Новый Мир ( № 8 2004) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
“<…> я за социализм, но не потому, что я его „одобряю”, а потому, что считаю это неизбежным. То, что частная собственность будет в конечном счете заменена общественной, со все определяющей ролью государства, — это убеждение вы найдете у любого подлинно выдающегося мыслителя XX века, кто бы он ни был”.
“В России сейчас живут 3% населения Земли, всего-навсего (об этом редко задумываются). 15% населения Земли живут значительно лучше, чем мы, а 82% даже сейчас живут хуже. <…> И когда говорят, что будем жить так, как живут за рубежом, то это относится только к этим 15% населения стран, которые, между прочим, помимо всех остальных их преимуществ, сумели в свое время совершить гигантское ограбление стран третьего мира. И кстати, если уж так ставить вопрос, то нам просто необходимо кого-нибудь ограбить”.
Беседа с другом — поэтом Александром Дориным, которая состоялась в 1998 году в кабинете Кожинова на Большой Молчановке.
Cм. также: Борис Споров, “Кто же такой Кожинов?” — “День литературы”, 2004, № 5 <http://www.zavtra.ru>; автор статьи отвечает: “интеллигент по всем статьям”.
Капитолина Кокшенева. Границы судьбы. О повести Валентина Распутина “Дочь Ивана, мать Ивана” и теме зла в современной литературе. — “Москва”, 2004, № 2.
“Я же пока только отмечу (а позже об этом буду говорить), что повесть Распутина гораздо обширнее и глубже того „факта насилия”, который привел критиков к столь кардинальным, но ложным выводам о женщине-мстительнице и „слабом” русском мужике”.
См. также: Капитолина Кокшенева, “Связующая в род. О повести В. Распутина „Дочь Ивана, мать Ивана” и о ее интерпретациях в литературной критике” — “Подъем”, 2004, № 2 <http://www.pereplet.ru/podiem>.
См. также: Павел Басинский, “…Коня и трепетную выпь” — “Литературная газета”, 2004, № 19 <http://www.lgz.ru>; “„Почвенничество” (ну, или „деревенщики”, хотя это уже слишком узкое понятие сегодня) выдыхается на глазах. Либо стремительно провинциализируется, либо (кто поциничней да половчей) переметывается в коммерческий лагерь. <…> Когда я осторожно хвалил в прессе последнюю повесть Распутина, я делал это из соображений гигиены. Лучше иметь хоть обмылок хозяйственного мыла, чтобы отмыться от того дерьма, которое выплескивает современная литература, патронируемая новейшими издателями г-ми Ивановым и Топоровым (хорошие русские фамилии, прямо Сытин и Ладыжников). Но я никак не предполагал, что новая повесть большого русского писателя станет „козырем” в игре „почвенников” с „постмодернистами”. Мне и в страшном сне не могло привидеться, что Курицын (писатель) будет соперничать с Распутиным [в премии „Национальный бестселлер”] и побеждать его уже на начальном этапе борьбы. С Распутиным, которого Курицын, я думаю, никогда в жизни не читал, искренне считая, что Распутин — это просто „отставной советник Горбачева””.
Андрей Колесников. Набоков: уроки либерализма. — “Международная еврейская газета”, 2004, № 15-16, апрель <http://www.jig.ru/rossia/139.html>.
