Антарктида ONLINE - Владимир Васильев

Кто-то шумно вздохнул. Кто-то зло засопел. Многие переминались с ноги на ногу, не зная, как реагировать. Волна гнева еще не поднялась, но уже клокотала в глубине, копя силы.

– Вы хотите знать, почему мы пошли на такой шаг? Отвечу. И скажу сразу: не только я, но и все ответственные за решение, считаем этот шаг позорным. И скажу еще: позорным, но необходимым. В любое другое время мы с огромным удовольствием прокатились бы до оазиса – там давно пора ставить поселок! Но не теперь. Сейчас я поставил бы там декорацию на манер потемкинской деревни, жаль, нет у нас на это ни времени, ни средств…

Ерепеев перевел дух. Его пока слушали.

– А что есть? – вопросил он. – Есть блокада Свободной Антарктиды, за которой, вполне возможно, последует вторжение, когда противник выяснит, что блокадой нельзя заставить нас просить пардону. Против интервенции мы беззащитны. Накрыть все наши станции разом – пара пустяков. Единственный выход – рассредоточение. Причем новые поселения должны возникнуть совсем не в тех местах, которые противник может легко засечь или вычислить. Уж всяко не в оазисах. Туманная прибрежная зона дает преимущество скрытности. Пусть это будут временные поселения – наплевать! Морская экспедиция была бы проще, зато выдала бы нас с головой. Мы построим поселок там, где нас не найдут, если мы не обнаружим себя сами. Радиостанции в нем не будет. Кроме присутствующих здесь, лишь один человек в Антарктиде может указать приблизительное место нового поселка…

Ему приходилось говорить все громче. Он уже почти кричал:

– Прибыв на место, мы сбросим балки. Ваша задача – немедля начать строить постоянные домики для себя и временные – для тех, кого мы привезем следующим рейсом…

– Обманом, как нас? – выкрикнул кто-то.

– Даю вам слово: как только ситуация изменится к лучшему, мы обязательно построим станцию в оазисе и переправим туда всех желающих. Но не теперь. Вы слышите: не теперь!

«Е в кубе» поднял руку, требуя еще нескольких секунд тишины.

– Я сказал почти все. Еще раз прошу прощения за обман. Мы свободная страна, а вы свободные люди, с которыми по необходимости поступили подло. Вам решать, как быть дальше. Если вы хотите идти в оазис или вернуться в Новорусскую, мы – я и механики – признаем за вами такое право, но станем противодействовать. Попытайтесь нас принудить, может, выйдет чего. Можете набить мне морду. Я и пальцем не шевельну, чтобы вам помешать. Разумеется, для всех будет лучше, если вы решите, что надо продолжить путь к побережью. Для Свободной Антарктиды так будет лучше. Но еще раз говорю: решать вам. Одна просьба: как бы вы ни поступили, действуйте всегда вместе, не ссорьтесь, не бейтесь на фракции, иначе погибнете. Почти все вы новички в Антарктиде. Индивидуалистов она не любит…

Несколько человек уже подступали к нему, выкрикивая ругательства на разных языках. Но и кто остался на месте, отнюдь не безмолвствовал. Многоголосый и многоязычный гвалт взвился над ледяным полем, сроду не слышавшим такого шума. За спиной под чьими-то подошвами предательски скрипнул снег – кто-то из механиков инстинктивно подался назад. Все было понятно Ефиму Евграфовичу, да и чего тут было не понять. Страшно, когда вчерашний друг становится не просто врагом, но зверем.

Ему самому мучительно хотелось шагнуть назад – раз, другой. Потом побежать, сбивая с ног тех, кто кинется наперерез. В кабине вездехода лежал карабин, маня, как бесценное сокровище. Успеть добраться до него, пальнуть для острастки поверх голов, может, образумятся?

Очень вероятно. Но это будет означать, что они не люди, а скот, который можно гнать куда угодно, не интересуясь его мнением. Их уже обманули. Они смирятся и с худшим… пусть лишь на время, но все-таки смирятся. И это гаже всего. Быть может, Антарктида останется независимой, но она уже никогда не станет Свободной…

Стиснув зубы, сокрушая в себе инстинкт самосохранения, Ефим Евграфович медленно опустился на колени. О тех, кто надвигался на него, он изо всех сил пытался продолжать думать как о людях. Получалось с трудом, но он старался. Главное – не смотреть на них. Нет, он не поднимет на них руку. Он прав, но правы и они. У каждого своя правда.

И свое время высказать ее в полный голос. Хотя бы для этого им пришлось затоптать насмерть «начальника транспортного цеха». Кто там сказал, будто повинную голову меч не сечет? Ой, вряд ли…

– Хальт! – звонко выкрикнули над ухом. От волнения Ханна Вентцель перешла на родной язык. – Алле хальт! Шиссен!

Сверкнув никелем, маленький дамский пистолет в ее руке бабахнул поверх голов куда менее хлестко, чем карабин, зато с оглушительным грохотом. Что Ерепеев считал для себя недозволенным, на то Ханна имела полное право.

– Драй шритте рюквартс! Шнеллер!

Впоследствии «Е в кубе» признавался, что только в тот момент признал несомненные достоинства немецкого языка, по крайней мере в части энергичных команд. Толпа мигом отпрянула не на три шага, как было велено, а на все пять. Один только Фриц исполнил команду в точности и украдкой подмигнул Ерепееву: мол, на нас можешь положиться, мы поняли обман раньше других и в принципе согласны с его необходимостью, хотя ты все-таки большая свинья…

– Следопут, – сказал он по-русски, не заметив, насколько удачно переврал слово. – Чингачгук ди Гроссе Шланге…

– Сусанин! – поддержал ухмыляющийся Пятко.

На этих можно было положиться. Настроение большинства, похоже, менялось в направлении «казнить нельзя, помиловать». Трое-четверо самых оголтелых отступали перед Ханной, как беспородные собаки перед не ведающей страха волчицей.

– Мне стыдно за вас! Дикари! Каннибалы! – кричала она на скверном английском, все еще продолжая угрожать пистолетом. – Мы можем и должны решить нашу проблему цивилизованно!..

Цивилизованное решение затянулось дотемна. В этот день поезд стоял, а воздух сотрясался от борьбы амбиций. Одному механику, чересчур рьяно выступившему в защиту начальства, расквасили нос. Фрица Вентцеля смазали по уху, и он сцепился с обидчиком, а Ханне пришлось произвести еще один выстрел в воздух. Основная дискуссия велась вокруг предложения высадить тех, кто упрямо хочет идти к гнусному туманному побережью, сбросив им, чтобы не подохли, пищу, топливо и сборные домики, и налегке вернуться в Новорусскую. Сперва на восток, потом на север… Путь простой, опасные зоны отмечены. Дойдем! Что, не справимся с управлением вездеходами? Научимся! Не велика премудрость! А ну, кто за это предложение – голосуем!..

Наутро поезд двинулся. Не на восток – на запад. К побережью.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Гейдельбергский человек

К концу второй недели жизни в Женеве Ломаев возненавидел этот город.