Когда струится бархат - Элизабет Чедвик

— В самом деле? — Адам с усилием изобразил безразличие. Но как спокойно ни звучали его слова, в интонации легко угадывалось злорадство.

— Надо же, какая-то уличная стычка в Анжере. Не очень-то славный путь в преисподнюю, как ты считаешь?

Адам не смог выдержать и проворчал:

— Он еще слишком легко отделался!

— А так ли все это было? Неужели он действительно ввязался в пьяную драку возле пристани с какими-то матросами, которые потом сбросили его в воду?

На щеке Адама дрогнул мускул.

— Откуда мне-то знать? — взорвался он. — Если его отцу сообщили именно такие подробности, значит, так оно и было.

— Да я просто подумал, что раз уж ты в это время как раз был в Анжере…

Адам резко вскинул руку и с силой стиснул плечо Ренарда, медовый напиток выплеснулся на одежду юноши.

— Знаешь, лучше держи свои фантазии при себе! — прошипел он, со злостью выговаривая каждое слово.

Он снова погрузился в молчание, в глазах безмолвно плясали огоньки от праздничного костра. Ренард хотел смело заглянуть в глаза Адаму, но почувствовал, что вся отвага куда-то испарилась. Юноше почему-то представился изготовившийся к прыжку волк. Адам презрительно фыркнул, толчком отодвинул Ренарда, вскочил на ноги и ушел.

За стенами зала было холодно. Острый морозец все больше наполнял вечерний воздух.

— Он обещал хорошо вести себя! — с улыбкой заметил на местном диалекте Родри ап Тевдр.

Адам повернулся к молодому валлийскому вождю, незаметно подошедшему к нему. Лицо Родри сияло румянцем от выпитого вина, хотя он вовсе не был пьян. Новоиспеченный жених хорошо понимал, что нынешней ночью лучше оставаться трезвым.

— Он всегда обещает, — фыркнул Адам. — Вы ведь не возражаете против его сдержанности, пусть и вынужденной? Мне совсем не хочется, чтобы какой-нибудь разгневанный муж или отец набросился на парня, и наши войны возобновились с новой силой.

Родри расхохотался.

— Перед первой брачной ночью я хотел бы быть готовым лишь к одной войне, и уж точно не против норманнов. Нет, здесь можно не ждать неприятностей. Муж этой Бранвен бросил ее еще год назад, когда застал в кустах с торговцем шерстью. Можешь поверить, тропинка к ее нижней дверце так исхожена, что удивлюсь, если там еще осталась хоть одна невытоптанная травинка — не подумай только, что я сужу по личному опыту.

— Да я и не думаю, — с серьезным видом кивнул Адам.

— Эге-ге, да она у него все силы отнимет! — фыркнул Родри и повернулся на звуки нового танца, начавшегося в зале. Некоторые гости закричали, зазывая Родри в круг. — Жаль, что твоя жена не смогла приехать, но и причина стоит того, а? Я помолюсь, чтобы роды прошли легко, и у тебя появился здоровый сын. Надеюсь, моя жена тоже не станет затягивать с наследником! — Валлиец похлопал Адама по плечу и с криком поспешил присоединиться к молодой жене в центре танцующих, невольно освободив Адама от необходимости отвечать.

Валлийка уверенно положила ладонь на бедро Ренарда и наклонилась вперед так, чтобы юноше было удобнее заглянуть за вырез платья. Адам отыскал свободный кувшин с вином и уединился, пытаясь найти в нем утешение.

У Хельвен перехватило дыхание и, крепко зажмурив глаза, она прижалась к стене и стала тяжело и часто хватать ртом воздух. Боль нарастала и сжимала ее так, что женщина не замечала ничего вокруг себя. Живот холмом вздымался под рубашкой. Хельвен давно желала лишь одного — избавиться от него как можно скорее. В то же время она очень боялась потерять ребенка.

— Ты что это, девочка? Ну-ка перестань напрягаться, — ворчливо вмешалась знахарка Агата, решительно беря Хельвен за руку. — Так ты только повредишь себе. Лучше кричи, если невмоготу. Вот так-то лучше, лежи спокойно.

Хельвен с облегчением вздохнула, когда боль временно отпустила.

— Как же мне хочется, чтобы все закончилось…

Джудит, менявшая в ногах роженицы разогретый кирпич, выпрямилась и оглянулась. В карих глазах графини мелькнула печальная улыбка.

— Когда я рожала Майлса, ни одного раза не вскрикнула, — со значением заметила она.

Агата недоверчиво приподняла брови.

— Должно быть, у вас и роды вышли легкие, миледи.

— Нет. Пришлось помучиться полтора дня. И каждую минуту я произносила самые грязные солдатские ругательства. Ги после смеялся, что моей грешной душе повезло, когда остальные дети появлялись на свет без больших задержек.

Повитуха одобрительно хихикнула.

— Так-то лучше. Ничего страшного, если и ругнется несколько раз, лишь бы дело шло полегче… Что, снова началось, девочка? Давай, давай дыши почаще, не волнуйся… Вот и хорошо.

Хельвен обмякла, снова жадно хватая ртом воздух. Было бессмысленно заявлять, что она не в силах терпеть это дальше. Выбора нет, но раздражающие предрассветные боли за последнее время стали очень сильными. А сейчас, около полудня, превратились в совершенно невыносимые.

Джудит подошла к жаровне и принялась готовить поссет со взбитыми яйцами, чтобы добавить роженице силы. Для уменьшения боли графиня подсыпала в напиток сушеные листья малины.

— Очень кстати, что Адам уехал на свадьбу Родри, — деловито заметила она, размешивая напиток. — Здесь бы он только мучился и путался под ногами. Мужчины обычно тяжело переживают роды жены, особенно первые.

Хельвен вдруг расплакалась, и обернувшаяся Джудит недоуменно посмотрела на нее. Судя по всему ей трудно было взять в толк, что беременность могла так подточить здоровье и характер приемной дочери, обычно такой веселой и здоровой.

Агата ласково ворковала и успокаивала роженицу. В замешательстве Джудит заставила Хельвен выпить напиток и побежала вниз посмотреть, как ведет хозяйство жена управляющего. Спускаясь из башни в зал, графиня как раз оказалась свидетельницей возвращения Адама с Ренардом из Уэльса. Не слишком обрадованная их появлением, помолилась про себя, чтобы Господь дал ей терпение.

— Где Хельвен? — требовательно и безо всякой учтивости спросил Адам. — Разве она уже?..

— Время уже подходит, — спокойно сообщила Джудит. — Все идет как положено. Повитуха присматривает за ней, но, по моим прикидкам, ты сможешь познакомиться со своим наследником не ранее, чем в сумерках. — Графиня приняла накидку Адама и, привстав на цыпочках, поцеловала его в щеку — что само по себе было нечастым жестом симпатии. Джудит по своей натуре не любила демонстративного выражения чувств.

— Я могу ее повидать?

— Адам… — начала графиня, пытаясь поделикатнее выразить отказ, однако что-то в его лице вынудило ее умолкнуть. Джудит почувствовала — он испрашивает разрешения из вежливости, хотя сам нимало не озабочен, услышит согласие или нет. Это его замок, и она, в сущности, не могла ничего запрещать.