Марк Твен - Морис Мендельсон

Мысль о том, что источником силы Жанны д'Арк был сам народ, Твен повторяет многократно.

С безошибочным чувством писателя, которому близок народ, Твен создал облик великой девушки, вдохновленной на легендарные подвиги силой любви к своей поруганной родине.

Высок был замысел Твена. Но не все в романе достаточно убедительно. Характеры не всегда раскрыты с должной психологической глубиной. Детство Жанны д'Арк дано в несколько идиллических тонах. Как правильно почувствовал друг Твена Гоуэлс, сцены битв и старинных обычаев искусственно романтизированы.

Лучше всего удались писателю те картины, где показана борьба героини романа против предателей-церковников, которые довели лицемерие до уровня тончайшего искусства, научились ловко прикрывать гнусные деяния святошескими словами. Жанна д'Арк, трогательно слабая телом и могучая духом, заставляет полюбить себя еще сильнее, а враг ее — Кошон — делается как бы личным врагом читателя.

Даже в этом романе о средневековой Франции встречаются образы, напоминающие о том, что его автор вырос на реке Миссисипи. Есть что-то весьма характерное для Твена, например, в образе Паладина, этого рассказчика-враля. «Он не сознавал, что врет; он верил в то, о чем рассказывал», — шутливо говорит Твен о своем герое. Так, когда Паладин передавал подробности приема у короля, на котором вовсе не присутствовал, то в его рассказе, в полном соответствии с традициями «западного» фольклора, «четыре серебряные трубы превратились в двенадцать, затем в тридцать шесть и, наконец, в девяносто шесть».

От работы над «Жанной д'Арк» Твену приходилось много раз отрываться — жизнь современной Америки требовала своего. Писатель принял предложение, которое должно было разрешить вопрос об оплате долгов, оставшихся в результате банкротства, — он совершит «лекционное» турне вокруг света.

Тяжко было Твену согласиться на это. Несколько раньше он написал жене: «Иногда я начинаю бояться, что мне снова придется прибегнуть к этим ужасным публичным чтениям. Что же, раз надо, то надо, но я пойду на это, только если меня к тому принудит абсолютная необходимость».

В Хартфорд Клеменсы не вернулись, их дом по-прежнему оставался необитаемым. Писатель чувствовал себя плохо. Появились мучительные нарывы на теле. У Твена, опытнейшего мастера эстрады, возникло чувство неуверенности в себе, он стал бояться провала.

Да, надежды не оправдались. На старости лет, думал Твен, когда полагается пожинать результаты трудов своей жизни, он оказался бедняком, таким же неудачником, каким был в Неваде.

Начались утомительные поездки из одного города в другой. На северо-западе, еще недавно совсем пустынном, Твен порадовался зрелищу «хлебного моря». Есть в этом зрелище «покой океана и глубокое удовлетворение, небесное чувство простора, где не должно быть мелочности, маленьких мыслишек и раздражений». Писатель жадно смотрел на летние домики вдоль берегов Великих озер, искал веселых людей, счастливых картин семейной жизни.

В семье Клеменсов не было радости. В турне отправлялись Твен, Оливия и одна из дочерей — Клара. Сузи хворала. Решено было оставить ее вместе с младшей дочерью. Твен всегда был добрейшим отцом, и разлука с детьми была для него очень тяжела. Сузи казалась писателю самой многообещающей из его дочерей: у нее подлинный литературный вкус.

На западном побережье Канады окончилась американская часть турне. Предстояла поездка через океан. Твен выступил с заявлением для газет. Он сказал, что оплатит свои долги полностью, хотя закон от него этого и не требовал.

Твену было уже почти шестьдесят лет.

По экватору

Из Канады Клеменсы отправились в Австралию, из Австралии в Новую Зеландию, оттуда на остров Цейлон, затем Индия, снова Цейлон и Южная Африка. Твен по большей части чувствовал себя нездоровым. Состояние его улучшалось только во время длительных морских путешествий. В океане — лицом к лицу с могучей, величественной природой — он чувствовал себя почти счастливым.

Всюду Твена встречали хорошо — залы были полны. Он читал отрывки из своих опубликованных книг, рассказывал анекдоты. В программу иногда включалась знакомая с детства негритянская страшная история о пропавшей «золотой руке». Нужно было умело выдержать паузу в конце рассказа и, уставившись в какую-нибудь робкую девушку, вдруг вскрикнуть: «У тебя моя рука!» Слушатели вздрагивали от испуга. Популярностью пользовался рассказ про арбуз, который Сэм в детстве стащил на чужом баштане. Оказалось, что арбуз незрелый, и Сэм вернул его хозяину. В награду за «честность» он получил другой, спелый арбуз.

Когда, наконец, пришел долгожданный момент и турне было окончено, Клеменсы вернулись в Лондон. Сюда должны были приехать и оставшиеся в Америке дочери. Но пришло несколько телеграмм, глухо сообщавших о болезни Сузи. Жена и дочь Клара спешно выехали в Америку. Через три дня пришло известие, что Сузи умерла.

Эта смерть нанесла Твену удар, от которого он не скоро оправился. Вся семья погрузилась в глубокий траур. Казалось, Клеменсы сами наложили на себя наказание за неизвестную вину. На протяжении нескольких лет в семье не праздновались ни рождество, ни дни рождения других детей.

В записных книжках Твена появляется много заметок, о Сузи. Он с болью вспоминает разные факты из жизни дочери, и даже малозначительное приобретает теперь волнующий смысл.

«Сузи была очень близорука. Как-то, когда она была маленькой, я поднимался с ней по лестнице и, обернувшись на полдороге, увидел через стеклянную дверь столовой кошку-трехцветку, свернувшуюся клубком на ярко-красной скатерти на круглом обеденном столе. Поразительное зрелище. Я сказал Сузи: «Взгляни!» — и был очень удивлен, что она не видит». В другой раз Твен записал: «В те дни в Париже, когда она так быстро развивалась, ее речь была подобна пущенной ракете; мне казалось иногда, что я вижу, как огненная полоса взлетает выше и выше и взрывается в зените, разлетаясь цветными искрами. И мне хотелось сказать: «Чудесная моя девочка». Но я молчал, и мне горько теперь вспоминать об этом… Она так интересовалась моей работой, — продолжает писатель, — и мне так не хватает ее, и нет охоты что-либо делать».

Какая-то газета пустила слух, что престарелый юморист Твен брошен своей семьей и остался без средств. В записных книжках писателя мы читаем: «Твичел прислал мне большую газетную вырезку с заголовком на пять столбцов: «Конец Блестящей Карьеры». Там сообщается, что я живу в Лондоне в нищете и что семья бросила меня. Если бы это исходило от собаки, коровы, слона или другого высшего животного, я преисполнился бы ярости и отвращения, но это дело рук человеческих, и нужно быть снисходительным».