Противостояние - Афанасьев (Маркьянов) Александр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Администрация ИК-13 находилась в подвешенном состоянии - причем постоянно. С одной стороны она должна была перевоспитывать находящихся в их учреждении осужденных с применением всех мер перевоспитания включая карцер. С другой стороны - пойди, попробуй, перевоспитай бывшего начальника УГРО крупного города, опера с двадцатилетним стажем. Да он сам тебя десять раз… перевоспитает.
И поэтому, администрация занимала несвойственную советской пенитенциарной системе пассивную позицию по отношению к осужденным. Сидят - и пусть сидят. Не бегают, не режут друг друга - и хорошо.
Основная работа по налаживанию (точнее - улаживанию) отношений с осужденными лежала конечно же - на куме.
Кум здесь был особенный. Полканов (именно так - Полканов) Павел Андреевич, подполковник внутренней службы, с тридцатью годами выслуги за спиной, до сих пор предпочитающий двухпудовую гантель - пудовой. Наверное именно такой кум и должен был быть в этой колонии, что боялись - потому что никакого другого кума осужденные не побоялись бы, послали бы на три всем известные буквы и всего делов.
Сам кум тоже отчетливо понимал свое место в иерархии взаимоотношений этой очень специфичной зоны, занимал его по полному праву и никакого другого не желал. Зэки его уважали - кум не лез в душу, не читал Поднятую целину****** (для многих это было бы худшей пыткой из возможных), не пережимал педаль. С другой стороны - не спускал ничего и не панибратствовал, заслужил - получи, что дубинкой, что карцер, что лично от кума - да по загривку, после чего прямая дорога в санчасть. Куму под руку старались не попадаться.
Сегодня кум, как это и бывало обычно по утрам, провел оперативное совещание сотрудниками своей оперчасти, поставил им задачи на текущий день и отправил из кабинета. После чего - сел разбирать почту и бумаги, отписанные ему начальником учреждения к исполнению.
Бумаги были практически все - одна к одной. Здесь не было блатных группировок, здесь не было противоборства воров и беспредельщиков, здесь не было даже пресс-хаты с шерстяными: уголовниками, приговоренными воровской сходкой к смерти и которым терять в этой жизни было абсолютно нечего. Девяносто процентов бумаг, приходящих в оперчасть было на одну и ту же тему - проведите допрос такого то осужденного по такому то списку вопросов. Результат - высылайте. Значительная часть осужденных, те же опера и начальники УГРО даже в зоне много чего знали и помнили и поэтому вызывали их на такие допросы часто. Многие как ни странно - искренне пытались помочь.
Положив перед собой ворох бумаг, кум начал привычно сортировать их и вписывать в свой рабочий блокнот, распределяя по срочности. Он привык делать так, потому что если не сделать этого сразу - бумаги завалят весь стол и парализуют текущую работу. Прочитал - записал - в сторону. Прочитал - записал - в сторону. Прочитал-записал…
- …
Выдав замысловатое ругательство, кум положил бумагу на стол. Потом опять поднял ее, перечитал - все точно.
- Да что они там, охренели что ли…
Охренели - не охренели - но документ был, и меры по нему принимать надо было. Вздохнув, кум взялся за телефон, набрал короткий внутренний номер.
- Кто там? Онищенко мне найдите, чтобы явился ко мне. Ко мне сказал, в кабинет! Все, бегом!
Пока ходили за Онищенко - кум попытался добить оставшуюся почту. Распределил пару Пием, потом плюнул - и закурил прямо в кабинете. Когда зажигал сигарету - сломал две спички, что для него было нехарактерно. Нехарактерно для кума и само курение в кабинете, у него не было пепельницы - и пепел пришлось сбрасывать в пустую чашку. Потом эту чашку - самоделку, кстати, зэки на промзоне сделали, лучше чем заводская - придется мыть.
- Разрешите, Пал Андреич! - в приоткрытую дверь просунулась усатая голова Онищенко
- Ты где ходишь? Почему тебя на месте нет?
- Да разбирался там… В третьем отряде беспредел.
- Что за беспредел?
- Ковалева, похоже, ночью опустили. Да так, что на больничку придется определять.
Кум помолчал. Правозащитников он не любил. Да и за что их любить, спрашивается? Люди - не люди, дерьма в них столько, что…
- Это кто его так?
- Бурылев, известно кто…
Кум щелкнул двумя пальцами по столу.
- Заканчивай с этим. Выпиши трое суток карцера. Скажи от меня, еще рыпнется - в БУРе******* сгною.
Три дня карцера - за такое это был самый минимум.
- Понял, Пал Андреич! - Онищенко залихватски сдвинул фуражку на затылок.
- Погоди. Ты вот это прочти.
Кум пододвинул подчиненному бумагу которая его так разозлила.
