Возвращение принцессы - Марина Евгеньевна Мареева

стараясь не хлопать шлепанцами, вошла. Старший младший Солдатов спал на боку, младший младший зарылся с головой под одеяло.

Вовка. Нина опустилась на колени у его кровати. Огромная неуклюжая куртка экс-охранника Владика мешала ей, сковывала движения. Сын спал. Ровное дыхание, спокойно сомкнутые веки. Нина дотронулась губами до его руки и щек. Как она перед ним виновата! Бедный мой Вовка, сирота при живой матери. Нет, не плакать, нельзя плакать, Нина, не смей!

Нина осторожно поцеловала спящего сына. Вовка вздохнул во сне, повернулся к стене, сбив одеяло к ногам. Нина торопливо поднялась, поправила ему одеяло, подтолкнула со всех сторон. Нужно уходить, а то вдруг проснется?

Она снова вышла в коридор, открыла дверь в гостиную.

Елка! Огромная, пушистая, такая… основательная. О человеке сказали бы — ширококостная. Ну, не широколапая же? Хотя почему нет?

Петр привалил елку к стене, выдвинув стол на середину комнаты и освободив для нее угол. На ковре — деревянная крестовина, коробка с ватой — это чтобы утыкать ею изножие… Вата. Блестки, старенький Дед Мороз из папье-маше…

А где он сам-то, Петр?

Нина обошла стол справа, снимая с плеч эту жуткую Владикову хламиду.

Петр полулежал на полу, на ковре, усеянном зелеными еловыми иглами и яркими пятнышками прошлогоднего конфетти. Он полусидел-полулежал в неловкой позе, привалившись плечами и затылком к дивану. Глаза его были закрыты. Наверное, он только что задремал, сморило его, бедного. Немудрено, тут и стоя заснешь. Он так вымотался, столько пережил за эти сутки…

Он устал. Он выбился из сил, устал, уснул, бедный оловянный Солдатов.

Тихо, бесшумно, крадучись… К нему, вот сюда, рядом с ним… Я тоже устала.

Я тоже стойкая, но я тоже устала.

Нина опустилась на ковер рядом с Петром, повторив в точности его позу, привалившись затылком к мягкому диванному сиденью. Он совсем рядом, вот он. Нина помедлила — и решилась. Положила голову ему на плечо, коснулась щекой тихо, так, чтобы он не проснулся. Теперь он совсем близко, рядом его подбородок, сомкнутые губы, резкие крылья крупного носа.

Спи, оловянный. Я тоже оловянная. Я — стойкая оловянная принцесса на бобах.

Спи. Как тихо! Пестрый бумажный сор прилип к ногам — конфетти, серебристые нити серпантина, блестки… Мы купим новые. Кто это «мы»?

На соседней улице мечется по пустой квартире твой разъяренный муж.

Кто «мы»? Тепло его плеча, впалая смуглая щека, а твоя щека, Нина, — у расстегнутого ворота его рубашки. Верхняя пуговица вот-вот оборвется… Надо пришить.

А Дима?

«Петр относится к вам очень серьезно. А вы, Нина? Вы можете ответить ему тем же?»

Могу. Да, могу. Хочу. Я могу ответить ему тем же.

А Дима?

Петр проснулся, открыл глаза. Увидев Нину, не удивился. Не сказав ни слова, притянул ее к себе, обнял. Ничего не говоря, ничему не удивляясь, целуя ее, как будто так было всегда, из года в год, изо дня в день, — Петр открывает глаза, он просыпается, а Нина — рядом, она не спит, смотрит на него, знает, что он сейчас обнимет ее левой рукой, пытаясь правой дотянуться до подушки, лежащей в углу дивана.

* * *

— Знаешь, что это за стул?

— Стул?

— Вон тот, на который приземлились твои… как бы это…

— Я поняла. Я вспомнила. — Нина вгляделась, привстав. — Даже странно, что я вспомнила. Это было так давно!

Ее первый, нескладный, скомканный поспешным уходом визит сюда, в этот дом. Вечер. Запах гари, подгорающий пирог. «Вы из поликлиники?» — «Нет». — «Тогда будем чай пить». И Петр повел ее в прихожую раздеваться, а младшие Солдатовы пронеслись мимо них, на кухню, волоча туда тяжелый старинный стул с высокой резной спинкой.

— Я вспомнила: ты сказал, что это какой-то старинный стул с секретом. Для тех, кто впервые приходит в ваш дом.

— И ты еще предположила, помнится, что там горошина в сиденье, под обивкой.

Надо же, не забыл! Так давно это было, такая мелочь, несколько слоя. А вот не забыл, помнит.

Значит, она тогда уже была для него не просто случайной гостьей. Она сразу, с самого начала, была для него не случайной. Иначе бы он не запомнил.

Ладно тебе, Нина! Может быть, у него просто память хорошая. Стойкая.

— А теперь не поздно? Не поздно узнать, что там за секрет? Я понимаю, нарушена чистота эксперимента, но все же…

И Нина, обмотав себя простыней до плеч, встала… Добрела до этого стула, натыкаясь то на стол, выдвинутый на середину комнаты, то на деревянную елочную крестовину. Присела на краешек стула, по-ученически сложив руки на коленях.

— Ну, что надо делать?

Петр не отвечал, смотрел на нее молча.

Ну, смотри, смотри. Уж какая есть. Сижу в простыне, с голыми плечами, плечи — еще ничего, вполне красивые плечи. Справа — елка, слева — короб с елочными игрушками. Ну, и я, уж такая, какая есть. Снегурочка-перестарок.

— Что ты молчишь?

— Любуюсь.

— Хватит издеваться! Что я должна делать?

— Там справа, за спинкой — ты руку протяни, — книжечка за шнурок привешена. Все очень просто.

За резной спинкой на длинном витом шнуре висел крохотный карманный подарочный томик андерсеновских сказок Нина взяла его в руки, открыла.

— Все очень просто, — повторил Петр. — Тот, кто приходит к нам впервые, гадает на «Оловянном». Страница с десятой по пятнадцатую. Называй страницу и строчку.

— Понятно. — Нина зачем-то зажмурилась. — Страница тринадцать, седьмая строка сверху.

— Ищи. Читай.

— Вслух?

— Это уж как тебе захочется. — Петр усмехнулся, добавил негромко: — Ну, да я все равно потом найду.

— «Оловянный солдатик пошел было… — бодро начала Нина. Запнувшись, упавшим голосом закончила: —…Ко дну».

— Та-ак, — протянул Петр. — Радужные у меня перспективы, ничего не скажешь.

Они замолчали. Результат этой бесхитростной детской забавы почему-то по-настоящему, всерьез расстроил обоих. Они молчали и смотрели друг на друга, сидя в полутьме, она — на этом злосчастном стуле, он — на диване.

— Тебе никогда не приходило в голову, что ты выбрал для себя и мальчишек не самую веселую сказку? — спросила Нина наконец.

— Это не я выбирал — они.

— Я сейчас подумала… Наверное, это самая грустная его сказка. Ты помнишь, чем там дело кончается, Петя?

— Помню. У нас все будет иначе.

— Дай-то Бог. — Нина снова поднесла книжку к глазам. — Посмотрим, что здесь дальше… «Оловянный солдатик пошел было ко дну, но в ту же минуту его проглотила рыба». — Нина решительно захлопнула книжечку, перекинула ее через спинку стула. С глаз долой. Усмехнулась, вспомнив. — Между прочим, Дима — Рыба по гороскопу. У него день