Аврора Горелика (сборник) - Василий Аксенов

1-й ПОЭТ

О, как вас здесь много!

2-й ПОЭТ

И все свои!

ПЛУТОН

Откуда вы, из времени какого?

1-й ПОЭТ

(смеясь).

Не знал я, в звездах проносясь.Не знал я, стоя на горе.Какое, милые, у насТысячелетье на дворе.

2-й ПОЭТ

(смеясь).

Кто тропку к двери проторилВ саду, засыпанном крупой,Пока я с Байроном кутил,Пока я пил с Эдгаром По?

ЛЕВА

Да это наши поэты! К столу, к столу, ребятишки!

Поэты подходят к столу, поднимают бокалы.

ПУШКИН

Поднимем бокалы, содвинем их разом!Да здравствуют музы, да здравствует разум!

Окруженный ликующими, танцующими Лягушками на сцену вступает Дионис.

Цапля

Комедия с антрактами и рифмованной прозой

1979, январь—апрель

Посвящается друзьям, участникам альманаха «Метрополь»

1

Не ждали

Средь мирозданья, как инсект, полз «жигулек» в шоссейном гаме. В нем ехал молодой субъект, международник Моногамов, сорокалетний мотылек, юнец с большим партийным стажем. В свой край родной на месяцок он завернул. Обескуражен он был избытком простоты и недостатками асфальта и тем, что городок Хвосты так не похож на остров Мальта.

Он ехал из Москвы в Литву, смиряя резвость «жигуленка», вздыхал на пыльную листву и вспоминал жену с ребенком.

С воспоминаньями в разлад рычала Минская дорога, бесшумный чиркал звездопад, и в унисон росла тревога.

Иван Владленыч был непрост, хотя в анкете безупречен. Скромнейший ум и средний рост, благопристойность тихой речи вне подозрений, ясен он, но вот беда, судите сами, он был с рожденья наделен необычайными глазами незаурядной синевы и нестандартного размера.

На глыбах сталинской Москвы в семье большого офицера росло глазастое дитя. Питомец будущий ВИЯКа среди чугунного литья вдруг видел влажной сути знаки и задавал себе вопрос: случайна ль жизнь средь химий диких?

Меж тем он полностью возрос, освоил множество языков, женился, родину любя, служа стране, ребенка сделал, возрос, как стебель от стебля, и вскоре отбыл за пределы одной шестой туда, туда, к пяти другим шестым, туманным, где есть другие города, но нет Москвы и Магадана.

Как водится, родных берез он не забыл в фальшивом блеске и все, что следует, пронес на службе у мадам ЮНЕСКО.

Однако вес родных погон с годами забывают плечи. Сегодня джунгли видит он, а завтра созерцает глетчер. У Сакса с Пятой авеню он покупает чемоданы, у Чао Дзы берет меню, у Сен-Лорана кардиганы… Года проходят, Ы и ЩА все реже посещают разум, у нашего товарища слабеет классовый созназм. И вот теперь на «жигулях» корячась по ночной Сморгони, он удивляется впотьмах отличием от калифорний.

Как много выиграл «Фиат», переменив свое названье! Вот в самом деле – что за фарт! Ведь множественное окончанье у «Жигулей» куда сильней пистонов пожилого фата, и общность наших «Жигулей» бьет себялюбие «Фиата».

Какой же русский, спросим мы, не любит жигулей с похмелья? Какие жигули из тьмы в разгаре классовых веселий, от Пугачева, от Емели, какие жигули летели над нашей тихой стороной!

Вздохнешь невольно над строкой…

Всем жиголо, блядям Европы, не по зубам простая суть – у нас своя большая опыт, нам жигули проложат путь в эпоху новых скоростей, но не хватает запчастей.

Меж тем, в пансионате «Швейник» на берегу остзейских вод его не ждут ни кот, ни веник, жена, и та его не ждет.

Мятежный край чухны и жмуди отнюдь-отнюдь его не ждет, не ждут ответственные люди, да и простой народ не ждет.

Быть может, будет бал в курзале, когда к толпе, вошедшей в раж, с картины Репина «Не ждали» сойдет заезжий персонаж.

Среди лесов, его не ждущих, не ждет его ни волк, ни крот; не ждет ни пьющий, ни жующий; быть может, только Цапля ждет… Ведь сотни лет ждала здесь принца болотная сия жар-птица.

Действующие лица:

ИВАН МОНОГАМОВ, международник,

слегка уже описанный выше сорокалетний юнец. Несет в своем облике и поведении признаки долгого пребывания за границей и некоторые особенности личной психоструктуры. Огромные, размером с солнечные очки, ярко-синие глаза. Личность, словом, несколько странная, выказывающая временами полную принадлежность к своему сословию, временами ужасный с ним разлад.

