Время демографических перемен. Избранные статьи - Анатолий Вишневский

Сейчас этот принцип подвергается серьезному испытанию – и не в последнюю очередь именно из-за новой ситуации с миграцией.

Ее наиболее очевидное проявление – это быстро усугубляющиеся проблемы недокументированной (нелегальной) миграции. Несмотря на растущее противодействие правительств, количество нелегальных мигрантов в США, Европе, России исчисляется миллионами[188] и все время растет, демонстрируя тем самым и возрастающую проницаемость границ.

Устранить нелегальную миграцию невозможно, она всегда будет спутником легальной. Разница демографических масс Севера и Юга такова, что даже при самой высокой оценке странами Севера выгод иммиграции и их самом благоприятном отношении к приему мигрантов, их спрос на мигрантов всегда будет меньше соответствующего предложения Юга. Каким бы ни было разрешенное число иммигрантов, многие желающие останутся за бортом, и какая-то их часть будет пытаться обойти установленные законом ограничения. Все будет зависеть от рисков, на которые способны пойти потенциальные мигранты, чтобы обойти закон, и цены, которую они готовы за это заплатить.

Однако истинные проблемы Севера связаны не только, а может быть даже и не столько с нелегальной миграцией, сколько с миграцией вообще, включая и ее вполне законную составляющую.

Еще в первой половине XX в. большинство мигрантов, перебираясь в новую страну, порывали с родиной навсегда. Огромное физическое и социальное расстояние препятствовало сохранению родственных, дружеских, культурных связей, они быстро ослабевали, а то и вовсе прекращались даже у первого поколения иммигрантов, не говоря уже о последующих. Жизненный успех человека и его детей после эмиграции в решающей степени зависел от того, насколько успешно им удавалось интегрироваться в принимающее общество и приобрести новую национальную идентичность, усвоить незнакомые ему ранее цивилизационные ценности Севера. Переплавка в «плавильном котле» новой родины завершала процесс, начатый в момент пересечения ее государственной границы.

К концу XX в. все изменилось – прежде всего из-за того, что исчезли непреодолимые расстояния прошлого. Современные средства транспорта свели к минимуму физическое расстояние, но сократилась и социальная дистанция – благодаря тому, что изменились сами страны Юга, по крайней мере многие из них. Современные мигранты с Юга на Север приезжают из стран, уже частично индустриализованных и урбанизированных, обладают определенным, иногда довольно высоким уровнем образования и профессиональной подготовки и не нуждаются в полном переучивании.

Новые возможности средств коммуникации, распространение Интернета позволяют сколь угодно долго сохранять тесные связи со страной выхода, быть в курсе ее общественной и политической жизни и даже участвовать в ней, поддерживать постоянное общение со своими родственниками и друзьями и т. п. Даже если де-факто иммиграция оказывается постоянной, психологически она долгое время может восприниматься самими мигрантами как временная. Появляются и все время расширяются возможности для жителей Юга дистанционного присутствия на рынке труда стран Севера. Одним словом, множатся формы миграции, которые не требуют той кардинальной переплавки, которая была необходима иммигранту столетие назад, и становится возможной и обычной множественная идентичность мигрантов – цивилизационная, культурная, гражданская.

Теперь пересечение государственной границы ничего не означает, оставаясь формально «на замке», она размывается, становится проницаемой, перестает отделять одну страну от другой, Север от Юга. Юг оказывается внутри Севера, этнокультурный состав населения которого быстро меняется.

По имеющимся прогнозам, уже к середине нынешнего столетия белое неиспаноязычное население США перестанет быть большинством в этой стране, во многих европейских странах доля мигрантов и их потомков превысит 25 % и даже 30 % и будет продолжать нарастать («Третий демографический переход» Д. Коулмена[189] – см. об этом на с. 57–58 и 321–322 наст. изд.).

Как скажутся все эти процессы на соотношении Севера и Юга, на их цивилизационном развитии?

Скорее всего, влияние будет двояким. С одной стороны, огромный приток мигрантов с менее развитого, все еще полугородского, полукрестьянского Юга может внести элементы архаизации в жизнь Севера, особенно тех его стран, которые модернизировались позднее и где все еще жива ностальгия по «добрым старым временам». С другой же стороны, появление мощного «промежуточного» слоя живущих и работающих на Севере выходцев из стран Юга может существенно ускорить сближение этих двух, ныне все еще цивилизационно разделенных частей человечества. Приобретаемые мигрантами профессиональные знания и социальный опыт превращают их в агентов модернизации, носителей новых технологических и институциональных представлений, проводников нового социального и политического мышления, которого так не хватает на Юге. Но это лишь ускорит изживание цивилизационного разлома и приблизит конец североцентризма.