- Мама дарахая…
- Вот то-то и оно. Что мама, а не папа. Который раз это?
- Четвертый, Пал Андреич. Это кому ж это он так нужен?
Куму бы и самому хотелось бы узнать- кому это так нужен заключенный, которого этапируют уже четвертый раз - и все по разным делам. Киев, Москва, Сочи. Теперь Ижевск. Самое главное - бумаги как бумаги, его то дело что. Взял под козырек - выполнил. А все равно - неспокойно на душе. Это привычка такая кумовская - знать что в доме происходит. Потому что если не знать - то потом жареный петух так клюнет!
- Кому нужен - тому и нужен! Дело не наше. Ты как его гнать собираешься?
Онищенко в колонии занимался этапированием поэтому карту знал хорошо, помнил где и какие поезда ходят…
- Ижевск - он не на прямой дороге, Пал Андреич. Рядом есть две станции большие лучше через них - а там автозаком. Автозак пусть удмурты выделят. Либо через Агрыз, либо через Балезино. Лучше через Балезино, там как раз поезда к нам ходят. Можно будет договориться, чтобы никого не выделять.
Этапировать можно было двумя разными способами. Либо с попутным вагонзаком, благо они ходят полными только в одну сторону. Либо - выделять двоих сотрудников для конвоирования, оформлять им командировку, а в дороге эти сотрудники на грудь примут да что-нибудь отмочат, а ты отвечай…
- Договаривайся, попутным. Позвони удмуртам, договорись, чтобы автозак к станции выслали. Организуй, в общем.
- Есть.
- И скажи там… пусть этого… Чередниченко ко мне в кабинет дернут.
- Есть.
- Иди… делай, в общем.
Чередниченко выдернули через пятнадцать минут - быстро по меркам зоны, где конвою приходится вести заключенного через множество постов и решеток. Людей не хватало, Чередниченко не считался опасным - поэтому его конвоировал только один конвоир, а не два как по инструкции.
- Товарищ подполковник, заключенный Чередниченко…
- Свободен - оборвал конвоира кум - дверь за собой закрой. Понадобишься - позову.
- Есть!
Конвоир с шумом закрыл дверь, заключенный остался посредине кабинета. Среднего роста, с неприметным лицом, в обычной серой телогрейке и шапке, он входил в касту "мужиков" и был типичным мужиком - на вид. Но это было на вид…
- Садись - сказал кум - в ногах правды нет.
Заключенный пододвинул к себе стул, сел, стараясь не шуметь - мало ли в каком кум настроении. Кум же готовил чай, для этого у него были два кипятильника и две большие кружки. В них он сыпанул по доброй жмене качественной индюхи*********, долил воды и врубил кипятильники. Чай был из изъятого, но кум его домой не таскал - обычно приглашал зэков и беседовал с ними по душам под добрый чифирек. Получается что, по крайней мере, половина изъятого при шмонах чая доставалась-таки зэкам.
- Ты кто такой? - сказал он как бы вскользь.
- Чередниченко Иван Владимирович, осужден по статье…
Кум поморщился, махнул рукой
- Ты мне по мозгам не езди. И без тебя полно желающих проехаться. Ты мне ответь по простому, Чередниченко - кто ты такой?
- Мужик я, гражданин начальник. Нешто не знаете.
- Мужик… - кипятильники были хорошие, мутное варево уже булькало в кружках - да вот не знаю, какой ты, Чередниченко… мужик. Может статься что совсем и не мужик…
Кум отключил кипятильники, перенес пышущие жаром кружки на стол, одну поставил перед собой, вторую - на край стола, для зэка
- Благодарствую, гражданин начальник
Чередниченко взял кружку, глотнул обжигающий, терпкий до ломоты зубов напиток. Кружка кума осталась стоять на столе.
- Вот все не могу вас понять, зэчье - сказал кум - как вы кипяток то глотаете. Вкуса ж никакого нет, только глотку обжигает.
- Так на улице на морозе то тридцатиградусном поваландаешься - оно и кипяток из чайника полетит.
- То-то ты на морозе заваландался! В промзоне - Ташкент, без ватника ходить можно.
- Это так…
Подождав пока немного остынет, за свою кружку взялся и кум.
- Вот скажи мне, Чередниченко - неторопливо сказал кум - что тебя так дергают? Всем то ты нужен.
- А того я не знаю, гражданин начальник. Мое дело малое - сидеть и дни считать.
- Так и сиди. Что ж ты всем нужен то?
- Не знаю - Чередиченко ушел в себя
Раздражаясь, кум глотнул из кружки, на мгновение закрыл глаза, ощущая, как по телу разливается блаженная легкость и тепло. Не будь чифиря - ни одну коммунистическую стройку не огоревали бы.