Подающая надежды (СИ) - Кира Фомина

— И как они выглядели, помнишь? — Наводя Нику на нужную мысль, терпеливо протянул Тхэ и присел на кухонный стул ближе к окну. — Надеюсь, свою тарелку супа ты утром съела, а это просто осталось?

— Ну, да… запомнила какие-то черты, — Дома отправила холодную тарелку в микроволновую печь, где помедлила. — Само собой утром я поела, когда это я утром не ела?! Ну, ладно, был грешок, сознаюсь. Но сейчас просто Мали новый рецепт использовала и лишнюю порцию случайно сварила. Тебе сильно греть?

— Значит, ты успела отметить явные европеоидные черты лица у одной половины тех парней, а также не тайскую азиатскую внешность у второй, верно? Поставь на две минуты, пятьсот градусов. И я крайне рад, что хотя бы утром ты нормально поела без приказов.

— Кузькину мать, ты можешь кота за яйца не тянуть? — Выставив время и температуру в микроволновке, девушка принявшись за приготовление чая. Увидев немой шок на лице Сета, что чуть воздухом не поперхнулся от такой просьбы, она, не давая тому опомниться, протараторила: — Чёрный, зелёный, с кардамоном, женьшенем, малиной, клубникой или киви? Сахар?

— Кхм. Эти парни — сыновья Советчиков, которые прибыли сюда по той же причине, по которой на каникулах отсюда улетит Бун. С женьшенем, одна ложка. Скоро у нас пройдёт сбор Совета по делам насущным, а в свободное время эти ребята решили «культурно посидеть со мной за обедом, ведь мы так давно не виделись». Короче говоря, подослали этих парней ко мне их предки, чтобы в случае чего предоставить Советчикам моё неподобающее поведение и закопать Магию в Таиланде ещё глубже. Из-за этого мне, чтобы не выдать свои «ветреность, ребяческое поведение и дурные повадки» перед ними приходилось изображать ещё более сухого чёрствого педанта, чем перед одним отцом.

— Что, прости?!

Магичка резко повернулась к темнику, посмотрев на него ошарашенным взглядом, но, заметив, как стыдливо тот опустил голову вниз, скрывая лицо, постаралась взять себя в руки, не желая делать ему ещё больнее. Аккуратно, пытаясь не пролить чай из-за возникшей дрожи в руках, она поставила кружку на стол и придвинула её к знакомому. Как бы Пхантхэ ни силился опустить голову в грудь, иностранка явственно видела боль в его тяжёлом взгляде, злость в блеклой, неестественно корчащейся полуулыбке и ощущала обиду, глядя на сгорбившуюся спину и напряжение во вздувшихся на шее и руках венах. С каждой новой подмеченной мелочью у неё ком в горле становился всё неприятнее и больше, Доминика понимала чувства Прасета, представляла, каково ему осознавать такое и продолжать жить, подстраиваясь под какие-то стандарты «успешного директора и Советчика».

— Н-но… — Она отвернулась, не выдержав увиденной картины, и дожидалась окончания работы микроволновой печи спиной к парню, пытаясь убрать сдавленность в голосе: — Я же на собственном опыте знаю, что магические существа живут в мире и согласии с появления первых потомков Богов благодаря им самим, знаю, что они не смеют идти друг против друга… Как могут строить козни друг другу потомки тех, кто создал всех нас как великих существ, как главных помощников людей? В чём причина таких их поступков? — Она достала тарелку с супом из микроволновки, поставила недалеко от кружки Сета и, собравшись с силами, села напротив.

— Это работает со всеми странами, кроме такого неугодного всем Таиланда. Ложку забыла, сау… — Ника тихо ойкнула, извинилась за забывчивость и поднялась со стула за необходимым столовым прибором. — Всё нормально. Так мы ведь только мешаем другим представителям школ, ты не знала? Все лишь о том и шепчутся, что мы лишние места в зале Совещаний занимаем, тратим Небесные средства на преобразование никому ненужного мелкого участка, когда есть более успешные и нужные миру… А ещё мешаем всем своими просьбами, какими бы они ни были, тогда как учеников можно просто переводить в более современные учебные заведения. Лучшим решением считают Россию или США, но, чтобы детей далеко от родины не увозить, хотя бы в другие страны Азии отправлять учиться. Мы ж никто и звать нас никак, как сказали бы в твоей стране.

В словах Пхантхэ звучало столько горечи и тяжести от такой нелёгкой ноши, что сердце Домы сжалось до колющей боли в груди, до саднящей боли в лёгких стало трудно дышать, тело сковало онемением. Она сжала найденную ложку в пальцах до побеления костяшек и острой боли в ладонях, чувствуя, как щёку щекочет крупная слеза. Уши девушки не были готовы слышать столь сломленный жизнью голос, — какой, впрочем, и у неё когда-то был, — а глазам невыносимо было смотреть на слишком разбитый вид ни в чём неповинного существа, на чью долю выпало столько тревог и забот. Магичка не могла повернуться, ей не хватало сил.

— Сет, я… это…

— Не надо. Не утешай меня, это не твоя забота, — сказал Тхэ сипло, но сделал это благодарно, с теплом, пусть и могло показаться, что эти слова он бросил слишком резко.

Темничка понимала, что нельзя было и дальше зацикливаться на тягостной для парня теме и натянула на лицо непринуждённую выражение, поборов пульсирующее в висках нежелание повернулась к нему. Протянула ложку и заговорила ровным голосом:

— Приятного аппетита. Слушай, а ты на длинных выходных или праздниках к родственникам ездишь? Слышала, у вас в конце декабря какие-то глубоко почитаемые и повсеместно отмечаемые праздники намечаются помимо Нового года, поедешь на них или у вас в школе не принято?

— Спасибо. В позапрошлом году ещё да, ездил, «отмечал», после него — нет. Не имею желания, да и меня дома не ждут. Матери нет давно, она на четвёртом Небе отмечает в своё удовольствие, а отец сам со старшими время проводит, им нет до меня дела, кроме как наследственность. Они знают, что школой я дорожу, как жизнью и ни за что её не оставлю, не решу, что мне работа директора не интересна, потому и не пытаются для общения связаться со мной, смысла не видят.

Вместо ненужных слов сочувствия, — что помогают справиться с переживаниями далеко не всем существам и людям — и неуместного упрёка его родных, Доминика просто положила свою ладонь на напряжённую руку Прасета в немой поддержке, вкладывая в этот жест всё тепло, какое могла дать. Пальцами второй руки он до дрожи сжал опустевшую ложку, глядя при этом куда-то влево, стараясь не смотреть в лицо знакомой. Та нарушать такой хрупкий комфорт обстановки речами не осмелилась, — хотя и без страха разрушить приятную тишину какими-то словами, говорить