Первопроходцы - Сборник

Обветшавший фрегат "Паллада" доживал теперь свой век в Императорской гавани. Для его охраны оставили небольшую команду, а основная часть экипажа перебралась на Нижний Амур. Путятин же на фрегате "Диана" вновь отправился к берегам Японии. Японские власти назначили новое место для переговоров — порт Симода. В разгар переговоров в районе Симодской бухты произошло тяжкое бедствие: на берег обрушилось вызванное тайфуном цунами невиданной силы. Портовый город подвергся почти полному разрушению. Сорванный с якорей фрегат закружился в водовороте и был серьезно поврежден. Путятин предпринял попытку отремонтировать поврежденное судно. Но в результате повторного тайфуна фрегат затонул. Надо отдать должное японским властям: они оказали немалую помощь русским морякам, оказавшимся в критическом положении, помогли построить небольшую прочную шхуну. Непредвиденные затруднения, с которыми столкнулась путятинская миссия в Японии, а также военная обстановка в районе Тихого океана заставили Ефима Васильевича спешить с заключением переговоров. Японская сторона также в конце концов склонилась к подписанию соглашения, убедившись в миролюбивости русских. Их поведение, дипломатичное и корректное, выглядело резким контрастом с разбойничьими действиями американской эскадры Перри или англо-французских союзников, неоднократно нарушавших в период Крымской войны территориальные воды нейтральной. Японии.

26 января 1855 года в симодском храме Гекусэндзи был подписан первый русско-японский трактат. Обе державы устанавливали дипломатические отношения, разграничивали владения, давали обязательства оказывать на своей территории покровительство и защиту подданным другой стороны. Россия получила право учредить консульство в одном из японских портов. Три порта Японии открывались для русской торговли. Путятин добился мирными дипломатическими средствами и долготерпением своим того, чего американцы добились угрозой интервенции и дулами пушек.

А в Николаевском посту тем временем волновались за судьбу русских моряков в Японии, как и за судьбу защитников далекого Петропавловска. Душою местного общества была Екатерина Ивановна Невельская, гостеприимная, приветливая, обаятельная. Она не только подвижнически делила все тяготы походной жизни Геннадия Ивановича, но и стремилась как могла скрасить суровые и однообразные будни обитателей поста. Немало изобретательности, выдумки проявляла молодая женщина, чтобы сделать новое поселение маленьким культурным центром. Устраивала званые обеды, маскарады и даже любительские спектакли.

"Что вам сказать о нашей пустыне? — писал Воин Андреевич родителям в начале 1855 года. — Пустота в ней не такая страшная, потому что здесь благодаря достаточному числу публики и Катерины Ивановны был на святках трижды домашний спектакль, на котором давали три акта "Ревизора" и "Женитьбы" Гоголя, которые шли очень удачно. Был в новый год у Невельского костюмированный бал, в котором участвовали все без исключения бывшие здесь, а следовательно, и я. Я избрал себе костюм средневекового буржуа, который сам заказал и сочинил…"

Женщин в Николаевском посту было мало или почти не было. Воин Андреевич и его товарищи, пребывая в походах, плаваниях и зимовках, не первый год уже были оторваны от семьи, женского общества, какой-либо реальной возможности обрести любовь, подругу сердца. Неудивительно поэтому, что хрупкая и привлекательная, к тому же умная Невельская вызывала всеобщее восхищение и поклонение офицеров и чиновников. Вряд ли Воин Андреевич, влюбившийся, что называется, "по уши" в Екатерину Ивановну, составлял исключение среди посетителей дома хлебосольных Невельских. О своем чувстве он сообщал родителям с шутливой иронией. "Я на тридцать третьем году от роду имею несчастье быть в первый раз влюбленным. Это бы еще ничего, но в том беда, что любовь моя пала на замужнюю женщину да жену моего доброго приятеля, который радушно меня принимал…"

Оставаясь в своем невзыскательном жилье в Петровском зимовье, продуваемом сквозными ветрами и буранами, Воин Андреевич принимался за работу, приводил в порядок и пополнял дневниковые записи, читал или писал пространные письма родителям. В письмах этих мы находим размышления о будущем Камчатки и Приамурья, об использовании их природных богатств, возможностях развития здесь сельского хозяйства и заселения. Из писем видно, что затаенное чувство к Екатерине Ивановне он постарался приглушить, повинуясь голосу разума. Продолжая заниматься и здесь самообразованием, Воин Андреевич не забывает попросить родных прислать нужную ему книгу.

В письмах к родителям он проявляет трогательную заботу и о своем малолетнем брате Нике, его воспитании и будущем жизненном пути, советует, чтобы тот шел по стопам старшего брата и стал воспитанником Морского кадетского корпуса. В строках писем Воина Андреевича угадывается искреннее желание видеть младшего брата продолжателем славного дела морехода-первооткрывателя.

Наступление весны принесло новые тревоги. Ожидали повторного нападения союзной эскадры на Петропавловск, появления английских или французских кораблей в Татарском проливе. Русские силы на Тихом океане были распылены по огромной территории, а связь с отдаленными гарнизонами, прежде всего с Петропавловском, практически прервалась. Генерал-губернатор Восточной Сибири Муравьев принял решение эвакуировать Петропавловский порт и сосредоточить все наличные силы для обороны устья Амура и подступов к нему, приобретавших первенствующее значение. В мае 1855 года Завойко со всей камчатской эскадрой прибыл в Де-Кастри. Он вывез из Петропавловска гарнизон и все припасы и срыл предварительно береговые батареи. После того как Амурское устье окончательно очистится от льда, предполагалось увести все корабли туда. Де-Кастринская бухта все же не была безопасным местом. Вскоре после прибытия небольшой камчатской эскадры в бухту вошли три вражеских корабля: фрегат, пароход и парусная шхуна, но были отогнаны меткими выстрелами с корвета "Оливуца".

Командир шхуны "Восток" не терял времени и тренировал экипаж в ружейной стрельбе в цель. Приходилось готовиться к встрече противника и здесь, у Петровского зимовья. Поздний ледоход препятствовал спуску судна на воду. Грозное и величественное зрелище ледохода Воин Андреевич описал следующим образом: "Гулко шумят льдины, обтираясь одна об другую краями, и там, где фарватер суживается или дает колено, они сначала спираются, потом лезут одна на другую и опрокидываются, обрушиваются, трещат, потом сворачиваются целыми грудами по бокам на отмели, а иногда останавливаются, пока напор новых сил сзади не усилится до того, что вытеснит на свободу завязших передовых и так далее. Можете представить, что осталось бы с судами не только такими маленькими, как моя шхуна, но и самым огромным кораблем, если бы ему удалось попасть в этот слом".