Восхождение. Кромвель - Валерий Есенков

Как и в сражении на Марстонской пустоши, Кромвель не позволил себе увлечься. Он отправил в погоню передовые сотни, остановил эскадроны и огляделся.

В центре завязалась жаркая битва. Едва парламентская пехота вновь выдвинулась на гребень холма, её атаковали воины во главе с самим королём, который в этом бою был храбр как никогда. Скиппона опасно ранили в первой же схватке. Ферфакс уговаривал его удалиться. Тот отказался. Он кричал, что останется, пока держится хоть один из его солдат, и дал резерву приказ к наступлению. Вскоре ударом сабли с головы Ферфакса была сбита каска. Полковник его гвардии предложил генералу свою. Ферфакс возразил:

— Не нужно, Чарли, я и без неё обойдусь.

Обычно малоподвижный, медлительный, Ферфакс преображался в бою. Совсем иная душа светилась из оживившихся глаз. Он поражал храбростью и неистощимой энергией. Генерал крикнул тем, кто мог слышать его:

— Так эти молодцы неприступны? Вы пробовали взять их?

Ему отвечали:

— Два раза, генерал, но безуспешно!

Он засмеялся:

— Хорошо! Бейте их в голову, а я — в хвост, и. мы сойдёмся на середине!

Его пехотинцы разорвали неприятельские ряды. Ферфакс собственной рукой убил знаменосца и передал трофейное знамя одному из своих адъютантов. Пехота короля стала пятиться, но с ними был сам государь, и солдаты выдерживали натиск Ферфакса, не жалея себя, предпочитая отступлению смерть на глазах у своего владыки.

Так обстояли дела на правом фланге пехоты. На левом фланге и в центре положение ухудшалось с каждой минутой. Полки отступали. Только офицеры, все эти шкиперы, котельщики, извозчики и сапожники, позору поражения предпочитали смерть. Они метались по полю сражения, своим примером и возмущёнными криками пытались остановить этих деревенских парней, не успевших толком обучиться военному делу и набраться ратного опыта. Солдаты уже были прижаты к резервам, ещё немного, и они побегут.

Кромвелю всё стало ясно. Он перестроил свою кавалерию и обрушился на левый фланг и тыл королевской пехоты, которая продолжала держаться под натиском Ферфакса. Его кавалеристы сминали пеших солдат лошадьми, рубили мечами. Они заметались, не зная, с какой стороны отражать удары врага. Только одна бригада неприятеля не дрогнула и осталась на месте:

«Наша кавалерия ударила на них всей своей тяжестью, тем не менее даже железнобокие их сбить не смогли. Несмотря на то что мы напали на них со всех сторон, они с невероятным упорством, с решительностью и твёрдостью отбивали наши атаки».

На помощь Кромвелю Ферфакс двинул собственный полк. Бригада подалась. Вскоре и тут сражение развалилось на отдельные стычки.

Король видел, как на него неудержимо надвигалось несчастье. Он поспешил собрать разрозненные полки кавалерии и пехоты для новой атаки, однако их оказалось немного. Кавалерия Руперта, разграбив обоз, наконец возвратилась от самой деревни, но люди устали, лошади были измучены и уже никуда не годились.

Положение становилось критическим. Айртон, серьёзно раненный в ногу, на левом фланге собрал свою недобитую Рупертом кавалерию и строил к новой, теперь уже последней атаке. Пехота Ферфахсса уже сплотила ряды и была готова поддержать Айртона. На правом фланге изготовилась конница Кромвеля. Парламентская армия приняла прежний вид.

Карл, такой весёлый и бодрый все последние дни, был на грани отчаяния. Уже не имея сил для победы, он намеревался броситься в битву и, может быть, умереть. Государь встал во главе полка гвардии и отдал приказ. Плотные ряды гвардии уже двинулись, когда лорд Карневорт схватил под уздцы его лошадь и, бранясь по-шотландски, закричал:

— Да вы что, на смерть, что ли, хотите пойти?

Он резко повернул лошадь вправо. За ним инстинктивно повернули ближайшие кавалеры. Весь полк, не щадя шпор, бросился следом за ними. Это послужило сигналом. За монархом ринулась вся его армия, объятая ужасом, и, расстроив ряды, в беспорядке рассеялась по равнине. Король, находясь в толпе своих офицеров, пытался остановиться. Он истерично кричал:

— Стойте! Стойте!

Со шпагой в руке, со сверкающими отчаянием и отвагой глазами, Карл рвался назад, крича из последних сил:

— Милорды! Ещё один удар, ещё один удар! Победа будет за нами!

