Сто поэтов начала столетия - Дмитрий Бак

Что ж, остается и в самом деле поздравить себя с тем, что существуют стихи, в которых нелегкие коллизии сегодняшнего дня изящно засмаскированы под невинные смысловые неувязки, а разрушения привычек и устоев представлены как результат неправильного употребления слов. Вот только надолго ли нам хватит этой спасительной самоиронии?..

Переход на зимнее время // Новая Юность, 2002. № 2(53).

[ «Я, Сашка и она…»] // Арион. 2003. № 2.

Два стихотворения // Октябрь. 2003. № 7.

Деревня Канада // Новая Юность. 2004. № 1(64).

Истории // Арион. 2004. № 2.

Темная азбука. М.: Emergency Exit, 2004. 47 с.

Молоко можно в пакетах // Интерпоэзия. 2005. № 3.

Бабушка Бога: Стихи // Октябрь. 2005. № 5.

Станции // Знамя. 2005. № 10.

[ «Меркнут знаки Бэрримора…»] // Арион. 2006. № 3.

Три стихотворения // Октябрь. 2007. № 9.

[Уроки рисования] // Арион. 2008. № 1.

[Дом]: Стихи // Арион. 2009. № 4.

Данил Файзов

или

«Молодость это когда разрешается крикнуть волк…»

Захочешь рассказать о Даниле Файзове – немедленно поймешь, что понадобятся оговорки. Заготовишь, например, фразу о том, что, дескать, «молодой поэт Данил Файзов выпустил книгу стихов», да задумаешься: а ведь молодость имеет свойство бодрым шагом уходить за горизонт, особенно – молодость поэтическая. И нет в этом ничего зазорного и даже неприятного, просто каждому пишущему необходимо решить для себя, какие из непременных свойств юного задора и свежести-дерзости-неуверенности следует взять с собою во взрослую жизнь.

Здесь у Данила Файзова все не так просто. Он в стихах словно бы продолжает присматриваться к окружающему, иногда будто из-за угла, изнутри параллельного, отдельно взятого пространства.

Высунешь в окошко голову летит Горыныч трехглавыйза ним бабка на помеле в оранжевой безрукавкеза ними семенят печенеги и чудо-юдоспросишь куда разное говорят ищем бабуспасаемся от пожара к букмекеру делать ставкирусским духом пахнет видимо здесь были люди………………………………………………………..Или совсем по-другомулежишь на диване и смотришь фильмтолько вдруг домофон надрывается и голоситоткрываешь дверь и стоят те же самые и копейку просяти тогда понимаешь что они пришливыключаешь телик кряхтя натягиваешь носкипонимая что день опять бесполезно прожит

Опустим зоркость картинок, важнее здесь постоянная оглядка на неправильность жизни, то есть именно подчеркивание бесполезности собственной жизни – безотносительно к разным там несовершенствам бытия. Бог с ним, с бытием, в котором где-то есть сирые и обиженные и букмекеры, главное – во мне что-то не так. Что ж, ничего странного, ведь любая лирическая фраза (включая дыр бул щил) неизбежно начинается с попытки сосредоточиться на своих ощущениях. Однако все же самое важное начинается после, когда, по слову классика, «прошла любовь, явилась муза». Тогда-то и происходит превращение абсолютно своего в нечто иное, «отодвинутое» от говорящего стихи, ему почти чуждое, но зато общеинтересное. Какое кому дело, что кто-то там к кому-то явился словно как гений чистой красоты? Правильно: никакого дела нет, кроме того что в строчках про это возникает волшебная отстраненность, делающая нам всем близкой эмоцию не мною подмеченной светлой печали, разбавленной по периметру обреченной радостью. Как это далеко от простой и прямолинейной реакции на повторное появление на горизонте бывшей возлюбленной! Отстраненная от личной конкретности, а потому общепонятная щемящая нота без концентрации на своих ощущениях, конечно, невозможна. Но вот простое самоописание без дальнейшего его же преодоления и поэтической переогласовки – то есть не более чем фиксация данных собственных рецепторов – еще как в сегодняшних стихах возможна. И рискованна.

Данил Файзов работает на смысловой территории очень уязвимой: при почти полном отсутствии дистанции между вошедшим в сознание служителя муз событием и тем, что он, собственно, желает донести до внимательного слушателя, возжечь в его сердце своим вдохновенным глаголом.

