ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАРАМУША - Рафаэль Сабатини

Вряд ли его высочество мог подыскать лучшее лекарство от бледности, чем эти слова. Лицо Алины залила краска. Девушка попыталась мягко высвободить руку, но Мосье лишь сильнее сжал пальцы.

— Почему вы боитесь меня, дитя? Это несправедливо. Я был так терпелив! Так терпелив, что сам себя не узнаю.

— Терпеливы? — Глаза Алины вспыхнули, между бровями пролегла суровая морщинка. Вся робость слетела с неё, уступив место холодному достоинству. — Монсеньор, уже поздно. Я здесь одна. Я признательна вам за доброту, но вы оказываете мне слишком великую честь.

— Она и вполовину не так велика, как та, что я желал бы оказать вам. Почему вы так жестоки, Алина? Почему вы безразличны к моим страданиям? Неужели в этой прекрасной белой груди бьётся каменное сердце? Или вы просто не доверяете мне? Говорят, я непостоянен. На меня клевещут, Алина. И, даже если бы это было правдой, вы излечили меня. С вами я буду постоянен, дитя. Постоянен, как звёзды.

Мосье выпустил руку девушки, чтобы обнять её за плечи. Он попытался притянуть её к себе, но Алина выказала неожиданную силу, с которой рыхлый, изнеженный принц не сумел совладать.

— Монсеньор, это недостойно! — Алина вырвалась из его объятий и застыла перед принцем, прямая и напряжённая, с высоко поднятой головой. Изменчивый свет пламени играл в золотистых волосах, румянец то приливал к щекам, то снова таял, грудь высоко вздымалась. Мосье смотрел на прекрасное девичье лицо, изящную шею и плечи и чувствовал, как в нём нарастает раздражение. Да кто она, в конце концов, такая? Дочь неотёсанного бретонского дворянина. А ведёт себя, словно герцогиня. Хуже. Ни одна герцогиня во Франции — он готов в этом поклясться — не стала бы принимать ухаживания принца крови с такой холодной сдержанностью. А учитывая его близость к трону — тем более. Придёт день, и он станет королём. Неужели эта девица ценит своё глупое целомудрие выше тех почестей, которыми он сможет её осыпать?

Но Мосье не произнёс вслух ни одного из своих риторических вопросов. Эта холодная неприступная добродетель не растает от его доводов. Приступ гнева видоизменил его страсть. Теперь принцу почти хотелось причинить боль этой маленькой дуре. В какое-то мгновение мосье чуть не поддался этому порыву но он ненавидел всяческое насилие. Кроме того, его высочество страдал от излишней полноты, и любое физическое усилие вызывало у него одышку. А судя по тому, как легко эта девица вырвалась у него из рук, справиться с ней нелегко, если вообще возможно.

Нет, придётся снова прибегнуть к хитрости. Мосье всегда больше доверял своему уму, нежели мышцам.

— Недостойно? — эхом повторил он, и взгляд его сделался печальным. В больших блестящих глазах застыла трогательная мольба. — Пусть будет так, дитя моё. Вы научите меня достоинству. Ибо во всём мире для меня нет никого и ничего более ценного, чем вы. Даже трон не имеет для меня такого значения. — Последнее замечание призвано было напомнить строптивице, как близко стоит он к трону. Но оно, казалось, не произвело на маленькую дурочку никакого впечатления. Она по-прежнему отгораживалась от Мосье своим ледяным достоинством.

— Монсеньор, я здесь одна… — начала Алина и вдруг осеклась. Она пристально посмотрела в лицо регента, и её глаза выдали внезапно осенившую девушку мысль.

В этом мгновенном озарении Алина увидела все прошедшие месяцы, когда принц навязывал ей своё общество; вспомнила уважение, с которым она его принимала, вспомнила, как льстило ей внимание столь высокой особы. В памяти всплыли попытки принца переступить границы их платонической дружбы. Как быстро он отступал всякий раз, когда она показывала, что попытки эти нежелательны! Теперь, увидев в один миг все подобные эпизоды, Алина винила себя за слепоту, которая не позволила ей распознать истинные намерения Мосье. Ей стало нехорошо от мысли, что принц мог воспринять её дружеское участие за поощрение. Несомненно, он счёл её кокеткой, которая изображает непреклонность, чтобы ещё сильнее разжечь страсть поклонника. Вероятно, Мосье решил, что её удерживает отсутствие благоприятной возможности. Вот он и создал такую возможность.

— Так вот зачем вы отправили дядю с поручением к принцу де Конде? Чтобы оставить меня без защиты?

— Без защиты? Что за слова, Алина! В какой защите вы нуждаетесь, помимо собственной воли? Кто посмеет нарушить её? Не я, во всяком случае.

— Вы успокоили меня, монсеньор. — К своему удивлению, Мосье понял, что она иронизирует. И, пока он пытался осмыслить сей факт, Алина добавила, сопроводив свои слова величественным кивком: — Я прошу, монсеньор, чтобы вы оставили меня.

Но Мосье не двинулся с места и даже расставил шире ноги, словно желал принять более устойчивую позу. Слегка наклонив голову набок, он оглядел девушку и насмешливо улыбнулся.

— Я не привык, чтобы меня отсылали.

Алина усталым жестом поднесла руку ко лбу.

— Простите меня, ваше высочество. Но этикет здесь…

— Вы правы, моя дорогая. О каком этикете может идти речь, когда дело касается нас с вами?

— Я так поняла, что вы настаивали на правах, которые даёт вам сан.

— С вами? Как можно! Разве я когда-нибудь делал это? Разве я когда-нибудь был для вас принцем?

— Вы всегда были для меня принцем, монсеньор.

— Но не потому, что настаивал на этом. Я всегда хотел быть для вас просто мужчиной. Я хотел добиться вашего внимания, растопить преданностью ваше безразличие, снискать вашу благосклонность. Вас оскорбляют мои признания, дитя моё? Вас оскорбляет, что я предлагаю вам своё обожание, своё сердце, свою жизнь?

В бархатистом голосе звучала слёзная мольба. Не давая Алине времени на ответ, Мосье продолжал:

— Вы пробудили во мне чувства, которые изменили саму мою сущность. Я думаю только о вас, мне нет дела ни до чего, лишь бы вы были рядом, меня ничто не страшит, кроме возможности потерять вас. И всё это ничего для вас не значит? Но даже в этом случае мои слова не могут вас оскорбить. Если вы настоящая женщина — а, видит Бог, это так — вы должны испытывать ко мне сострадание. Неужели вы совершенно бесчувственны? Неужели вас не трогают муки человека, который изменяет самому себе, своему долгу, своему предначертанию, потому что вы свели его с ума?

— Что вы говорите, монсеньор! — вскричала Алина и неожиданно ошеломила его вопросом: — Чего ваше высочество добивается от меня?

— Чего я добиваюсь — Мосье запнулся. Чума побери эту девицу! Может ли мужчина выразиться более определённо? Или она думает загнать его в угол этим немыслимым вопросом? — Чего я добиваюсь! — Он протянул к ней руки. — Алина!