Никто не слушал его, пехота была уже совершенно разбита, большая её часть оказалась в плену. Было ясно, что надо бежать, и король, смирившись под нежданным ударом судьбы, побежал, окружённый всего двумя тысячами измученных, растерянных всадников, оставив неприятелю всю артиллерию, весь обоз и канцелярию.

Отлогие берега оврага были завалены трупами людей и лошадей, мечами, мушкетами, знамёнами, касками, шляпами, на кустах шиповника висели, сотрясаясь от ветра, клочья одежды. Стонали и кричали раненые. Сотни солдат в красных мундирах бродили по полю, оказывая им первую помощь, собирая оружие и знамёна. Каждый из них, не слыша другого, громкими охрипшими голосами рассказывал о своей стычке с врагом и победе над ним. Адъютант Ферфакса повествовал, как лично пристрелил знаменосца, и всем показывал знамя, отбитое им у врага. Полковник был возмущён. Ферфакс возвращался к своей обычной медлительности, к благодушному настроению и тихо смеялся:

— Оставь его, Чарли. У меня славы довольно. Я охотно дарю ему эту честь.

Вечером Кромвель составил отчёт для нижней палаты, которая одна продлила его полномочия. Он обращался к её председателю. Результаты битвы были изложены холодно, кратко и ясно:

«Милорд! После трёх часов упорного боя, который шёл с переменным успехом, мы рассеяли противника, убили и взяли в плен около пяти тысяч, много офицеров в числе их. Также было захвачено двести повозок, то есть весь обоз и вся артиллерия. Мы преследовали врага за Харборо почти до самого Лестера, куда скрылся король...»

В его послании не мелькнуло и слабой тени самодовольства, будто эта победа одержана им, Оливером Кромвелем, дворянином из Гентингтона. Нет, ему и его армии очередная победа была дарована свыше:

«Милорд! Это не что иное, как рука Господа. Слава принадлежит Ему одному...»

Генерал почёл своим долгом отметить заслуги, не свои, но Ферфакса:

«Генерал Ферфакс служил вам верно и доблестно. Лучше всего его характеризует то, что в победе он видит перст Господа и скорее умрёт, чем припишет все лавры себе. Добрые люди верно послужили вам в этом бою...»

Эти добрые люди были индепенденты. Они сражались за Господа и за свободу вероисповедания. Он знал, что пишет сторонникам пресвитерианства, и в нём внезапно заговорил политик. Пользуясь новой громкой победой, Кромвель почёл своим долгом защитить их права:

«Милорд! Это преданные люди, и я заклинаю вас Господом: не расхолаживайте их. Я хотел бы, чтобы эта битва породила смирение и благодарность в сердцах всех, кто принимал в ней участие. Я бы хотел, чтобы тот, кто рискует жизнью ради свободы отечества, имел бы возможность смело вверить Господу свободу своей совести, а вам — ту свободу, за которую он сражается...»

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

1

В самом деле, пресвитерианам нижней палаты очень не понравилось это послание. Многие возмущались, что слуга парламента, подчинённый им генерал брал на себя смелость давать им советы. Однако возмущались они в частных домах и в тёмных переходах Вестминстера. Им приходилось молчать. Народ ликовал. Пятнадцатого июня финансисты и толстосумы устроили в городском совете пышный банкет в честь решительной и, как многим казалось, решающей победы.

Парламенту оставалось только смириться. Шестнадцатого июня палата лордов, до этого дня не утверждавшая назначение Кромвеля, единогласно продлила его полномочия ещё на три месяца. Правда, и в этом случае аристократы лукавили. Они считали, что победой при Несби война должна быть закончена, теперь необходимо выдвинуть свои условия мира, ведь король, не имея армии, не сможет от них отказаться. Лордов поддержали шотландские комиссары.

Но вопрос о мире уже не мог обсуждаться. В Лондон прибыли бумаги из канцелярии монарха, в их числе собственноручные письма к королеве и к европейским властителям. Ферфакс считал противным христианской морали вскрывать, тем более оглашать документы, над которыми властен только венценосец. Айртон и Кромвель не находили для этого каких-либо препятствий. Нижняя палата пришла к такому же мнению. Архив был вскрыт, бумаги — прочитаны. Все умеренные, все сторонники мира были изумлены. Всеобщее возмущение охватило представителей нации.

В самом деле, наконец открылись жестокие истины. Король никогда не хотел примириться с парламентом, не желал принимать никаких условий. Переговоры о мире он вёл только для виду, главным образом для того, чтобы выиграть время, набрать новую армию и продолжить войну; не собирался исполнять ни одного из своих обещаний. Карл просил помощи у испанского и у французского королей, которые были католиками, вёл переговоры с ирландцами, призывал на английскую землю иноземные армии, которым предлагал разогнать парламент и загасить мятеж.