой.

– Я знаю, – заверил я ее. – Ты сделала все, что могла.

Она с плачем прижалась ко мне. Я крепко-крепко обнимал ее. Довольно долго она молчала.

– Но это все еще во мне, – прошептала она, наконец. – Это никуда не делось.