СТЕПАНИДА, его жена,

является крупным женским общественником, хотя и не показана в этой своей деятельности по причине пребывания на курорте.

В первом акте это вневозрастная худощавая с твердым легким шагом кобыленка. Некоторые признаки задорца по принципу «не-спи-вставай-кудрявая». В дальнейшем распухает прямо на глазах у зрителей: груди, ягодицы и живот превращаются в объемистые шары, и вместе с этим в облике обнаруживаются черты мрачного величия.

БОБ, их сын, прыгун в высоту,

подобно всем его товарищам по профессии, дитя очень нервное и сосредоточенное на одной идее – прыгнуть выше. Замкнут, общается с окружающими только по делу, постоянно пружинит ноги, что-то подсчитывает, «ловит темп», иногда делает махи то левой, то правой.

В пансионате «Швейник» проводит короткий перерыв между ответственными стартами.

ФИЛИП ГРИГОРЬЕВИЧ КАМПАНЕЕЦ, директор пансионата «Швейник».

Полнокровный жизнерадостный мужчина за шестьдесят, сторонник реалистического подхода к действительности. За плечами, фигурально говоря, «Орел и Каховка», но это не означает, что сейчас якоря уже брошены в тихой пристани. Постоянно на телефоне. Постоянная связь с важными промышленными центрами страны. Можно было бы дать Ф.Г.К. звание «короля бытовой химии», если бы это не звучало слишком иронически. В осанке персонажа и впрямь есть что-то королевское, только иногда глазки начинают блудливо бегать, да рот изредка открывается, и видно, как внутри полости язык производит мощную очистительную работу.

ЛАЙМА, РОЗА, КЛАВДИЯ, дочери Кампанейца от разных браков.

Всем трем по тридцать лет с разницей в несколько дней. Пристроены папашей на различные должности в пансионате (Лайма – кастелянша, Роза – культработник, Клавдия – диетсестра, плюс каждой еще полставки по пищеблоку), но главное для сестер – поиски оправдания своего существования.

Огромная неудовлетворенность, тяга к чему-то светлому, чистому сближает их, может быть, больше, чем сомнительное родство.

Лайма, крупная блондинка, склонная к рассудительности, пытается внести нечто рациональное в нравственные поиски.

Роза, напротив, стройная брюнеточка с вечной сигаретой в углу рта, агрессивно мечтательна, вызывающе аристократична духом.

Клавдия, несколько опустившееся растрепанное существо неопределенной масти с дерзкими манерами, что называется «сама непосредственность».

Общее для сестер – состояние сильной недодоенности.

ЛЕША-СТОРОЖ, подозрительная фигура лет под сорок.

Все в нем вызывает недоверие: фирменные джинсы на подтяжках, длинные волосы, борода, монокль. Еще более подозрительны простонародная речь и русофильские мотивы. Самое сомнительное – сушка грибов, чем он занимается постоянно, увлеченно и деловито.

ЛЕША-ШВЕЙНИК, кристально чистый трудящийся с путевкой.

Единственный отдыхающий на законных основаниях. Улыбчивый, очень удовлетворенный своими правами и обязанностями. Подчеркнуто отстранен от нервного сюжета. В общем, еще более подозрителен.

ЦИНТИЯ и КЛАРЕНС ГАННЕРГЕЙТЫ, старики-хуторяне,

быть может, последние представители обанкротившейся в Прибалтике системы изолированных хозяйств.

Являются из леса и в первые минуты после появления кажутся ожившими лесными кочерыгами, замшелыми и нелепыми. Потом, правда, в них появляется огонек. В воздухе начинает попахивать серой.

ЦАПЛЯ,

представитель вымирающего вида пернатых, швея комбината «Красная Рута».

Действие развивается, происходит и замирает в наши дни вблизи от нашей западной границы в одном из наших профсоюзных пансионатов, предназначенных для отдыха наших трудящихся.

Пансионат называется «Швейник». Это двухэтажный дом с мансардами, чудо комфорта среди местного захолустья. Он стоит на изумрудно-зеленой равнине, отлого уходящей к гребешкам дюн и встающему за ними открытому морю. По краям равнины поодиночке и композиционными группами расположены огромные европейские деревья, каштаны. Купы их создают настроение заброшенной усадьбы, былого великолепия, хотя никакой усадьбы здесь не было, как не было и великолепия, а была здесь в течение всей истории, во все века иностранного владычества и в короткие годы независимости одна лишь глухомань, ныне, благодаря недалеким индустриям, только усугубившаяся.