Зарницы смуты - Семара

Мы с Мелгером первыми ступили на берег священного для всех северян острова. Ничего необычного я не почувствовал. Ведовской дар упорно молчал, так что все россказни о маяке вполне могли оказаться суевериями.

Следом за нами по сходням соскользнули обе девушки. Нисси и Гринваль. Последняя, как и наказывал отец, облачилась в форму царской гвардии: кожаная кираса, отороченная по воротнику мехом, шерстяной подшлемник и накинутый поверх него кольчужный капюшон. На плечах тяжелый плащ с богатой вышивкой, застегнутый серебряной фибулой в виде морского змея, как знак уважения к яронам.

Колдунья ограничилась лишь шерстяной туникой алого цвета и непромокаемым плащом из тюленьей кожи, купленным в столице морского народа. Клифорт меня удивляла: вместо того чтобы отправиться восвояси домой, к любящим родителям и горячему очагу, она навязалась плыть с нами. Никто ее не отговаривал.

Девушки еще крепче сдружились за время странствий; среди прислуги и охраны даже пополз дохленький слушок, что наследник нашел себе молоденькую пассию. Не просто очередную смазливую мордашку, способную лишь расточать улыбки и таскать на себе груды злата и ворохи шелков, но способную превратить средних размеров замок в пыль. И это, безусловно, лишь играло на руку Эринвальду, но...

Как царь собирался выкручиваться из своей лжи, когда маски будут сброшены - не могу даже предположить, да и не мое это дело. Важно другое: мы на острове посреди терзаемого штормами моря, а преследователи Мелгера остались на континенте.

Деррик и Тарий покинули нас еще в Эрьярграде. Им не хотелось торчать три месяца на маяке, да и грандмастеру предстояло отчитаться перед Верховным Советом. Дорогой они хотели найти Тайдеону, чтобы потом продолжить поиски Роз вместе. "Если в этом есть хоть капля смысла, - говорил за последним нашим совместным обедом Лавитри, - мы разыщем их. Бремя шкатулки с наших плеч спало, так что теперь можно уделить толику времени другим загадкам..."

Мой наставник - Призрак - научил меня за все время странствий лишь тому, что даже в мертвецки пьяном состоянии можно переломать кости чертовой прорве народу. В общем, учителем он оказался таким же поганым, каким был человеком. Я не скучал по нему ни дня. Тарий - другое дело. Он ухитрялся сочетать в себе качества строгого отца-наставника, способного запросто дать в зубы нерадивому ученику, и эдакого старшего приятеля, с которым всегда можно обменяться шуткой или пропустить стаканчик-другой вина.

Наши дороги разошлись.

Рабочие и челядь перетаскивали из корабельных трюмов провиант, выкатывали бочки с водой и крепленым вином, выносили огромные вяленые окорока и вязанки дров. Много, очень много дров! Торчать нам на этой пяди земли посреди северного моря довольно долго.

Внутри маяк чем-то отдаленно напоминал замок нашего ордена на университетском острове. Голые стены, пол из утоптанной гальки, холод, которой ощущался даже сквозь толстую подошву сапог. Медные канделябры обросли пылью и паутиной, в углах под потолком зияли темно-зеленые пятна какого-то склизкого мха. Но в целом, стоит признать, помещения для жизни выглядели вполне пригодными. Старинная мебель, много темной меди и латуни. В спальнях стены обтягивали гобелены. На них красовались лесные пейзажи и залитые солнцем луга; мне даже попалось на глаза полотно с обнаженными женщинами, стирающими белье в широком ручье, на усыпанном золотым песком берегу. Надо признать, мастер довольно точно передал очертания и формы тел. Так что оторваться от созерцания было делом непростым.

- Пожалуй, к концу нашего пребывания здесь этой красотой можно будет пытать, - оценил работу писарь.

Я подумал, что свободному мужчине приударить на маяке не за кем, и мысленно согласился с ним.

Дрогмор казался мне неплохим человеком. В меру веселый, словоохотливый, велеречивый и, что я особо ценил в людях, умный и знающий. Способный объяснить любую непонятную вещь... правда, познания его ограничивались лишь жизнью на севере, а вот про остальной мир он знал крайне мало.

Комнат на маяке не хватало. Три внизу и одна, для царской особы, на самой верхотуре. Ну и еще обширный погреб, из которого веяло вековым холодом, так что пришлось даже завесить вход старым одеялом.

К покоям наследника хеленнвейской короны вела широкая винтовая лестница из дуба и бронзы. Ступени поскрипывали под тяжестью поднимающихся, но все равно казались крепкими и надежными. Как, впрочем, и весь Одинокий Страж. На верхней площадке, защищенной высоким каменным парапетом и покатой крышей, возвышалось медное ложе для кострища. За века оно заметно потемнело и оплавилось, кое-где все еще оставались горсточки хрупкого пепла и промерзшие головешки.

- Впечатляет? - хмыкнул Мелгер. - Меня, если честно, не очень.

Ветер трепал его волосы, щелкал плащом. Лицо моего друга казалось осунувшимся и бледным, на лбу пролегли глубокие морщины, а под глазами появились синие круги. Он казался постаревшим, как бы смешно это ни звучало, и до невозможности усталым. Даже теперь, оказавшись посреди моря, он не чувствовал себя защищенным. Причем боялся не за свою жизнь. Сохранность шкатулки его волновала сильнее.

- Маяк и не должен впечатлять, - резонно заметил Дрогмор. - Он прост как древко копья, на конце которого вместо железа - пламя. Когда знаменитый огонь севера озарит небо, вы заговорите по-другому.

- А правду говорят, что его видно даже с континента? - спросила Нисси.

- Его видно даже в западных портах! - расхохотался писарь. - В наше время, после Бури и многих лет забот и бесконечных трудов, последовавших за ней, этому перестали придавать значение. А зря!

Я повернулся лицом к северу. Где-то вдали, сквозь уплотняющиеся сумерки, проступали едва заметные очертания скалистого берега. Мне стало страшно и холодно, словно оказался на дне глубочайшего колодца, из которого не могу выбраться.

- Да, да... - выдохнул писарь, когда все мы, как заговоренные, уставились на далекий берег. - Это Фростдрим. Край мира, земля смерти и родина колдунов. Кто знает, что сейчас творится в этих, скованных кандалами холода и снегопадов, краях?

- Отец говорит, - негромко начала Клифорт, - что наш народ окончательно вымер. А еще, что лучше бы люди уничтожили их, когда появилась такая возможность.

- Наши предки были гораздо мудрее нас, нынешних, - наставительно проговорил Дрогмор. - На их глазах гибли тысячи! Дети, старики, родственники и друзья. Всех перемалывала Буря. Но даже в миг ярости, когда Каолит мог растоптать колдунов, навсегда вычеркнув из летописей жизни, люди сумели проявить величайшую милость. Думаю, для многих это должно послужить хорошим примером.