Время хорошо воспитанных людейсмеющихся за едой……………………………………………………..аристократично честных в своей нелюбви к плебсуэх мне бы такие нервы…

Здесь все – в масштабе один к одному. Неопытный фуршетчик смотрит на завсегдатаев со смешанным чувством недоброжелателя и прилежного ученика. Примеры таких же прямых высказываний, требующих не обдуманных математических операций над рождающимся смыслом, но лишь простой арифметики узнавания в стихах Файзова довольно многочисленны. Скажем, здесь:

не женись ни на ком, данечка, не надо тебе жениться…

или здесь:

Во дворике – филология и портвейн.Невысоки наши моральные принципы.Я завтра не вспомню, ну хоть убей,Ни твоих стихов, ни той некрасивой девицы…

Ну и далее, собственно, почти везде. Насколько в наши дни допустимо (после, само собою, исполнившихся восемнадцати лет от роду) это сведение себя в поэзии только к самому же себе? Вопрос прост и коварен именно потому, что к прохладному лету две тысячи девятого уже возросло следующее поэтическое поколение, младое и знакомое племя «двадцатилетних», и они-то свое дело туго знают. С ходу минуют хорошие и дурные мины при любой игре, проходят мимо амплуа маргиналов и сочувственников униженным и обиженным. С разбегу вступают в комсомолы всех мастей и в гражданские фронты либо (что, в общем-то, одно и то же) в записные натурщики для новостных лент и блог-гламурных чатов.

Кризис тридцатилетия – сформулируем так – перестал быть фактом биографии тридцатилетних, стал состоянием души всей стихокультуры, далеко шагнувшей за порог послецензурного совершеннолетия. Для поэтов генерации Данила Файзова это прекрасный шанс: многие мечтали бы, чтобы их «биологический» возраст совпал с возрастом поэзии эпохи. Но вместе с шансом на успех растут и соблазны, причем прямо противоположные по духу и смыслу: то ли бороться за всякого рода сладкие и славные госзаказы, то ли, наоборот, демонстративно игнорировать эпоху реидеологизации, инерционно имитировать жизненные роли, оставшиеся далеко в прошлом («бессребреник», «маргинал», «непризнанный гений» и т. д.). Пройти в нелегкий зазор между новой партийностью и архаичной инфантильной сверхискренностью – наверное, это и есть задача поколения поэтов, как раз сейчас разменивающего ювенильность на зрелость.

Голос Данила Файзова в современной поэзии слышен весьма отчетливо – я имею в виду нечто совершенно не метафорическое, буквальное: устное чтение стихов на фестивалях и вечерах. Вот здесь все сомнительное и чрезмерно личное кажется (и является!) вполне уместным. Сама по себе декламация в присутствии многих слушателей подталкивает к рассказыванию историй, провоцирует на откровенность и непосредственность. Атмосфера чтений предполагает отсутствие случайных людей, преобладание посвященных, все понимающих с полуслова.

Надо сказать, что обращенность к своим заметна у Файзова невооруженным глазом, фестивальная обстановка перешагивает границы декламации, проникает и в обычное уединенное написание и прочтение стихов.

Когда из комнаты уходят некурящие,Прощаясь за руку, касаясь губ губами,Мы пепельницу бледную берем,Закуриваем жадно Честерфильд,И между штор щебечет настоящее.Давай в рассветных сумерках горячихНа рыбьем языке поговорим.

Реплика адресована своим, «курящим», то есть умеющим щедро делиться не только последней сигаретой, но и всем сопутствующим: молодостью, уязвимостью, непритязательностью, простотой, легкой депрессивностью, отдаленностью от ударных строек пятилетки и прочих социальных нужд.

Обстоятельства, которые (почти) невозможно преодолеть, – вот что всегда тяготеет над людьми, со стороны наблюдающими многие стороны жизни из своих молодых «комнат». Инициация претендентов на мужские роли затянулась, они прижились в испытательных помещениях, где будущие мужчины располосовываются ритуальными шрамами во имя будущей взрослой жизни. Вечные юноши не желают покидать привычных ристалищ понарошку.

Молодость это когда разрешается крикнуть волкНо сейчас накручиваешь себя и нитку на палецСветофоры любители водители профессионалы

Турникеты зубами щелкКоньяка на глоток во фляжке осталосьБелый клоун жив рыжий повесился но вошел в анналы

Ворваться на проезжую часть перед последним трамваемСловно в чужую штрафную площадьИ гордиться собою…

Нет, не только покорность сродни молодости, конечно, тут и бунт и все такое прочее аккуратно расставлены на своих местах. Правда, нередко смелость выглядит так же тинейджерски наивно, как и покорность. Жажды бунта хватает лишь на то, чтобы, условно говоря, заухать филином на скучном седьмом уроке.