Последний Завет - Алексей Пехов

Герда вскинула карабин и всадила в голову зверя не меньше половины магазина. Пули входили в пасть и глаза одна за другой, но тварь лежала без движения, даже не дернулась. Должно быть, удар хвостом — последнее, что она смогла сделать, прежде чем издохла.

— Вот черт! — выругался Герман и бросился обратно в воду, торопясь как можно скорее оказаться на том берегу — рядом с Густавом. Он враз забыл о всякой ругани. — Вот черт!

— Густав, ты живой? — Франц принялся трясти великана. — Густав, Густав…

На глазах Госпитальера выступили слезы. Великан всегда был таким добрым, таким наивным. Он просто не может, не должен умереть…

— Что с ним? — приблизился Дуго.

— Я сейчас, — спохватился Франц, вдруг вспомнив, что он госпитальер и обязан оказать раненому первую помощь.

Он приложил руку к запястью великана. Пульс есть, и даже весьма сильный. Убедившись в том, что великан жив, Франц принялся расстегивать рубашку Густава, собираясь проверить, насколько серьезный у него ушиб. К этому моменту к склонившимся над Густавом людям подбежал Герман. Одна пуговица никак не хотела вылезать из петлички, Франц тряс ее и дергал, но она не поддавалась, тогда Госпитальер что было сил рванул ее и оторвал совсем.

— Эй, ты чего делаешь? — услышал он писклявый голосок От неожиданности Франц вскрикнул, поднял глаза и увидел, что Густав глядит на него сердито и неодобрительно.

— Ты чего мне пуговицу оторвал? Ась? — спросил великан. — Я не давал тебе разрешения с меня пуговицы рвать…

— Живой! — обрадовался Франц и весело засмеялся.

— Ты подняться сможешь? — спросил Дуго.

— Еще бы. — Густав как ни в чем не бывало встал на ноги и принялся отряхиваться. — Что это со мной случилось такое? Я, кажется, сознание потерял, что ли?

— Тебя зверюга эта хвостом приложила, — пояснил Франц.

— Рыботритон, — уточнил Пилигрим.

— А-а-а, — махнул рукой Густав, — это она зря сделала, меня так просто хвостиком не перешибешь, — и закашлялся.

— У тебя ничего не болит? — испугался Франц.

— Ребра немного, — с тоской проговорил великан, — но это, наверное, от голода, у меня бывает, что от голода ребра немного ноют. Ну, это, желудок раздувается, когда пищи требует, и на ребра давит изнутри.

Дуго упер кулаки в бока и вдруг захохотал.

— Нет, вы только посмотрите на него! — утирая выступившие от смеха слезы, сказал Пилигрим. — По нему хвостом рыботритон прошелся, а он знай себе только о еде рассуждает. Нет, ну ты настоящий Черный Принц!

— А я что говорил, — поддержал Дуго Герман, — Черный Принц и есть…

— Давайте перейдем на тот берег, пока на падаль не приплыло какое-нибудь зверье, — сказала Герда, меняя в карабине магазин.

Тело рыботритона лежало на отмели, из пробитой головы и глаз в речную воду стекала кровь. Вокруг трупа уже суетилась стайка серебристых мальков, хватая ртами кровавую воду. Люди поспешили перебраться на другой берег.

— А дьявол! — пробурчал Герман, выжимая одежду и косясь на черное тело рыботритона. — Арбалет утопил!

Густав сочувственно цокнул языком и тоже занялся промокшей одеждой.

— Может быть, его еще можно достать? — спросил он, расширив голубые глаза. — Если понырять недолго.

— Умный ты, как я посмотрю, — усмехнулся Герман, — он же там где-то на самом дне. Лично я в речку, где нет никаких хищников, — следопыт покосился на Пилигрима, — больше ни ногой. Вдруг у этого тритона-переростка есть любимая подружка?

Густав подумал и решил, что ни один арбалет в мире не стоит встречи с подружкой рыботритона.

— Да, лучше туда не лезь, — сказал великан, — стреляй себе из мазера…

— Из маузера, — поправил его Герман.

— А я как сказал? Так и сказал — из мазера.

Герман украдкой бросил взгляд на Герду, но она стояла у самого берега, вглядываясь в темную воду, и, казалось, не обращала на него никакого внимания…

Следующие два дня прошли без происшествий. Отряд шел по заброшенной, обезлюдевшей местности. Кое-где были еще заметны следы пребывания человека, но по всему было видно, что следы старые и сейчас никто разумный здесь не живет. В пути им встречались разрушенные, заросшие буйной зеленью деревни, рассыпавшиеся бревенчатые избы, сгоревшие в пламени дома, покосившиеся ограды… Они старались обходить места, где раньше жили люди, стороной, опасаясь, что в заброшенных деревнях может поселиться какой-нибудь крупный хищник или дремлет до поры до времени никем не тронутая зараза. Залезешь в такую деревушку, коснешься чего не надо — и явишь миру новую форму гриппа или ненароком выплеснешь на себя ведерко мутагена и превратишься в черт знает что.

Кроме едва различимых и почти стертых с лица земли развалин попадались и другие признаки былого присутствия человека. Одинокие дома посреди густых осиновых рощиц, ржавые корпуса заброшенных заводов, оборванные линии электропередач. С очередного холма Герман увидел на горизонте развалины какого-то города. Густав предложил подойти поближе и поискать какую-нибудь еду, но Дуго лишь отрицательно покачал головой.

— От этих развалин раньше сильно “фонило”, — сказал он, — ночью они светились. Не стоит искушать судьбу…

Дважды они пересекали заросшее высокой травой железнодорожное полотно, несколько раз разбитые асфальтовые то и почти стертые с лица земли грунтовые дороги. Дуго упор не желал идти по ним и вел маленький отряд через Лихолесы, как он называл эти земли.

— Почему не пойти нормально, по дороге? — не выдержал Густав. — Так ведь легче будет. Ножки болеть не будут.

— Вдоль дорог всегда полно лихого люда. Тебе нужны неприятности? — поинтересовалась Герда.

— Какого люда? — переспросил Густав и с сожалением оглянулся на уже скрывшуюся за деревьями дорогу. — Мы за все время с тех пор, как из Франкфурта вылезли, ни одного человека не встретили!

— Потому и не встретили, что шли не по дорогам, а по Лихолесью, — пояснила Герда.

Осознав, что убедить остальных пойти по дороге ему не удастся, великан расстроенно вздохнул, достал из рюкзака припасенную с обеда заначку и принялся жевать…

Несмотря на все предосторожности, встречи с людьми им избежать все же не удалось. Отряд выбрался из леса на небольшой лужок, где паслось стадо коз. Козы были точно такие же, как у клана Ветродувов, — черные, рогатые, с четырьмя парами узких желтых глаз. Герману даже показалось, что он неожиданно вышел на территорию родного клана, в парковую зону, и стоит пройти сотню шагов по тропинке, как он окажет перед домами родного Нидеррада.

За козами приглядывал пастушок, вооруженный небольшим, почти детским луком. Увидев выбравшихся на поля незнакомцев, пастушок испуганно завопил и бросился в лес, под защиту деревьев, оставив коз на волю судьбы и незнакомцев.