Небо и корни мира - Юлия Тулянская

Но Омир, лежа больной в их тесной каморке, говорил совсем не то.

– С чего ты взял, Джахир, будто я более могуч, чем другие? Конечно, не без того, брат, если хвачу кулаком, то мало что останется. – Он ухмыльнулся, приподнявшись на локте. – Да ведь это только тяжести таскать или в кабаках драться. И то, брат, если вдвоем тебя не скрутят, так скрутят вчетвером. Да вот заболел, сам видишь…

– Разве ты не можешь всегда повергнуть своих врагов? – настойчиво повторял Джахир.

– Да у меня, Джахир, врагов-то и нету, – в раздумье отвечал Яромир. – То бишь, может, и есть, да я их позабыл. Разве что они меня еще помнят…

Джахиру делалось тоскливо и страшно при мысли, что демон ничем не стремится его подкупить и ни о чем не просит, точно и так знает, что ему никуда не деться. Мальчик чувствовал себя беззащитным перед этим чужеземцем, который вопреки его воле заставил его полюбить себя, почти сломил всякое его упорство и, наверное, властен был бы толкнуть его ради себя на любой непоправимый шаг.

Джахир помнил свои первые дни в Хиваре, когда бежал из пустыни с душой, полной горечи и стыда. Мальчик сознавал, что теперь ему стало легче. Демон развратил его душу своим состраданием к его трусости и греху.

Впрочем, чтобы убить демона, все равно нужно было где-то раздобыть могущественную реликвию. Джахир не знал, где ее взять. Он не знал… и священная реликвия не выходила у него из головы, как не выходил из головы шакал у человека из притчи, поклявшегося не думать о шакале. Все чаще мальчик смутно припоминал кое-что о кинжале пророка. Правду ли кто-то из родичей говорил ему, что этот кинжал хранится у шейха Хамала, живущего у святой гробницы в одном из оазисов?

Лихорадка у Яромира прошла через пять дней. Несколько приступов подряд сменились глубокой слабостью. Наконец Яромир встал на ноги и собрался проведать свою галеру.

Джахир неожиданно стал просить его:

– Омир-саби, ты позволишь мне съездить поклониться святому шейху Хамалу?

Яромир недовольно поморщился.

– Далеко это, Джахир?

– В оазисе Семи источников. Я клянусь, Омир-саби, что возвращусь через неделю. Я пойду пешком. Это обойдется не дороже, чем стоит вода и пища на дорогу.

Джахир понял: конечно, демону не нравится его желание поклониться святому!

– Ты мой господин, Омир-саби. Я вернусь и буду тебе верным рабом, и никогда больше ничего не попрошу. Я поеду с тобой на север, только позволь перед этим я один лишь раз припаду к ногам шейха.

Яромир не хотел отпускать Джахира одного, и сам не хотел ехать в пустыню. Что еще взбрело в голову этому благочестивому мальчишке? Но Джахир решил взять настойчивостью, повторяя свою мольбу, как заклинание.

– Шейх снимет с тебя вину? – спросил Яромир. – Ну… если так, я спрошу у хозяина, долго ли мы еще простоим в порту. Если впереди есть дней десять, так и быть, съездим.

– Ты поедешь со мной, Омир-саби? – с изумлением переспросил Джахир.

– Может, и вправду твой шейх тебя на что-нибудь путное наставит, – отвечал Яромир. – Все-таки старый, почтенный человек. А то у нас с тобой только и разговора: «Омир, зачем ты полез не в свое дело и помешал перерезать мне глотку!» – передразнил он.

Мальчик-хузари опустил взгляд и тихо произнес:

– Я не должен был оставаться жить.

Яромир взял его за плечо, Джахир резко отстранился:

– Разве ты не понимаешь, Омир-саби? Ты совсем не знаешь чести?

– Вот и не знаю, – хмыкнул Яромир. – Так что не суйся ко мне с этим. Ищи кого-нибудь другого, кто тебе глотку перегрызет… Ладно, поедем к твоему шейху.

Сам Джахир решил идти в паломничество пешком, но для Яромира нанял верблюда. Не привыкший ходить по песку, Яромир иначе оказался бы помехой в пути для юноши – кочевника из пустыни. По его приказанию верблюд опустился перед Яромиром на колени.

– Как садиться на этого зверя? – Яромир недоверчиво бросил взгляд на седло без стремян, которое лежало прямо на косматом горбу.

– Вот так, смотри, – Джахир вскочил в седло, поставив обе ноги на шею невозмутимому верблюду.

– Раз так, ладно… – пробормотал Яромир, садясь вместо него и осторожно поджимая ноги. – Ну, пускай он встает.

Чувствуя, что верблюд поднимается, он изо всех сил вцепился в луки седла, а потом глянул вниз и шепнул про себя: «А, чтоб ему!.. То же, что сидеть верхом на колокольне!» Джахир взялся за добавочную уздечку, прикрепленную к кольцу в носу верблюда нарочно для поводыря. Он собирался идти, ведя верблюда за собой. С обеих сторон горба были навьючены бурдюки с водой и дорожная сумка.

Паломники из Хивары, желавшие повидать шейха Хамала, подолгу жили в гостиницах у городских ворот, ожидая, когда их наберется достаточно для безопасного путешествия через пустыню. Джахир разузнал, что небольшой караван паломников ушел день назад. Хузари решил не ждать.

– Мы догоним их, Омир-саби, на караванной дороге.

Они ушли в пустыню вдвоем.

Джахир был удивлен, что хозяин-демон собирается ехать вместе с ним в оазис Семи источников. Поразмыслив, Джахир догадался: Омир-саби боится, что близость святого шейха разрушит ту власть, которую он приобрел над душой своего раба…

Он настороженно наблюдал за Омиром. Тот неуклюже сидел на верблюде и ворчал, что вообще давно не ездил верхом, а тем более в таком дурацком седле. Джахир вел своего господина, как обычно передвигаются по пустыне караваны и хузари летом: они были в пути вечер, ночь и еще некоторое время до рассвета, пока не начиналась невыносимая жара. Тогда Джахир ставил навес где-нибудь под барханом, и они с Омиром ложились спать. Перед сном и еще под вечер Джахир доставал из дорожной сумки припас: сушеные финики и лепешки.

Джахир удивлялся, что Омир иной раз так странно беспомощен в пустыне. Наверное, если бы он захотел использовать свое тайное могущество, он не чувствовал бы ни жары, ни жажды. Но он старается вести себя как человек. Наверное, он не позволяет себе применить демоническую силу, а без нее совсем беспомощен и не умеет даже того, что умеют обычные люди.

Ночи были темными, полными диковинных звуков. Джахир шел впереди, ведя за узду верблюда. Яромир хмуро покачивался в седле. За верблюдом тащился Шалый, покорно понурив голову.

Яромир не узнавал паренька, который в городе так смешил его своими усами на совсем детском лице и низким голосом. Это был молодой кочевник с суровым лицом, спокойный, привыкший к тяготам пути. Он шел пешком по песку, исполняя обет покаяния перед посещением святого. Из-за того, что почти все лицо Джахира было прикрыто бурнусом, его взгляд стал как-то особенно красноречив, но выражал только глубокую внутреннюю сосредоточенность.