Раздел 4

Международные миграции в новом демографическом контексте

Миграция в России: ее восприятие и социально-политические последствия[190]

Россия никогда не была страной иммиграции. Хотя, начиная с екатерининских времен, бывали периоды, когда в страну привлекались мигранты из-за рубежа, их роль в демографическом балансе страны была незначительной. В советское время Россия в ее нынешних границах была, скорее, страной эмиграции – речь идет, конечно, не об эмиграции за пределы СССР, а о переселении россиян из РСФСР в другие его республики.

Положение стало меняться с середины 1970‑х годов, когда число въезжающих в РСФСР стало превышать число выезжающих. За 16 лет (1975–1990) миграционный прирост населения России (порядка 2,7 млн человек) сравнялся с миграционной убылью за предшествующие 20 лет (1955–1974).

Некоторую часть миграционного притока тех лет составляли коренные жители союзных республик. Только между переписями 1979 и 1989 гг. число молдаван в России увеличилось на 69 % (в Молдавии – всего на 11 %), грузин и армян – на 46 % (в своих республиках – на 10 и 13 %), азербайджанцев – в 2,2 раза (24 %), узбеков и туркмен – в 1,8 раза (34 %), киргизов – в 2,9 раза (33 %), таджиков – в 2,1 раза (46 %)[191]. Но по абсолютным размерам эта часть притока была невелика, в основном же он состоял из «возвратных» мигрантов, т. е. россиян, ранее выехавших из России, и их потомков.

Возвратная миграция резко усилилась после распада СССР. Миграционный всплеск 1990‑х годов (1991–2001) принес стране почти 5 млн новых жителей. 69 % из них составляли представители народов и этнических групп Российской Федерации (из них 59 % – русские), если же добавить к ним украинцев и белорусов, то получится свыше 84 %. Общий зарегистрированный прирост числа представителей других народов, прежде всего армян и азербайджанцев, нередко полностью обрусевших, составил около 700 тыс. человек.

Увеличение миграционного прироста населения России совпало с изменением его роли в демографическом балансе страны. До начала 1990‑х годов население России увеличивалось преимущественно за счет естественного прироста (превышения числа родившихся над числом умерших), хотя постепенно становился заметным и вклад миграционного прироста: во второй половине 1980‑х годов на его долю приходилось свыше одной пятой общего прироста населения. Но в 1992 г. естественный прирост населения сменился его естественной убылью, и миграционный прирост превратился в единственный и весьма важный источник пополнения населения России.

Хотя миграции постсоветского периода, даже и в период миграционного всплеска 1990‑х годов, не могли полностью компенсировать естественную убыль населения, они все же сильно смягчили ее последствия. Естественная убыль населения России за 1993–2011 гг., по официальным данным, составила 13,2 млн человек, население же сократилось за этот период всего на 5,5 млн человек, иными словами, на 58 % (на 7,7 млн человек) эта убыль была компенсирована миграционным приростом.

Наряду с «демографическим» запросом на миграцию и даже несколько ранее стал осознаваться экономический запрос на нее, связанный с тогдашней ситуацией на рынке труда. Уже в 1970–1980‑е годы в СССР много говорилось и писалось о необходимости привлечения в «трудонедостаточные» районы России – в Центральную Россию, Сибирь, на Дальний Восток – населения из других частей СССР, особенно из перенаселенной Средней Азии. Например, на XXVI съезде КПСС в 1981 г. говорилось о том, что осложняется «положение с трудовыми ресурсами в ряде мест. Осуществление программ освоения Западной Сибири, зоны БАМа, других мест в азиатской части страны увеличило туда приток населения. И все же люди до сих пор зачастую предпочитают ехать с севера на юг и с востока на запад, хотя рациональное размещение производительных сил требует движения в обратных направлениях… В Средней Азии, в ряде районов Кавказа, наоборот, есть избыток рабочей силы, особенно на селе. А значит, нужно активнее вовлекать население этих мест в освоение новых территорий страны»[192].