“„Все, что мне требуется от государства — государственных служителей, — это личная свобода”, — отвечал на вопросы интервьюера Владимир Набоков. Если и можно выразить смысл, букву и дух политического и экономического либерализма в духе манифеста в одной совершенной фразе, то — вот они. <…> Владимир Набоков обладал одним важным качеством — физическим отторжением пошлости, в том числе пошлости политической. То, что еще недавно казалось нам соединением несоединимого — красного и коричневого, то, что представлялось социальным оксюмороном, диагносцировалось Набоковым задолго до того, как уже в постсоветской России радикальный левый и ультраправый национализм стал одним из доминирующих идеологических и политических течений. Чего стоит вот такой отрывок из „Пнина”: „Только другой русский мог понять, какую реакционно-советофильскую смесь являли собой псевдокрасочные Комаровы, для которых идеальная Россия состояла из Красной Армии, помазанника Божия, колхозов, антропософии, Православной Церкви и гидроэлектростанций”. Здесь все: и уваровская триада „православие — самодержавие — народность”, и пиночетовское „церковь — армия — собственность” с чисто русской поправкой на „незащищенную и нестабильную собственность”, словом, — антилиберальная идеология, в разные периоды российской истории превращавшаяся в государственную. В этой набоковской формуле легко узнаются сегодняшний советский гимн с переправленными, как в палимпсесте, словами, утрированное православие, постепенно поглощающее государство, и даже светское среднее образование, ностальгия по Советам и милитаризация элиты. Персонаж рассказа „Образчик разговора, 1945” говорит: „Я белый офицер и служил в царской гвардии, но я также русский патриот и православный христианин. Сегодня в каждом слове, долетающем из отечества, я чувствую мощь, чувствую величие нашей матушки России. Она опять страна солдат, оплот религии и настоящих славян”. Последнее предложение — тоже формула. Опасная формула политической реакции, формула политической пошлости, становящейся все более популярной и сегодня. <…> Власть в России по сю пору ставит знак равенства между понятиями „государство” и „родина”. В этой же логике формулируются пресловутые „национальные интересы”. Между тем национальный интерес (без кавычек) — космополитичен. Как космополитична человеческая личность. Национальный интерес — это интерес отдельного человека и гражданина, что совершенно не противоречит патриотизму — здоровому, а не черносотенному и милитаризованному. Государство же приватизировало (или национализировало?) национальный интерес, который ему не принадлежит, узурпировало себе право формулировать за гражданина его позицию. Вернуть частной личности право на национальный интерес — в этом, собственно, и состоит практическая политическая цель либерализма. <…> Человек, который считал, что портрет правителя не должен превышать размеров почтовой марки, тем самым задал физические размеры экспансии государства и очертил меловую границу вокруг частного лица, за которую нет хода никому. Учение Набокова всесильно, потому что оно верно”.
Симон Кордонский. Социальная реальность современной России. — “ПОЛИТ.РУ”, 2004, 11 мая <http://www.polit.ru>.
Публичная лекция в клубе “Bilingua”, 29 апреля 2004 года. “Я повторяю, мы страну не знаем и, видимо, знать не хотим. Мы четко уверены в том, какая страна должна быть, мы не фиксируем те ограничения, которые задает сама реальность. Мы говорим о демократии, при этом вся история страны показывает, что демократия — не тот институт, который приживался в России. Поэтому странно ее ждать и прилагать усилия по ее устройству. С конца 80-х годов говорят о том, что нам необходим рынок, мы строим рынок, хотя словосочетание этих строк — противоречиво. И многочисленные попытки показать, что у нас рынок есть, и гораздо более развитый, чем в других странах мира, я имею в виду административный рынок, которым мы занимались, не встречают понимания . На обычном рынке есть ограничения, т. е. некоторые услуги и товары, например Родина, в продажу не поступают. Они являются культурной ценностью и не продаются. На нашем административном рынке торгуется практически все, нет товара, нет, вернее, феномена или объекта, который нельзя продать в нашей стране . У нас фантастический по объему, по степени демократичности рынок, а мы еще пытаемся его строить. Нам говорят, что нужно строить гражданское общество. С моей точки зрения, у нас очень мощное, развитое гражданское общество, наследованное еще с советских времен , потому что, не будь гражданского общества при советской власти, мы бы не выжили. Но это гражданское общество с государством соотносится ортогонально, они пересекаются только в уголовном кодексе. То, что мы называем коррупцией, блатом, связями системы и всем прочим, это и есть институт российского гражданского общества . Мы боремся с коррупцией, вы, наверное, знаете про успехи в борьбе с коррупцией — это борьба с собственным обществом”.
Жанна Кормина. Воинская присяга: к истории одного перформатива. — “Неприкосновенный запас”, 2004, № 1 (33).
“Беглый экскурс в область новейшей истории патриотического дискурса в России, предлагаемый вниманию читателя в этой статье, ограничивается одним документом — текстом (точнее, текстами) воинской присяги с момента введения в России в 1874 году всеобщей воинской повинности и до сего дня. За это время текст присяги переписывался трижды — в 1918, 1939 и 1993 годах…”