Проект "Плеяда" - Андрей Каминский

Она просто устала бояться.

Наташа, прижавшись спиной к большому камню, сидела на берегу большого озера, дальние берега которого она не могла разглядеть, несмотря на светяшуюся зеленую слизь покрывавшую стены исполинской пещеры. Такая же слизь, казалось, плескалась и в озере вместо воды, вперемешку с ошметками чего-то бледно-розового, издающего одуряющее зловоние. И во всей этой жиже, воняющей нечистотами и мервечиной, словно черви в гниющем трупе, непрестанно ползали, плавали, перепрыгивали с камня на камень отвратительные существа.

— Кто считает? — про человека бы сказали, «пожал плечами», но у собеседника Наташи плечи можно было бы найти с большим трудом, — каждый день прибывают новые.

Наташа посмотрела на жуткое существо рядом и с трудом удержалась от гримасы отвращения. Даже обезьяноподобные новусы не вызывали у нее чувства такой гадливости. Тощее тело с выступающими ребрами, мертвенно-бледная кожа, покрытая темными пятнами, как у змеи или лягушки, длинные лапы с когтистыми пальцами и с перепонками между ними. Гладкая, как яйцо, голова наоборот была непропорционально огромна: лицо пухлого младенца с прищуренными желтыми глазками и огромным ртом полным острых как иглы зубов. Завершали картину торчащие кверху уши, две дыры вместо носа и жаберные щели, шевелящиеся на шее.

Но по сравнению с существами, кишащими в переполненной луже или тяжело переливающимся по берегу, собеседник Наташи выглядел более-менее привычно глазу. Здесь попадались твари вообще непохожие на людей, выглядевшие как хаотичное сочетание различных живых сушеств. Другие были схожи с людьми лишь отчасти, вернее отдельными частями тела. Из их уст, пастей и клювов раздавались лай, шипение, идиотский смех, детский плач и отборная ругань.

Наташ раз за разом задавалась вопросом — не умерла ли она, не попала в тот самый Ад, в который никогда не верила? Однако ее убеждали, что она жива, а место, что она именует Адом — предмет мечтаний любого из ползающих перед ней созданий — для них закрыто.

— Так кто же вы? — допытывалась у свого собеседника Наташа.

— Нас называют по-разному, — бесстрастно, словно вода, капающая с пещерных сталагмитов, отвечал ее собеседник, — но народ шамана, пленившего нас, именует таких как мы, шухдерами или чутгурами.

Наташа припомнила — чутгуры, злые духи в сувериях монголов и бурят, что-то вроде чертей. Порой ими становились души людей, умерших «неправильной» смертью.

— Да, — ответил чутгур и Наташа испуганно посмотрела на него, — да это мы. Души тех, кто умер до срока там, наверху. Женщины, погибшие от родов, дети, родившиеся мертвыми, те на ком ставили опыты, замученные, расстрелянные, удушенные газами, заключенные умершие от голода и болезней при строительстве Центра. Даже лабораторные животные — у них ведь тоже есть душа, заслуживающая перерождения. Но нам не дано ни переродиться, ни даже служить Господину нашему, Эрлэн-хану. Шаман удерживает нас в подземелье, заставляя служить себе силой Мечита, Небесной Обезьяны.

— Погоди, — растерянно сказала Наташа, — но разве вы…духи?

Она перевела взгляд на снуюущю перед ней массу. Несколько тварей рвали на части чей-то труп, парочка существ непонятного пола сплеталась друг с другом в сладострастных обьятиях, еще несколько вырывали друг у друга куски омерзительной пищи. Все это выглядело на редкость тошнотворно и никак не напоминало житие неупокоенных душ.

— Не веришь? — из пасти чудовища вырвалось нечто похожее на смешок, — смотри!

Он прошептал что-то, сделав странный жест. Черты его «лица» поплыли и смазались, запах мертвечины усилился в разы, кожа и плоть разлагались на глазах, отслаиваясь кусками, обнажавшими голые кости. Наташа отвернулась, но тут же зажмурилась — озеро перед ней превратилось в бессвязное месиво гнилой плоти, в котором ворочались рассыпающиеся на глазах скелеты.

— Мы проклятые души, которым нет доступа даже в царство Повелителя, — мерно произносило чудовище, — у нас нет тел, кроме тех, что дают нам Мечит и подвластные ему шаманы. Ты видела фрески шулмасов и чутгуров в Звездной Пещере, — Наташа кивнула, — именно они дают нам возможность принять обличье, в котором мы должны были служить Эрлэн-хану. Здесь же мы берем себе тела из всего, что идет в отходы в лабораториях: из крови, плоти, спермы, последов, ампутированных конечностей и смытых мозгов. Вся эта слизь, мокрота и ошметки плоти, все что сливается в канализацию и попадает сюда — из этого проклятые души создают себе тела, в тщетной попытке найти ту плоть, что имели при жизни.

Шухдер снова провел рукой и Наташа даже обрадовалась когда он обрел прежний облик.

— Почему…почему ты помогаешь мне? — запинаясь, сказала она, — что вам нужно от меня?

Шухдер замолчал, потом начал говорить, выдавливая из себя слова.

— Тому есть две причины. Та, кто пришла за тобой — Гончая. Ее ведет Эрлэн-хан и она творит Его волю — как и ты теперь. Вы двое — единственные, кто поможет нам снять заклятие Мечита и воссоедениться с нашим Отцом.

— Как? — горько усмехнулась Наташа.

— Узнаешь, — ответил шухдер, — все узнаешь.

— А вторая, — помолчав, спросила Наташа, — вторая причина какая?

— Ты несешь в себе новую жизнь, — оскалился в улыбке шухдер, — жизнь зачатую кем-то из нас. Пока ты беременна, мы все — единая плоть и должны держаться друг друга.

Наташа нервно сглотнула — из всех возможных причин, услышанное было, пожалуй, наименее желательной. Но хоть в чем-то пригодился проклятый ублюдок. Она перевела взгляд на тварей беснующихся внизу и вдруг заметила, что они все больше оставляют свои занятия, собираясь возле них. Множество глаз неподвижно уставились на них.

— Чтобы спасти свою подругу и спастись самой, — начал шухдер, — надо сделать так…

………………………………………………………………………………………………….

Наташа шла по темному туннелю, покрытому светящейся слизью. Каменные стены покрывали причудливые фрески, подобные тем, что были в пещере, через которую она попала в обиталище шухдеров. Теперь Наташа знала для чего нужны эти изображения и старалась держаться середины коридора, чтобы даже случайно не прикоснуться к заточенным в камне демонам. Единственное, что придавало ей сейчас сил и уверенности, — новенький самозарядный карабин Симонова, оттягивающий приятной тяжестью плечо. Пусть и снятое с одного из растерзанных шухдерами энкавэдэшников, это было простое честное оружие, без всякой колдовской мути, которую девушка уже успела возненавидеть.

Вскоре к гнилушечному свету исходящему от слизи, начало примешиваться некое алое сияние, шедшее спереди. А затем Наташа услышала мерный бой барабанов, с каждым ее шагом раздававшийся все сильнее.